показывая, что ему это уже неинтересно: - Ну, отруби ему там что-нибудь на
свое усмотрение...
зимний ветер успел понаесть черных проплешин. Быстрые и острые копыта чарса
то высекали мерзлую земляную крошку, то взметывали белые искристые облачка.
последние дни она стала настолько привычной, что сейчас его можно было
назвать спокойным. Мысли текли четко и целенаправленно. Никакого упадка
душевных и физических сил. Он не мог себе этого позволить. Силу же,
затраченную на схватку с клантом нубесов, он с лихвой возместил за счет
коренных жителей этого макора - довготы были храбры и воинственны до
изумляющей глупости и никогда не уклонялись от схватки, если враг был один,
а их самих - больше двух, даже если враг был значительно сильнее их всех,
вместе взятых. После того как он сжег магией и зарубил ледяными клинками не
меньше трех десятков нападавших, впитывая в себя их жизнь до последней
капли, остальные довготы в страхе отступили. Путь позади него был залит
кровью, но сам он чувствовал могучий прилив сил. Мощь бродила в нем, требуя
выхода.
тонким прозрачным ледком. До макора кордов оставалось еще несколько часов
пути, дальше ему придется отклониться на юго-восток по дороге, ведущей к
Габалассе. Естественно, он не собирался заезжать в город, корды были так же
враждебны дал-роктам, как и хааскины, довготы, нубесы... Он перехватит
демона или до города, или после. Скорее всего, после. Сомнений в исходе дела
он не испытывал.
вызванную жуткой метелью, разыгравшейся в макоре Адаламос после смерти
серого мага, наверняка решившего отомстить хоть таким способом. Снегу намело
по самое брюхо чарса, он несколько раз сбивался с дороги, но чутье,
обостренное необходимостью и магией, вело его вперед. Более того - он прибыл
исключительно вовремя. Момент для нападения был идеальным. Он все сделал
правильно. Судьба Инитокса, его собственное поражение на Алтаре Зверя -
уроков было достаточно, чтобы понять: в прямом столкновении он может не
выиграть. Нужно было создать ситуацию, заведомо проигрышную для врага.
Ситуация создала себя сама, когда, добравшись до пристани, он обнаружил, что
корабль с демоном уже отплыл, но все еще оставался в пределах досягаемости
магии - Драхуб чуял его обжигающую ауру.
гибели демона пойдет на дно. Существует множество способов достать
необходимое из воды, как магических, так и обычных. Хуже было то, что с
демоном он чуял лишь свой меч, а меч терха Инитокса, Дикарок, все еще
путешествовал по территории нубесов, хотя и был уже где-то недалеко. Но
главной задачей сейчас был не возврат мечей, а гибель засферного демона. И
Драхуб сосредоточился именно на ней. Хотя, если быть откровенным, силы,
заключенной в Оретуне, ему сейчас катастрофически не хватало.
Руке Тьмы не хватило каких-то мгновений, чтобы превратить корабль и все, что
на нем находилось, в смертный тлен. Для этого страшнейшего и
могущественнейшего заклинания не существовало препятствий. Но оно требовало
полного самоконтроля творца, железной воли и полной отдачи сил. Появление
хитиновых воинов все испортило. Сосредоточенность была нарушена, заклинание
было прервано, сила потрачена зря...
бившего ему в лицо, не чувствуя самой скачки, не чувствуя ничего, кроме
жгучего, исступленного желания - догнать и уничтожить своего врага. В этот
момент его ледяное спокойствие дало трещину. Уничтожить необходимо было
быстро и чисто, одним ударом, без всякой игры, обычно сопутствующей мести.
Демон уже доказал, что он неподходящий объект для подобных игр... Мощные
стволы камнелюбов и прочей более мелкой поросли за левой обочиной, казалось,
в страхе жались друг к дружке, оттесняясь в глубину, лишь бы не касаться
облака сжигающей ярости, что летело впереди огромного жуткого всадника...
это ни стоило. Но на нем висело невыполненное обязательство перед Родом, и
от завершения пришлось уклониться... Вернее, отложить. Да, именно так,
отложить. Дал-рокт не уклоняется от схватки. Он лишь откладывает ее до более
подходящего момента. Потери в схватке с нубесами были незначительны - на
правой руке не хватало трех пальцев. Драхуба это увечье не волновало, боль
он подавил в самом зародыше и больше к этому не возвращался. Шею чарса
украшала длинная, запекшаяся кровью царапина, оставленная скользящим ударом
хитинового клинка, кроме того, у зверя не хватало левого уха. Но поводьями
маг почти никогда не пользовался, предпочитая управлять животными мысленно,
поэтому эти раны тоже не имели значения. Главное, что чаре был в состоянии
двигаться вперед.
когти глубоко впились в кожу плаща, напоминавшего сейчас, после схватки с
нубесами, лохмотья. Он понимал, что его собственная ярость может сейчас
убить это слабое создание, и постарался загнать ее поглубже, прежде чем
своим умом осторожно коснуться сознания каруны. Предосторожность оказалась
излишней. Каруна уже умирала. Срок ее жизни исчерпался ее бешеной
активностью, и полученное Драхубом сообщение было кратким: - Селение. Марн.
Последний. Ухожу...
Прощай.
северного ветра. Неподвижное тельце сковал более сильный холод, чем зимний,
- холод смерти. Драхуб остановил чарса, спрыгнул, бережно снял тельце своего
верного исполнителя с плеча и положил на запорошенную снежной крупой землю.
Оставшиеся три пальца правой кисти - три из шести - сложились в несложный
знак. Из земли ударил жгут темного пламени, поднялся тонким причудливым
побегом на высоту его глаз и так же стремительно опал. Каруна растаяла,
словно ее и не было. Пламя в любом его проявлении было ненавистно самой сути
дал-рокта, но ритуал шел из древнейших времен, он был старше самого Владыки
Колдэна, могучего Икседуда, и корни его уходили в дни, предшествовавшие Дням
Исхода
талыми краями, словно сочившуюся кровью рану от могучей стрелы, Драхуб снова
взметнулся в седло. Душу сжигало яростное пламя предстоящей битвы, и он
знал, что вскоре ее получит.
дороге, там, где каменитовое полотно выщербилось или просело, блестели
грязные лужи, взбаламученные ногами, копытами и колесами тех, кто проехал
раньше. Теперь по этим лужам ходко шлепали копыта наших животных.
выискивая глазами малейшие признаки опасности, хотя широко раскинутая
скан-сеть уверенно заявляла, что вокруг все спокойно. Как известно,
обжегшись на молоке, дуют на воду. Вспоминать о своем беспомощном состоянии
было неприятно. Хорошо, что большая часть способностей вернулась, и
вернулась вовремя, до того, как под ногами перестала плескаться вода
Великого озера.
Тай ездовым зверем, а затем распрощались с городом за ближайшими воротами. О
ярой нелюбви местного Верховного мага к чужакам спутница просвещала меня все
оставшееся до высадки время, не подозревая, что то же самое делает эмлот,
причем куда подробнее, поэтому, пока мы находились в городе, я
предусмотрительно развешивал "призраков", как только замечал стражников
поблизости. В результате и наше появление в Неурейе, и отъезд из нее
остались незамеченными.
занимала взгляд, немного отвлекая от тревожных, надоедливых и все еще
неразрешенных вопросов, коих за время пути накопилось предостаточно. По
бокам, перемежаемые темно-зелеными зарослями лапника и господствовавшие над
ними, проплывали голубоватые рощи длинноуха - высокие тупоносые макушки
возносились вверх от семи до десяти метров. Кроны этих деревьев с их
причудливыми листьями выглядели словно обвисшие, располосованные на ленты
зонтики - некогда громадной величины и великолепного размаха. Или как узкие
и длинные ленты размотанных до земли бинтов. По информации эмлота, эти
листья, обладая дезинфицирующим действием, отлично подходили для перевязок.
По кронам длинноуха, словно праздничные гирлянды, тянулись желто-зеленые,
жесткие даже на вид плети ползучки - вьющегося растения-паразита с острыми,
как бритва, побегами. Изредка
в окружении настойчивой местной поросли казались великанами, захваченными
врасплох, опутанными голубыми, зелеными и желтыми цепями по рукам и ногам,
но все же пытающимися встать и выпрямиться во весь рост. Стреловидные листья
камнелюбов торчали, словно лес шпаг, ощетинившихся для защиты от
захватчика...
своими вопросами, и мы потихоньку болтали по дороге о том о сем. Держалась
она в седле с гордой непринужденностью амазонки, почти не управляя