лепрозории или на блаженную жизнь обитателей некоей Атлантиды. Ежедневно
совершался привычный для них переход от самых шумных выступлений перед
ярмарочной толпой к полной отрешенности от внешнего мира. Каждый вечер они
покидали этот мир, исчезали, словно мертвецы в могильной сени, и на
следующий день снова оживали. Актер - это вертящийся фонарь маяка, огонь
которого то вспыхивает, то пропадает; для публики од только призрак,
только проблеск в этой жизни, где свет постоянно сменяется тьмою.
кончалось представление и поредевшая толпа зрителей растекалась по смежным
улицам, громко выражая свое одобрение, "Зеленый ящик" поднимал откидную
стенку, точно крепость подъемный мост, и общение со всем остальным
человечеством прерывалось. По одну сторону находилась вселенная, по другую
- передвижной барак, и в этом бараке ярким созвездием сияли свобода,
чистая совесть, мужество, самоотверженность, невинность, счастье, любовь.
чело прикасалось к челу, и так, пьянея от близости, они перешептывались
друг с другом.
она была сценой, для актеров - столовой.
поводом к уподоблению средней части фургона "аррадашу" абиссинской хижины.
находит нечто идеальное; когда влюбленные вместе едят и пьют, это создает
для них возможность украдкой обмениваться восхитительными прикосновениями,
превращающими любой глоток в поцелуй. Они пьют эль или вино из одного
стакана, как пили бы росу из чашечки одной лилии. Их души напоминают пару
грациозных птичек. Гуинплен прислуживал Дее, нарезал ей ломтиками хлеб или
мясо, наливал ей чаю, близко наклонялся к ней.
улыбку.
кости.
присутствием. Эти полудикарки, все еще чуждавшиеся людей, говорили между
собой по-цыгански.
Урсус шел привязывать Гомо на цепь под "Зеленым ящиком", а Гуинплен
направлялся к лошадям, превращаясь из влюбленного в конюха, подобно
гомеровскому герою или паладину Карла Великого. В полночь все уже спало,
кроме волка, который, полный сознания своей ответственности, время от
времени приоткрывал один глаз.
хлебом с ветчиной, запивая его чаем, который в Англии вошел в употребление
с 1678 года. Затем Дея, следуя испанскому обычаю и совету Урсуса,
находившего, что она слаба здоровьем, спала несколько часов, между тем как
Гуинплен и Урсус занимались внутри фургона и на дворе всеми теми мелкими
работами, которых требует кочевая жизнь.
немного, да и то по пустынным дорогам и безлюдным местам. В городах он
выходил лишь ночью, надвинув на глаза широкополую шляпу, чтобы его лицо не
примелькалось на улице.
в свои двадцать четыре года еще не видел городов больше Пяти Портов. Между
тем слава Гуинплена росла. Она уже вышла за пределы простонародья и
начинала подниматься выше. Громкая молва о человеке с необычайным лицом,
кочующем с места на место и появляющемся неожиданно то здесь, "то гам,
передавалась из уст в уста любителями ярмарочных чудес и охотниками до
диковинок. О нем говорили, его искали, спрашивали друг друга: "Где он? Как
бы его посмотреть?". "Человек, который смеется" положительно становился
знаменитым. Отблеск его славы падал до некоторой степени и на "Побежденный
хаос".
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ТРЕЩИНЫ
1. ТЕДКАСТЕРСКАЯ ГОСТИНИЦА
домами. Мост этот соединял город с Саутворком - предместьем, узкие улички
и переулки которого, вымощенные галькой из Темзы, казались настоящими
теснинами; подобно самому городу, Саутворк представлял собой беспорядочное
нагромождение всякого рода построек, жилых домов и деревянных лачуг,
бывших вполне подходящей пищей для пожаров: 1666 год доказал это.
произносят приблизительно Соузуорк. Впрочем, наилучший способ произношения
английских имен - это совсем не произносить их. Например, Саутгемптон
выговаривайте так: Стпнтн.
(франц.)].
на Марсель. Теперь это город; тогда это был поселок, бывший, однако,
весьма оживленным портом. В длинную, старую, напоминавшую циклопические
сооружения стену над Темзой были вделаны кольца, к которым
пришвартовывались речные суда. Стена эта называлась Эфрокской стеной, или
Эфрокстоун. Когда Йорк был еще саксонским, он назывался Эфрок. Согласно
преданию, у подножия этой стены утопился какой-то эфрокский герцог. В
самом деле, место здесь достаточно глубокое для любого герцога. Даже во
время отлива глубина тут была не менее шести брассов. Эта отличная якорная
стоянка привлекала к себе морские суда, и старинная пузатая голландская
шхуна "Вограат" становилась обычно на причал к Эфрок-стоуну. "Вограат"
еженедельно совершала прямой рейс из Лондона в Роттердам и из Роттердама в
Лондон. Другие суда отходили по два раза в день в Детфорт, в Гринич или в
Гревсенд, отправляясь с отливом и возвращаясь с приливом. Переход до
Гревсенда занимал шесть часов, хотя расстояние и не превышало двадцати
миль.
теперь только в морских музеях. Ее чрезмерно выпуклый корпус немного
напоминал джонку. В ту пору Франция подражала Греции, а Голландия - Китаю.
"Вограат", тяжелая двухмачтовая шхуна с водонепроницаемыми
перпендикулярными переборками в трюме, имела посредине глубокую каюту, а
на носу и на корме палуба была без бортов, как на теперешних железных
судах, снабженных башенками. Отсутствие борта имело то преимущество, что
во время бури ослаблялся напор волн, однако вместе с тем экипаж
подвергался опасности: не встречая на своем пути никакой преграды, волны
смывали людей прямо в море. Случаи их гибели бывали столь частыми, что от
такого типа судна пришлось отказаться. Обычно "Вограат" шла прямо в
Голландию, даже не останавливаясь в Гревсенде.
утес, частью искусственно сооруженный выступ, и это облегчало судам
возможность пришвартовываться к стене при любом уровне воды. Стена эта,
пересеченная в нескольких местах лестницами, представляла границу южной
оконечности Саутворка. Земляная насыпь позволяла прохожим облокачиваться
на гребень Эфрок-стоуна, как на парапет набережной. Отсюда открывался вид
на Темзу. По другую сторону реки кончался Лондон; дальше тянулись поля.
дворца и позади Ламбет-Хауза, неподалеку от места гулянья, носившего тогда
название Фокс-Холл, между горшечной мастерской, где выделывали фарфоровую
посуду, и стеклянным заводом, где изготовляли цветные бутылки, находился
один из тех больших, поросших сорными травами пустырей, которые во Франции
были известны под названием бульваров, а в Англии - bowling-greens. Слово
bowling-green, означающее "зеленая лужайка для катания шара", мы
переделали в boulingrin. В наши дни такие лужайки устраивают в домах,
только теперь их располагают на столе: зеленое сукно заменяет дерн, и все
это называется бильярдом.
boule-vert), совершенно соответствующее по смыслу слову bowling-green, мы
придумали еще boulingrin. Удивительно, что такая солидная особа, как
словарь, позволяет себе подобную ненужную роскошь.
принадлежала баронам Гастингсам, носившим также титул баронов
Таринзо-Моклайн. От баронов Гастингсов Таринзофилд перешел к баронам
Тедкастерам, которые сдавали его в аренду в качестве места для народных
гуляний, подобно тому как позднее один из герцогов Орлеанских сделал своей
доходной статьей Пале-Рояль. С течением времени Таринзофилд как выморочное
имущество стал приходской собственностью.
площади, где выстраивались в ряд балаганы фокусников, эквилибристов,
фигляров, музыкантов и где вечно толпились зеваки, "приходившие поглазеть
на дьявола", как говаривал архиепископ Шарп. "Глазеть на дьявола" -
значило смотреть представление. На эту празднично разукрашенную площадь
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Вронский Константин
Херберт Фрэнк
Смит Кордвейнер