в траншеи к немцам".
Рубин и, утопая ногами в сугробах, зашагал вправо от него, а Кузнецов, снова
боясь забыться, стараясь не терять ощущение опасности, отрезвившее его,
подумал:
боюсь показаться слабым, больше всего перед тобой и перед другими боюсь
показаться слабым, и все делаю не я, а кто-то другой, а я не знаю, кто этот
другой во мне. Я не знаю его и не хочу знать, пусть будет так!.. Рубин,
пойми меня, я тоже ничего сейчас не соображаю, но мы дойдем до балки и
успокоимся - сделали все... Хотя я уверен, что это совсем бессмысленно! И
поэтому понимаю, что виноват перед тобою. Рубин!.."
Кузнецова вперед. И еще в зыбком полусне, в полуяви он моментально
определил, что стреляли сзади, и с первой мыслью, что незаметно прошли
боевое охранение немцев, он, толчком инстинкта брошенный на землю, сдернул с
шеи ремень автомата, крича:
шитье автоматов позади, звонко грохнувшие там один за другим разрывы гранат;
он кинулся назад, к воронке, в направлении двух бронетранспортеров, куда
ушла группа Дроздовского, на бегу соображая: "Что они? Напоролись на немцев?
Неужели не смогли пройти?"
степь крупнокалиберный пулемет - вся степь ожила огнями, торопливо
расширялась и суживалась, выскакивали над самой головой светы, расталкивали,
раздвигали темноту неба, и вкось скакали перед Кузнецовым и Рубиным
собственные тени, на которые бежали они, наступали и которые бестелесным
скольжением уходили от них.
бомбовую воронку и справа затемневшие бронетранспортеры, где пунктирно
просекалась выстрелами поземка.
тонкий клекот смешанных очередей, и Кузнецов, задыхаясь, подбежав к
бронетранспортеру, увидел отсюда все.
гусеничным машинам на бугре, до деталей выпукло освещенным ракетами, а в
пространстве за подбитыми бронетранспортерами, близ кладбища немецких танков
в низине, темнели, ползали по снегу несколько человеческих фигур, и оттуда
басовито частили наши автоматы по двум машинам, по отбегающим к ним немцам.
Одна машина, с повисшими на бортах телами, заработала мотором, тронулась с
места, начала разворачиваться, поползла с бугра; другая по-прежнему стояла,
и от нее лихорадочно отделялись вспышки - немцы простреливали автоматным
огнем низину
злорадством впиваясь онемевшим пальцем в спусковой крючок - приклад автомата
отдачей заколотил в плечо, и степь ослепленно качнулась в этом огне.
Неимоверным усилием он остановил себя, чтобы не выпустить целый диск одной
строчкой.
душить!..
плясал сбоку багровый блеск крепких зубов Рубина, его большое, злобное лицо,
опьяненное, притиснутое скулой к ложе автомата. Но в первый миг Рубин не
услышал, видимо, команды, и Кузнецов, ударив его в плечо, закричал неистово
и разгоряченно: "Гранаты! Гранаты!" И лишь после того срезанно оборвалась
автоматная очередь - правая рука Рубина стала рвать, выворачивать карман
шинели, потом, отскочив на два шага от бронетранспортера, он, скособочась,
выдернул чеку, с хрипящим горловым выдохом швырнул гранату в сторону бугра.
И, сразу выхватив вторую гранату, с сумасшедшим замахом бросил ее следом.
Два разрыва, один за другим, красным плеснули по скату бугра - гранаты не
долетели до машин.
бронетранспортера, хлестнул по машинам длинными очередями. Понимая, что они
оба быстро расстреляют все патроны - ни одного запасного диска не было, -
Кузнецов подумал тотчас: надо продвигаться туда, к низине, где под огнем
лежала в снегу группа Дроздовского, хотя и ясно уже было, что он и Рубин
отвлекают на себя внимание немцев. Но одновременно с сознанием этого слух
его улавливал поредевшие ответные выстрелы наших автоматов из низины. И,
оторвав палец от податливой упругости спускового крючка, он приподнялся на
локтях, крикнул:
Слышишь меня? Береги патроны, рассчитывай!.. Я к ним...
нечеловеческий оскал его лица сдвинулся, изобразил подобие улыбки. - Полежу
тут!.. Еще бы пару дисков, лейтенант, я бы их, гнусняков, как клопов
расклевал!
угловатую тяжесть трофейного пистолета, выхватил его из кармана, бросил
Рубину. .- У меня свой "тэтэ", заряженный! Рассчитывай точно патроны,
слышишь. Рубин!
лай автоматов, резал по низине крупнокалиберный пулемет, из окон левых домов
заработали, заторопились еще три или четыре пулемета, трассы их проносились
чуть сбоку бронетранспортеров, исчезая, зарывались в сугробы.
пятьдесят в сторону низины, куда под разверзающимся светом ракет сверху
стреляли от машины немцы. И вдруг все отяжелело в нем, стало свинцовым, как
будто сжала дыхание непомерная настигшая тяжесть. Он несколько раз с ходу
падал на колени, выпуская короткие очереди по бугру, а сердце, задохнувшись,
звонкими молоточками барабанило в ушах, заглушая внешние звуки, глаза искали
основания вспышек, мелькающих вокруг машины на бугре, и вместе со звонкими
молоточками в ушах выстукивала в сознании одна и та же настойчивая мысль:
"Почему они не уходят к танкам? Почему они не двигаются? Почему лежат под
огнем? Надо вперед, вперед, за танки!"
сожженными немецкими танками, был Уханов. Уханов лежал за сугробом, шагах в
ста пятидесяти от подножия бугра, втиснув пленного немца в снег, сверху
навалясь на него грудью, бил расчетливыми очередями по одной оставшейся на
бугре машине. После каждой очереди он отползал влево, к танкам, матерясь,
сильными рывками подтягивал немца за собой, снова втискивал его в снег и
наваливался на него.
задохнувшись, падая с размаху на землю. -
слышишь?
Кузнецову, и красно блеснул передний стальной зуб.
Ранило, кажется! Давай к ним!..
сорванный до неузнаваемости голос Уханова, и, вдавливая немца в снег, он
припал к автомату, целясь по машине на бугре.
Кузнецов, не пригибаясь, бросился, словно на ватных ногах, к разбросанным
шевелящимся телам в глубине низины. Сознавал лишь одно: там случилось то,
чего он не хотел, что не имело права произойти, не должно было случиться. И
с тем же неверием, с дикой злостью, уже сбежав на дно низины, он яростно
оттолкнул кого-то, сутулого, наклонившегося подле сугроба, что-то непонятное
делающего руками возле рта.
и тогда, под скатом сугроба, увидел, как сквозь волнистую пелену, знакомый
белый полушубок, белые валенки, санитарную сумку, сплошь облепленную снегом.
связист. - Да вон видите, как ее...
будто ей было холодно, руки сомкнуты на животе, маленький "вальтер" валялся
около ее неподвижно круглых поджатых колен, и что-то темное, ужасающее
Кузнецова, расплывалось на снегу, под нею.
не смог представить, что это кровь Зои, что он видит ее кровь, и сейчас же
попытался внушить себе, сказать себе, что ничего непоправимого не случилось,
она не может быть смертельно ранена или убита и не может так пугающе страшно
прижимать руки к животу
Сперва говорила: отойдите, мол, я сама. Не дала перевязывать... А теперь
ничего уж не говорит, - просочилось точно из-за тридевяти земель бормотание
связиста. - Все было тихо, а когда зашли в низину, они как дадут сверху. И
началось...
- Где он?
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Бажанов Олег
Майер Стефани
Беляев Александр