предупредил Лешка.
На гимнастерке у него краснел комсомольский значок, на цепочке болтался
значок "Ворошиловский стрелок".
"Если успеете", -- и пошел с полными котелками к лесу, все оглядываясь на
реку, все шаря глазами по противоположному, деловито и спокойно
существующему берегу.
спереть мыло. "Ворошиловский стрелок", тщательно целясь, пулял в чаек
камнями, птицы, играя, взвизгивали, подпрыгивали, увертывались.
вздохнул Лешка. По всему было видно, что дело с переправой не задержится:
новые части, свежие подразделения выносило и выносило к водной преграде,
густо прибивало к берегу Великой реки. Берег распирало силою.
связи и, соединив порыв, проверившись с промежуточной, неторопливо шагал
"домой". Видит: в соснячке два обезжиренных бойца в новых гимнастерках
обнялись и плачут.
соседней части попали под обстрел, нитку порвало, и они никак не могут найти
второй конец провода. Командир же роты -- зверь. Чего доброго -- и
пристрелит. "Так вот сразу и пристрелит!" -- усмехнулся Лешка.
конца. Поднял Лешка голову -- а конец-то вот он! Над головой, на сосенке
висит -- забросило взрывом. Пуще прежнего заплакали парни-связисты:
относиться, как "дядька". На Брянском фронте, сказывал Финифатьев, прибыли
они на передовую, там, едва окопанный, полк стоит, растянувшись вдоль Оки на
восемь километров. Траншеи по колено, блиндажики и ячейки, отекшие от вешних
вод, с одним накатиком, но больше и вовсе без прикрытия, глина ногами
растоптана, брустверы травой заросли. В траншеях, запущенных, давно не
чищенных, -- подсохло, неровности, комки, ископыть от обуви. А пылищи! А
вонищи! Всю зиму после боев под Москвой, на берегу Оки просидел стрелковый
полк, недоукомплектованный после декабрьского наступления. Заспавшийся,
полуголодный полк никуда и ни в кого не стрелял, ни с кем не воевал. А немцы
с ним воевать не хотели. Они укреплялись, строили оборону аж в три линии.
Первая по берегу Оки с бетонированным покрытием на огневых точках, с бетоном
укрепленными стенами траншей, дотами со всем обеспечением, даже с
электричеством, дзотами, блиндажами, с отлаженной связью, системой
огнеметов, химической службой. Вторая и третья линии тоже укреплены и
оборудованы по всем правилам военной науки. Приедут наши проверяющие чины из
близкой столицы, поглядят в бинокли, в стереотрубы на вражеский берег,
сверят данные авиационной разведки по картам и еще какие-то сведения,
отважными советскими контрразведчиками добытые, -- и в штабной блиндаж --
пировать. "Ни хуя! -- слышится из блиндажа, -- мы им дали под Москвой и еще
дадим! Артиллерия наша, бог войны, всю эту ихнюю оборону в прах
расщепает..."
ходили за водой на Оку, подштанники и портянки полоскали, перекликались:
-- у нас шестьсот граммов хлеба дают!
и то не хватает.
из комсомольцев-добровольцев, начитавшийся книг, допрежь всего бестселлера
соцреализма "Как закалялась сталь", и внявший воплям неистового публициста:
"Хочешь жить -- убей немца!", "Где увидишь, там и убей!" -- завидевши на
другом берегу врага, спустившегося с ведром за водой, схватил винтовку и
подстрелил его. А по лесам-то, по окрестным уже густо-прегусто набилось
войска -- для наступления. И войско все шло, все летело, больше ночами,
тайно, как казалось нашим хитрым стратегам. И все они, войска-то, хотят
пить, морду мыть, пищу варить. Вечерами, дождавшись потемок, цепями бредут и
едут к Оке за водой, нескончаемые вереницы военных, неся на жердях ведра,
баки, термоса, катят кухни на конной и машинной тяге, заезжают прямо в реку,
повара котлы моют, кони воду пьют, отфыркиваясь, солдаты портянки полощут.
Ока -- всем спасение и отрада, потому как в лужах, с весны в лесах и в полях
оставшихся, головастики кипят, ручьи пересохли, ближайшие колодцы вычерпаны
до дна, прудики загажены.
патриотических идеологов, комсомолец- доброволец долбанул врага, за что уже
и награду получил -- командир роты по фамилии Щусь лично морду набил,
командир взвода товарищ Яшкин за такое усердие компостер поставил сапогом в
зад.
умеющие размениваться на мелочи, осветили берег, да ка-ак жахнули из
минометов, да как подчистили бережок из пристреленных пулеметов... И
залилась, запела, завопила передовая сотнями голосов -- всю ночь раненых с
берега увозили, трупы собирали. За водой к Оке сделалось ни проехать, ни
пройти. Посты на пути к ней выставлены. Черпали воду из луж с головастиками,
из загаженных прудов, процеживали сквозь рубахи и новые портянки. Заботливая
военная санитарная служба всюду листовки поразвесила: "Не пейте сырой
воды!". А ее ни сырой, ни вареной. Народу же и работы с каждым днем все
больше -- начали, наконец, строить глубокую оборону, прознав, что "вражеско"
войско намеревается наступать на курском выступе, так, не ровен час, и
брянский фланг прихватит.
рубящая сила к самому времени наступления противника, к летней жаре, сплошь
обдристалась, переполнила госпиталя и больницы. Копали колодцы, доставляли
воду из глубинных тылов, где бдительные санслужбы столь щедро сыпали в ту
воду вонючей, обезвреживающей заразы, что ни супу похлебать, ни картошки
поесть -- все химией провоняло.
зрит, соображает, ждет. Слава Богу, хоть здесь пока не слышно: "Да мы их
расхерачим, распиздячим!" -- хоть гонор-то этот, самоуверенность-то дурацкая
в крови и слезах утонули, уже и пузыри вонючие вечного блудословия и
хвастовства лопнули.
времени командовал генерал Лахонин, ныне назначенный командиром стрелкового
корпуса, прибыл к реке ночью и ночью же рассредоточился по прибрежным лесам.
Где-то поблизости располагался ранее притопавший стрелковый полк, которым
командовал пожилой полковник со странной, но сразу запоминающейся фамилией
-- Бескапустин. В полку том первым батальоном командует капитан Щусь, тот
самый, что муштровал первую роту в Бердском резервном полку. Двигаясь по
войне, он споро продвигался в званиях, в должностях, не придавая, впрочем,
никакого тому значения. И нумерация-то прежняя, в Сибири прилипшая,
сохранилась -- первый батальон второго стрелкового полка, первая рота,
которой нынче командовал лейтенант Яшкин. Помощником и заместителем комбата
тоже бердский офицер -- Барышников. Еще здесь командирами рот были старые,
кадровые сибиряки: казах Талгат, лейтенант Шапошников, которого из-за
отправки на фронт не успели разжаловать, но и в чины не выводили -- какая-то
графа встала на его боевом пути. Взводами командовали тоже по Бердску
знакомые ребята: Вася Шевелев, Костя Бабенко; Гриша Хохлак в звании сержанта
командовал отделением, был помощником помкомвзвода. Однако весной ранило
Гришу Хохлака. Прибыв в Поволжье, сибиряки длительное время стояли в наспех
заселенных, но больше в пустых разграбленных селах в одночасье погубленной и
выселенной в Сибирь и Казахстан республики немцев Поволжья.
пожилось солдатикам неподалеку от клокочущего фронта. Здесь многие бойцы
прошли боевую подготовку, здесь же были организованы краткие курсы для
младших командиров, и солдаты, которые посообразительней, сделались младшими
командирами, некоторые, в боях уже, приняли боевые взводы, и, съездив в
Саратов на переаттес- тацию, "унтера" вернулись оттудова со званиями, пусть
и невысокими, но все ж офицерскими. Тогда же дивизия и доукомплектовывалась,
в приданные ей артиллерийские и минометные части отбирались "спецы". Лешка
как опытный связист, был переведен в гаубичный артдивизион, но ребят из
своей роты не забывал, часто виделся с ними. Многие уже успели пасть в боях,
позатеряться в госпиталях, отстать от фронта на кривых, ухабистых дорогах
войны. Одним из первых погиб так здорово работавший в осиповском совхозе на
комбайне на пару с Васей Шевелевым надежный, основательный парень -- Костя
Уваров. Все он сожалел, что не попал к танкистам, -- водителем танка ему уж
очень хотелось быть. Кто знает, угоди он в водители, так, может, дольше и
жил бы.
степи, встав на пути немецких войск, прорвавших фронт и стремящихся на
выручку еще одной окруженной армии, кажется, итальянской или румынской.
Дивизия Лахонина была крепко сбита, отлажена и с честью выполнила задание,
остановив какие-то, слепо уже, визгливо, на исходном дыхании, наступающие
Андреев Николай
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Березин Федор
Шилова Юлия
Лукин Евгений