не возражал, но собирался выставить свои условия. Игры в заложников были
опасной затеей, и здесь, на этом ристалище угроз и шантажа, дон Гре-гОрио был
уязвим в такой же степени, как Ричард Саймон. Прекратив жевать, он наклонился к
Пако:
Фокусника и остальных. Проверь, как у них с оружием. Если чего не хватает,
добавь из наших запасов. Пусть готовятся. Ударим завтра, по всем живодерням
сразу.
часа, ты должен быть в море у подножия Синей скалы. Там камень есть - большой,
с трещинами по краям, похож на осьминога. Я буду ждать на этом камне, а ты
придешь на катерах. Два катера, сорок бойцов, четыре пулемета и проводник.
Насчет катеров договорись с "торпедами". С Сергуном. Пако кивнул:
скалу? - Пако снова кивнул. - Так вот, мы пойдем иной дорогой. В утесе есть
трещины: одни кончаются тупиками, другие ведут в пещеру, а из нее подземными
проходами можно попасть наверх, к Архиву и тюремным ярусам. Наш проводник...
Саймона за плечо. - Ты откуда об этом знаешь, э? Ежели есть такие проходы, то
оних лишь "штыкам" известно! И не простым, а паханам да самому Анаконде. Я вот
жизнь в Рио прожил, сорок пар сапог стоптал, а о пещере под Синей скалой слыхом
не слыхивал!
невыразительным, незаметным, и только между бровей пролегла глубокая складка. -
Работает, - повторил он, - а как и отчего, я и подумать боюсь. Не мое это дело,
э! Ты - дон, я - пахан, ты - командуешь, я - навытяжку. Значит, два катера,
сорок бойцов - и в пещеру?..
привезут на пятый пирс. А если не привезут, то проводник уже со мной. Садитесь
в катера и отправляйтесь в море. Ясно?
- темные, длинные, глаза - карие, стройна и собой хороша, но пуглива. Не ровен
час, кто из твоих ее обидит. На собственных кишках повешу!
Девка, значит... Ну, тогда дело понятное. Говорили мне, "штыки" любят баб не
меньше покойного Кобеля, а где бабой запахнет, там секретов не сохранишь. Баба,
она сегодня к одному мужику прислонится, завтра - к другому. А ты, Кулак, из
видных мужиков!
Солнце уже поднялось, огненным оком нависло над бухтой набережной, брошенной
пыльной подковой за пирсами и складами. В дальнем ее конце, на площади, серой
громадой торчала Богадельня, за ней мотались по ветру зеленые лохмы пальм,
виднелись кровли и белые стены старого города, вздымал купола собор, а еще
выше, на фоне аметистовых волн и прозрачной небесной голубизны, плавали башни
Форта. Утес, который подпирал их, казался сейчас не синим, а угольно-черным,
угрюмым и грозным; его основание, выступавшее в море, окаймляли жемчужные
ожерелья пены.
лицо в ладонях. Спать ему не хотелось; он мог обходиться без сна по двое-трое
суток, лишь временами отдыхая в кратком забытьи цехара. Но в эти минуты он не
нуждался в отдыхе. Ярость клокотала в нем, фантомы разрушения и смерти
проносились под сомкнутыми веками; он видел то развалины замка в Кратерах, то
огненный факел, пожирающий донов, то Форт, взлетающий в воздух в ослепительной
вспышке взрыва, то озера пылающей нефти и стаи кайманов, которые рвали людей со
знакомыми лицами - дона Грегорио, старого Хайме, Хорхе и прочих, ненавистных и
омерзительных, точно клыкастые тайяхатские крысы. Зная, что ярость - плохой
советчик, он дал ей выплеснуться, перегореть, рассеяться; потом глубоко
вздохнул и вызвал другую картину.
и морем, с лабиринтом нешироких улиц и серыми лентами дорог. Одна уходила на
запад, к Плоскогорью, отделяя изумрудные джунгли Хаоса от маисовых полей,
фруктовых рощ, ферм и строений пригородного кибуца; другая вела на север, к
Параибе, Озерам и городу Рог-Гранде. Эту магистраль проложили на возвышенности,
рядом с рельсовыми путями, однако она была не единственной: от нее ответвлялся
еще один тракт, прямой, тянувшийся ближе к морю, почти незаметный в густой
прибрежной сельве. Но Саймон ясно видел его мысленным взором, как бы
превратившись на краткий миг в парящую над лесами и холмами Птицу.
голографическим сканером. Каждый спуск, поворот и подъем, абрис береговых
утесов, тени, протянувшиеся от них, дубы с приметными кронами и развилка, где
стоял вчера броневик и где остались лежать охранники в синем. "Если обойдется
без происшествий, можно доехать часа за четыре", - подумал Саймон, коснувшись
рычагов.
оборванцев - те, очевидно, ударили в заставу, обойдя ее кривыми улочками окины.
Выстрелов слышно не было, только звенели мачете да жужжали метательные ножи;
один из них пролетел над головою Саймона, проткнув горло зазевавшемуся
карабинеру. Нападающие всех цветов кожи, лохматые и бородатые - щеголяли в
жутких отрепьях, но у каждого на рукаве имелась повязка с изображением кулака,
и Саймон понял, что это - его люди. Вернее, они считали себя таковыми; видимо.
Номер Десять не стал дожидаться, пока ему свистнут, и занялся "штыками" всерьез
и в меру собственного разумения.
пасть обозленным крокодильерам, решился бы только безумец. Одноколейный
рельсовый путь тоже выглядел пустым, но это не было признаком бедствия - состав
с пассажирами и грузами ходил из Рио в Рог-Гранде один раз в сутки, одолевая
шестьсот километров ровно за двадцать четыре часа. Саймон не удосужился узнать,
какой из кланов контролирует железные дороги; может, ими владел все тот же
Хорхе Смотритель, и сейчас из Рог-Гранде катили платформы с вооруженными людьми
в широкополых шляпах.
разномастных лошадях - являлся фaктoм вполне реальным. Завидев машину,
крокодильеры открыли огонь, Саймон резко свернул к обочине, приглушил мотор и
скатился с сиденья в бамбуковые заросли - не такие густые, как вокруг
разоренной фазенды Пачанги, зато с шипастыми кактусами, торчавшими среди
зеленых коленчатых стволов. Колючий шар ужалил его в поясницу, другой, пронизав
шипами грубую ткань куртки, впился в бок, но Саймон терпел и молчал, не
шевелясь и старательно изображая покойника. По дороге, все ближе и ближе,
цокали копыта, и ему не хотелось, чтобы патрульные снова начали стрелять,
изрешетив автомобиль. Лиловый лимузин был самым быстрым средством передвижения,
а в данном случае - единственным и жизненно необходимым; крометого, Саймон
чувствовал, что привязался к нему в гораздо большей степени, чем к колумбийским
глайдерам и вертолетам. Все-таки этого монстра он захватил в бою и ездил в нем
не один - с Мигелем, Пашкой и Филином, а главное - с Марией!
отвалило? В кусты? Другой, коротко хохотнув, пробасил:
счетец будет ноль-один. Не люблю оставлять свидетелей.
дернулся в его руке, потом испуганно заржали лошади, грохнули копытами о землю,
кто-то захрипел, падая с седла, кто-то, захлебнувшись кровью, вы-. крикнул
проклятие, и наступила тишина.
машине, проверил, что сумка с маяком цела, и включил мотор.
метрах в трехстах. Охраны здесь не обнаружилось, только торчал посередине
фанерный щит с эмблемой смоленских - старинной пушкой на колесном лафете.
Саймон притормозил, соображая, не разнести ли фанерку в клочья, потом,
усмехнувшись, аккуратно объехал щиток. Пушка не вызывала у него раздражения. В
конце концов, он сам имел право на этот герб, принадлежавший его родному
городу, и если как следует разобраться, права его были неоспоримы. Во всяком
случае, они представлялись более вескими, чем у дона Грегорио или, скажем, у
покойного Карло Клыка. Но гербы в отличие от людей не склонны к персональному
волеизъявлению; люди выбирают их, позорят или покрывают славой, чернят и
золотят, и случается так, что грозный лев становится символом мира, а древние
знаки звезды и креста - синонимом ужаса.
машину в лес, укрыл под плотным пологом лиан, а сумку, где хранились маяк и
тетрадь Майкла-Мигеля, закопал под корнями развесистой сейбы. Грохочущий
автомобиль был слишком заметным и шумным, и хоть в Кратерах наверняка ждали
гостей, все же оповещать о них не стоило. Как говорил Чочинга, тихий клинок
выпьет больше крови.
под лианами, огибал заросли - серая мелькающая тень среди других теней,
коричневых, лиловых, зеленоватых. Эта чаща не походила на тайяхатские джунгли,
полные опасного и хищного зверья; здесь самым смертоносным обитателем был
ядовитый паук-птицеед, самым быстрым - обезьянка-сапажу, а самым сильным -
древесный удав. Кроме них, тут в изобилии водились птицы: сине-желтые ара с
черными полосками вокруг глаз, туканы с чудовищными клювами, большие пестрые
голуби, стайки невесомых колибри - совсем крохотных, темно-зеленых, и
покрупнее, с золотистым металлическим отливом. Саймон, окунувшись в это
Семенова Мария
Лукьяненко Сергей
Юрьев Сергей
Доставалов Александр
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр