городе взорвали уже памятник Николаю Второму. И этот могут взорвать. Еще
подумала: отдам его им, а с кем останусь сама?
размышлениях упускала из виду то обстоятельство, что он не совсем живой. И
мимолетно скользнула мысль: а что, если вовсе не отдавать? Эти люди
отреклись от него, - думала она, забыв, что живет уже в другую эпоху, не
тех, которые отрекались, - разве они заслужили право на него?
телевизор. Местный канал подводил итоги выборов. Коммунисты одержали
внушительную победу. Журналистка брала интервью у нового главы долговской
администрации Александра Жердыка.
неопределенности. Они теперь видят воочию, что только коммунисты способны
обеспечить им спокойную и достойную жизнь. А что касается меня лично, - с
выражением печали добавил он, - то я не воспринимаю свою новую должность как
источник каких-то льгот, преимуществ или чего-то такого. Для меня это будет
тяжелый труд, повседневный и неблагодарный, но если мы любим наш народ, нашу
Родину, то мы не имеем права уклоняться даже от самой трудной и неприятной
работы.
был, и правда, старый, черно-белый, о войне. "Секретарь райкома" с актерами
Ваниным, Жаровым, Астанговым. Наивный, конечно, фильм, но идейно правильный.
Вот ведь умели делать! И сюжет острый, и актеры хорошие, и идеологически
выдержан. Может быть, прав Жердык. Все возвращается на свое место. Молодые
люди смотрят эти фильмы, и что-то, наверное, западает им в душу. В конце
концов начнут понимать, что прежнее поколение жило идеалами, не то что эти
новые русские, у которых идеалы измеряются весом золотой цепи на толстой
шее.
натянула на себя ватное одеяло.
можно было читать книгу. Аглая угрелась, и ей было хорошо. Она смотрела
телевизор, поглядывала на луну и теперь видела отчетливо: брат режет брата.
В телевизоре староста, служивший немцам и схваченный партизанами, стал
кричать: "Я русский", а секретарь райкома ему сказал: "Ты предатель и для
нас ты трижды немец, гад". Аглая пыталась следить за сюжетом, но мысли
разные отвлекали. Она даже и не заметила, как этот фильм кончился и началась
другая передача. В которой вдруг почему-то показали Валентину Жукову и
попросили ее опознать. А почему ее надо опознавать, когда ее все и так
знают? Аглая не поняла и, переключившись на другой канал, попала в передачу
совершенно другого рода. Показывали зал, в котором сидели какие-то люди, на
партизан совершенно не похожие, между ними ходила молодая женщина с
микрофоном и задавала вопросы.
удовлетворял сексуально. Это что значит: не удовлетворял? Он был импотент? У
него не было эрекции?
Но он просто не хотел понимать, что могут быть какие-то фантазии, не
признавал никаких отклонений от того, что сам считал нормой.
что хотела бы переспать с его другом, он вообще скандал поднял и даже
позволил себе ударить меня. В конце концов я от него ушла и вышла за
другого.
групповым сексом.
вы не пробовали?
плевать на экран, выкрикивая:
телевизор. Легла. Долго не могла успокоиться. Что же это происходит? Неужели
ради этих тунеядцев она, ее поколение жертвовали своим здоровьем и жизнью?
Включила другой канал. Там, слава Богу, передавали что-то родное. Повторяли
старый "Голубой огонек" с космонавтами, передовиками производства, мастерами
слова и сцены. Поэт Роберт Рождественский, еще живой, читал стихи "про того
парня". Людмила Зыкина, прижимая руку к груди, пела песню "Издалека долго
течет река Волга".
межобластная партийная конференция. Плыли секретари обкомов, райкомов,
партийные активисты и вместе с ними два члена Политбюро Каганович и
Ворошилов. От этого путешествия в памяти осталось немного: бесконечные
холмистые и лесистые берега, песня из кинофильма "Волга-Волга", щедрые столы
в кают-компании, матросы, исполняющие танец "Яблочко", и Ворошилов, блюющий
за борт. Два чекиста держали его при этом за локти, чтобы он не выпал. Один
из них, заметив на палубе Аглаю, посмотрел на нее очень недружелюбно, и она
поспешила немедленно исчезнуть. Вспомнив о Ворошилове, она стала думать о
Сталине, Сталине, Ста... и тут же его увидела. Он спускался к ней с крутого
противоположного берега, с кальсонами, повязанными вокруг головы вроде
чалмы, тесемки трепетали на легком ветру. Она хотела сказать Сталину:
осторожно, здесь круто, но увидела, что эта крутизна Сталину никак не
угрожает - прыгая с камня на камень, он зависает на несколько секунд в
воздухе и даже вроде бы парит, как птица, а потом опускается на следующий
камень. Аглая сначала удивилась, как ему это удается, а потом сама
попробовала и увидела, что она тоже может парить. Она поднялась невысоко,
может быть, всего на вершок от земли, но, держась на этой высоте небольшим
усилием воли, начала передвигаться навстречу Сталину и, приблизившись,
сказала радостно: "Товарищ Сталин, вчера в нашем магазине давали крупу". На
что Сталин ласково улыбнулся и сказал: "Когда я был маленьким, я любил
ездить на паровозе "Иосиф Сталин". Тут же он поднялся на ступеньку паровоза
и, правой рукой держась за поручень, другую откинул и красивым голосом
запел:
некавказскую песню, и от удивления проснулась.
тихо. Очень спокойно. Слишком спокойно. Как перед внезапной атакой
противника. Она почувствовала: сейчас что-то должно случиться. Но тут же
сама себя спросила: а что может случиться? И сама же себе ответила: ничего
не может случиться. И снова закрыла глаза.
высокой травы на лужайке в сосновом лесу. Цвели полевые цветы, летали
бабочки и стрекозы, а товарищ Сталин стоял в большом жестяном тазу, с ног до
головы покрытый густой мыльной пеной. Она стала тереть его мочалкой и
поливать водой из большой эмалированной кружки. А он такой маленький,
примерно как пятилетний ребенок, но с усами, и непонятно, чугунный или живой
и в мундире или без ничего. Аглая льет и льет воду из кружки, а пены
становится все больше, она окружает его, как пышные кружева. Сталин то
совсем пропадает в ней, то выныривает наружу. Аглая хочет кого-то спросить,
что делать, когда столько пены, и видит Владимира Ильича Ленина. Ленин в
накинутом на плечи пиджаке сидит на пеньке у своего шалаша и быстро пишет
апрельские тезисы в середине июля, а над ним кружится рыжий шмель. Она к
нему подходит, чтобы спросить, как ей быть с пеной, окутавшей товарища
Сталина, но вождь не слышит, пишет и трясет бородой, она трогает его за
плечо, он поднимает голову, и она видит, что это не Ленин, а Шубкин. Шубкин
тут же закрыл свою писанину рукой, но она понимает, что это он пишет на
Сталина донос. "Нет, не донос, - говорит ей Шубкин, - это сатира. Это сказка
про трех поросят и называется "Лесоповал". "Все равно, - сказала ему Аглая.
- Зачем вам в Израиле "Лесоповал"? Там ведь нет никаких лесов." Она пошла
назад к Сталину. Но там, где он только что был, нет ни его самого, ни таза,
там стоит генерал Бурдалаков со знаменем, которое распростерлось, несмотря
на полное отсутствие ветра, и на нем видны гвардейский значок и надпись:
"Друга спасет врага паразит". И никаких дырок. Аглая подошла к генералу,
поздоровалась и спросила: "Вы Берлин уже взяли или только собираетесь?".
"Взял, - ответил ей Бурдалаков, - только что взял, о чем доложил лично
Леониду Ильичу Брежневу." "А почему не товарищу Сталину?" - строго спросила
она. "Товарищ Сталин здесь больше не живет, он взял отпуск и уехал в Сочи."
Аглая обрадовалась, вспомнив, что ей тоже надо именно в Сочи, потому что она
не брала еще сегодня кефир. Она сказала "спасибо" и пошла по степи и рядом с
дорогой увидела брошенную телегу с двумя упавшими на землю оглоблями. В
телеге охапка соломы, а на ней голый ребенок. Это Марат. Ему два годика, и
он мертвый, один глаз у него закрыт, а другого совсем нет. Она не поверила,
что он совсем умер и его нельзя оживить. Она посмотрела, нет ли кого вокруг,
и опять увидела Сталина. Теперь он был в белом халате со стетоскопом,
перекинутым через шею. "Товарищ Сталин, - сказала она, - у меня горе. У меня
умер сын, а муж мой геройски погиб за родину." "Я вам помогу, - сказал
Сталин и, приложив к ее груди стетоскоп, запел: "Сердце красавицы..." И как
только он запел, ее муж Андрей Ревкин соединил провода, и с неба из-за
черных туч ринулись к земле пикирующие бомбардировщики. Посыпались бомбы и
стали рваться с ослепительным светом и ужасным треском, словно рвалась
Конюшевский Владислав
Русанов Владислав
Сапковский Анджей
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Майер Стефани