Чтение 66–й страницы книги ~Зимняя луна~

уверен в том, что говорил, даже наполовину. И действительно чувствовал,
что бежит от них. А что, если приведет помощь, но они уже будут мертвы к
тому времени, когда он появится на ранчо Квотермесса?

Он убьет себя. Никакого смысла продолжать жить тогда не будет.

Правда, все может случится и не так: умрут не они, а он. В лучшем
случае, у него пятьдесят процентов, что удастся невредимым пройти весь
путь до "Желтых Сосен". Если буря не повалит его, это может сделать
кое-что другое. Ведь никто понятия не имел, насколько пристально за ними
наблюдают, и будет ли знать их враг о его уходе. Если оно заметит его
снаружи, то далеко не отпустит.

Тогда судьба Хитер и Тоби будет зависеть только от них самих.

Ничего другого он сделать не может. Никакой другой план смысла не
имеет. Возможности нулевые. И время бежит.

Удары молотка отдавались во всем доме. Тяжелые, гулкие, страшные
звуки.

Джек использовал трехдюймовые стальные гвозди, потому что они были
больше, чем все то, что ему посчастливилось отыскать в инструментальном
шкафу гаража. Стоя в вестибюле в низу задней лестницы, он вбивал их под
углом к двери, в косяк. Два над ручкой, два ниже. Рама была из крепкого
дуба, и длинные гвозди входили в дерево, только если бить по ним с
отчаянной силой.

Петли были внутри. Ничто с заднего крыльца не могло их поддеть и
снять дверь.

Тем не менее, он решил прикрепить ее к косяку на этой стороне как
можно надежней, хотя бы только двумя гвоздями вместо четырех. Он вбил
другие два в верхнюю часть двери и в притолоку, просто для уверенности.

Любой "гость", который оказывался у задней лестницы, мог идти сразу
двумя путями, едва войдя в эту дверь, тогда как от всех других дверей вело
только по одному. Отсюда существо могло ворваться на кухню и атаковать
Хитер в лоб - или же быстро подняться в комнату Тоби. Джеку хотелось
предотвратить прохождение существа на второй этаж, потому что оттуда оно
могло проскользнуть сразу в несколько комнат. Избегая лобовой атаки,
вынудить Хитер саму искать встречи, до тех пор, пока ему не представится
возможность атаковать ее сзади.

После того как вбил последний гвоздь, отпер замок и попытался открыть
дверь. Он не смог и пошевелить ее, как ни старался. Никто не пройдет -
здесь спокойно: придется выламывать дверь, и Хитер услышит это, где бы она
ни была.

Он повернул рычажок. Ригель снова утопился в своем гнезде.

Надежно.

Пока Джек забивал другую дверь в задней части дома, Тоби помогал
Хитер сложить кастрюли, сковородки, блюдца, тарелки и стаканы перед дверью
между кухней и задним крыльцом. Эта аккуратно сбалансированная башня
должна была рухнуть с гулом и треском, если бы дверь попытались отворить
даже очень медленно. Звук предупредил бы их об опасности, где бы они ни
были.

Фальстаф держался подальше от шаткой конструкции, как будто понимал,
что у него будут большие неприятности, если именно он столкнет всю
пирамиду.

- Как насчет двери в подвал? - сказал Тоби.

- Там безопасно, - уверила его Хитер, - нет никакого хода в подвал
снаружи.

Пока Фальстаф с интересом наблюдал, они соорудили подобную
примитивную сигнализацию перед дверью между кухней и гаражом. Тоби увенчал
ее стаканом с ложками, поставив его на металлическую миску.

Они перенесли миски, блюдца, кастрюли, сковороды и вилки в фойе.
Когда Джек уйдет, им придется соорудить третью башню у передней двери.

Хитер не могла избавиться от чувства, что все их усилия по устройству
сигнализации бесполезны. Просто умилительны.

Они не могли забить все двери, первого этажа, потому что могло
потребоваться бежать через одну из них. В этом случае им просто нужно
будет порушить пирамиду, выдвинуть запор и уйти. И у них не было времени
на то, чтобы превращать дом в запечатанную крепость.

Кроме того, каждая крепость может стать тюрьмой.

Даже хотя Джек и понимал, что времени достаточно, чтобы попытаться
сделать дом немного более надежным, он не стал этого делать. Вне
зависимости от того, какие они предпримут меры, множество окон на первом
этаже делало организацию полной защиты весьма сложной.

Самое большее, что он мог сделать, - пробежать мимо окон наверху,
пока Хитер проверяла их на первом этаже - и убедиться, что они закрыты.
Многие из них казались заклеенными и довольно прочными.

За каждым открывалась взгляду только злая игра снега и ветра. Он не
заметил снаружи ничего необычного.

Джек порылся в шкафу Хитер в главной спальне, разглядывая шерстяные
шарфы. И выбрал один, с самой крупными петлями вязки.

Нашел свои солнечные очки на одежной полке. Ему очень хотелось, чтобы
это были лыжные защитные. Солнечных может быть недостаточно. Он не сможет
прошагать две мили до "Желтых Сосен" с глазами, не защищенными от блеска:
есть риск получить снежную слепоту.

Когда вернулся на кухню, где Хитер проверяла замки на последних
окнах, то снова поднял трубку телефона, надеясь услышать гудки. Глупо,
конечно. Линия отрезана.

- Пора идти, - сказал он.

У них могло остаться несколько часов или только бесценных минут,
прежде чем враг решит прийти за ними. Джек не мог угадать, быстро или
лениво приближается это существо. Не было ни малейшей возможности понять
его мыслительные процессы или узнать, значит ли что-нибудь вообще для него
время.

Чужак. Эдуардо был прав. Совершенно чуждый. Загадочный. Бесконечно
странный.

Хитер и Тоби проводили его до парадной двери. Он обнял Хитер быстро,
но крепко и страстно. Поцеловал ее в последний раз. И так же поспешно
попрощался с Тоби.

Он не отваживался задержаться в прихожей подольше, потому что в любую
секунду мог решить не уходить совсем. Ранчо "Желтые Сосны" - это
единственная надежда, которая у них есть. Не уйти - значило признать, что
они обречены. Но и смириться с необходимостью покинуть жену и ребенка
одних в этом доме было для него самым тяжелым из того, что он испытал за
всю жизнь. Тяжелее, чем видеть, как умирали Томми Фернандес и Лютер
Брайсон, тяжелее, чем сражаться с Энсоном Оливером на горящей техстанции,
тяжелее, чем возвращаться к нормальной жизни после повреждения
позвоночника. Он признался сам себе, что ему нужно больше мужества уйти,
чем остаться с ними. Не из-за тягот, которые на него обрушит метель и не
потому; что нечто необъяснимое может ожидать его снаружи. Но оттого, что
если они умрут, а он останется жив, его тоска, вина и ненависть к самому
себе сделают его дальнейшее существование страшнее смерти.

Он обернул шарфом лицо, от подбородка почти до глаз. Хотя получилось
два слоя, вязка была достаточно свободной, чтобы позволять дышать. Надел
поверх капюшон и стянул шнурок под подбородком, чтобы закрепить шарф.
Чувствовал себя рыцарем, готовящимся к смертельному турниру.

Тоби глядел на него, нервно кусая нижнюю губу. Слезы заблестели на
его глазах, но ему удалось удержать от порыва немедленно смахнуть их.
Остаться маленьким героем.

Джек надел солнечные очки, так что слезы мальчика стали менее видны
для него, и поэтому не так разъедающими его волю уйти.

Он надел перчатки и взял в руки моссберговский дробовик. Кольт сорок
пятого калибра висел в кобуре на его правом бедре.

Миг настал.

Хитер выглядела разбитой параличом.

Он едва мог глянуть на нее.

Она открыла дверь. Завывающий ветер занес снегом все крыльцо и порог.

Джек выступил из дома и с трудом отвернулся от всего, что любил.
Зашагал по снежной пудре на крыльце.

Услышал ее голос, произносящий в последний раз:

- Я люблю тебя! - Слова исказились ветром, но они были именно такие.

В конце крыльца, у ступенек, он приостановился, повернулся к ней,
увидел, как она сделала один шаг из дома и сказал:

- Я люблю тебя, Хитер! - и спустился в метель, не уверенный в том,
что она услышала его. Не зная, сможет ли он когда-нибудь говорить с ней,
обнять ее. Увидеть любовь в ее глазах или улыбку, которая для него значила
больше, чем место на небесах и спасение души.

Снегу на переднем дворе было по колено. Пошел, выдирая ноги из вязкой
пудры.

Он не отважился оглянуться.

Знал, что покинуть их было необходимо. Это было смело. Это было
мудро, осторожно, в этом была их главная надежда на спасение.

Однако всего этого он не чувствовал. А чувствовал себя так, как будто
отрекается от них.

Ветер засвистел за окном, как будто обладал сознанием и теперь решил