невозможно слепить скалу!
этом не думал.
этот человек мог думать о чем-то другом?
Антарм. - Это закон природы. О законах природы не думают, почему они такие.
законам природы - как законы могут мешать тому, ради чего существуют?
признался Следователь. - Точнее, нет - не врагом, вы были объектом, против
которого я должен был направить свои профессиональные действия.
"объектах", против которых я направлял свою професссиональную деятельность в
том, покинутом мире.
материален и не думал рассеиваться в пространстве подобно привидению.
вашим противником, но теперь это исключено. Когда вы мне рассказали о своем
мире, я слушал и не верил, потому что этого не могло быть. Но то, что не
может быть, то, что не соответствует природным законам, не обладает
энергетикой - никакой! А получилось иначе, и я понял, что в ваших словах
содержится правда. Понимаете, Ариман?
опасны. Никто из нас не может защититься от ваших воспоминаний, вы это
понимаете?
так я еще и влияю на тех, с кем общаюсь и кому рассказываю о моей Москве, о
моей работе...
следовать за вами! Эта ваша энергия - она, как веревка, привязывает меня к
вам. Лучше бы вы пометили меня своей ладонью. По крайней мере, я бы сразу...
верно? Скажите, как мне вернуть Даэну.
в моем мире ее назвали бы аурой, - вытянулась вверх; то ли духовная
составляющая этого человека отделилась от его физической оболочки, то ли
оболочка попросту исчезла - я не знал, но чувствовал, что теряю
единственного партнера и, может быть, друга.
опускавшийся шар - бледный, размытый, идея шара, суть шара. Ученые начали
против меня новую атаку, и отразить ее у меня не оставалось сил.
Глава пятнадцатая
уничтожить Минозис, но мою память, и потому, как ребенок, у которого вот-вот
отнимут банку с любимым вареньем, я ел сладость воспоминаний большой ложкой,
готов был лопнуть, но съесть, вместить сколько влезет и еще чуть-чуть...
я вспоминал и захлебывался.
"Этот кусок пластика засуньте себе в... Я спрашиваю, что вы умеете?"
машине сидит отец, а инструктор - на заднем сидении. Мы едем по Кольцевой
Минск-2, и я боюсь оторвать колеса от бетонки, отец положил руку мне на
колено, а инструктор бормочет: "Не бойся, парень, лететь - это даже
приятнее, чем с женщиной..."
случаю Дня России. Справляли у Юлика, в прихожей у него висела голограмма:
"А ты хоть знаешь, сколько ей лет?" Имелась в виду Россия, но все понимали
по-своему. Я пришел один, со Светой мы познакомились, когда у нее упала
сумочка, я наклонился, увидел в сантиметре от себя стройные ноги и
неожиданно поцеловал сначала одну коленку, потом другую, потом выше, Света
молча стояла и ждала, а потом... Потом воспоминание взрывалось, и все было
сразу, я понимал, что именно было, но вспомнить последовательно никогда не
мог - не сумел и сейчас...
что вы работали над темой энергетики генетической памяти". - "Да, я
работаю... Но не только я. Почему вы пришли ко мне, и что вам нужно?" - "Мое
имя Ариман". - "Ариман, простите?" - "Бог зла, если угодно. Бог разрушения".
- "Да, знаю, это что-то из персидского... Но чего вы хотите, не понимаю".
Откуда это?
дождь, ливень, шквал, на нас падал и никак не мог упасть огромный рекламный
щит, он за что-то зацепился, а мы не могли отбежать в сторону, ветер держал
нас крепче доброго каната. И когда щит наконец с ужасной быстротой повалился
вниз, я сумел...
мебелью - огромная кровать, комод с резными выдвижными ящиками, два стула с
гнутыми спинками, посреди комнаты стоит старик в странном балахоне, который,
скорее всего, - просто большая ночная рубаха. Колпака не хватает, чтобы
старик стал похож на изображение со старинных литографий.
никогда так не говорил, но сейчас произношу этим не своим голосом:
керосиновая лампа под абажуром, мне воображается, что Абрам Подольский
швырнет этот агрегат в меня, керосин разольется и вспыхнет, мне-то все
равно, но квартира сгорит дотла.
Абрам, и только теперь я ощущаю мимолетное удивление. Абрам Подольский?
Предок Генриха Натановича, странную смерть которого биохимик пытался
расследовать, изучая собственные инкарнации? Если передо мной действительно
Абрам, то кто я?
отдельные слова высвечивались, другие пропадали, я не воспринимал их, только
движения губ:
потому, что хочу отомстить. Мстить - тебе?"
гордая натура этого человека. Подольский рванулся навстречу, и мне ничего не
оставалось, как протянуть руку. Подольский натолкнулся на мою ладонь, черты
лица его исказились, а из горла вырвался такой дикий нечеловеческий вопль,
высокий и чистый, как нота "ля", что я отступил, но было поздно: черное
пятно на лице Абрама выглядело маской шамана какого-то дикого африканского
племени. Старик повалился, как сноп, а из-за двери я услышал взволнованный
голос секретаря, того самого Якова, арестованного по делу об убийстве и
отпущенного потом за недостаточностью улик.
не стал дожидаться, когда он ввалится в спальню.
третий месяц нашей семейной жизни, романтическое путешествие, катер несется
в сторону Петергофа, я вижу у берега скопление лодок, катеров, малых
прогулочных ракет и других посудин разного тоннажа, все прибыли на открытие
фонтанов, мы наверняка опоздали, места поблизости от Самсона уже не найдешь,
лучше всего, конечно, видно с воздуха, но пространство над Большим дворцом и
парком с утра закрыто для личного транспорта - и правильно: только жертв со
смертоубийством недоставало в этот яркий майский день.
Алены расплывающееся черное пятно. От неожиданности я застываю, жена смотрит
на меня недоуменным взглядом, она не понимает, что с ней происходит, а
секунду спустя я вздыхаю с облегчением - это всего лишь густая тень... Пятно
сползает с лица Алены, и оно оживает, но я уже не нахожу в себе сил сообщить
о том, что бинокли остались дома, только машу рукой в сторону берега и
бормочу сдавленным голосом:
фейерверка и...