я не разводил! Есть такие любители. Ради лошадей да собак я забываю и пищу и
питье... дом, жену, детей... Забываю, как читают, пишут, считают... курят,
нюхают табак... Про сон - и то забываю!
Уильям, встряхивая вожжами.
знатоку лошадей; покраснев, я предложил уступить его.
конторе наемных карет свое имя в книгу, я просил указать: "Место на козлах"
- и вручил счетоводу полкроны. Я надел парадное пальто и захватил свой
лучший плед для того только, чтобы не осрамить столь почетного места, весьма
гордился им и считал, что являюсь украшением кареты. И вот на первом же
перегоне мое место занял потрепанный косоглазый субъект, который не имел
других достоинств, кроме запаха конюшни, да еще, пожалуй, не человеческой, а
какой-то мушиной ловкости, с которой он переполз через меня на полном скаку.
перипетиях, когда она являлась только помехой, отнюдь не уменьшилась после
этого эпизода на козлах кентерберийской кареты. Тщетно старался я говорить
внушительным тоном. В течение всего остального путешествия голос мой
исходил, казалось, из самых глубин моего желудка, но я чувствовал, что
совсем осрамился и ужасно молод!
четверки лошадей, странно было мне, хорошо образованному, хорошо одетому
молодому человеку с деньгами в кармане, проезжать по тем местам, где я спал
во время своего мучительного странствования. Все, что попадалось мне на
глаза, пробуждало воспоминания. Когда я глядел вниз на встречавшихся нам
бродяг и видел эти лица, слишком памятные для меня, мне казалось, я чувствую
снова на своей груди грязную руку медника, который хватает меня за рубашку.
Когда мы загромыхали по узкой уличке Четема и мимо нас мелькнул переулок,
где жил чудовищный старик, купивший у меня куртку, я вытянул шею, пытаясь
разглядеть место, где я просидел весь день до сумерек, ожидая своих денег.
Когда мы приблизились к Лондону и проезжали мимо Сэлем-Хауса, которым мистер
Крикл управлял тяжелой рукой, я отдал бы все за то, чтобы мне разрешили
спуститься вниз и отколотить его, а всех его учеников выпустить на волю, как
воробьев из клетки.
"Золотой Крест" *. Лакей ввел меня в буфетную, а затем горничная проводила
меня в маленький номер, пропахший ароматами конюшни и закрывавшийся наглухо,
как фамильный склеп. Я мучительно сознавал, что еще очень молод, так как
решительно никто не проявлял ко мне уважения: горничная была совершенно
равнодушна ко всему, что бы я ни говорил, а лакей начал со мной
фамильярничать и навязываться со своими советами ввиду моей неопытности.
джентльмены, в общем, любят домашнюю птицу, ну, скажем, курицу.
баранина. Что вы скажете о рубленых котлетах?
вкрадчиво улыбаясь. - Молодые джентльмены, в общем, по горло сыты картошкой.
картофелем и всем, что полагается, а также справиться у буфетчика, нет ли
писем на имя Тротвуда Копперфилда, эсквайра... Никаких писем там не было и
быть не могло, но мне казалось, что мужчине подобает их ожидать.
изумление), и начал накрывать для меня на стол у камина. Занимаясь этим
делом, он спросил, какое вино подать мне к обеду, а когда я ответил:
"Полпинты хересу", - боюсь, он решил воспользоваться случаем и слить остатки
из разных графинов, чтобы набрать заказанные полпинты. Полагаю я так потому,
что, читая газету, я видел, как он копошится у себя за перегородкой и
возится с вышеозначенными сосудами, подобно химику или аптекарю,
приготовляющему лекарство. Когда же вино появилось на белый свет, оно
показалось мне очень слабым; кроме того, я обнаружил в нем английских
хлебных крошек неизмеримо больше, чем может быть в любом заграничном вине в
натуральном его виде. Но я имел слабость выпить его, не сказав ни слова.
заключаю, что яд отнюдь не всегда причиняет мучения) и решил пойти в театр.
Выбрал я театр Ковент-Гарден и там, из глубины центральной ложи, смотрел
"Юлия Цезаря" и новую пантомиму. Как было для меня необычно и интересно
видеть воочию всех этих благородных римлян, которые сновали передо мной
исключительно для моего удовольствия, совсем не такие строгие, как в школе,
где они поучали меня. Фантазия, смешанная с реальностью, впечатление,
произведенное на меня стихами, музыка, огни, толпа, удивительная смена
великолепных ярких декораций - все это так ошеломило меня и открыло передо
мной такие необозримые просторы для наслаждения, что, когда в полночь я
вышел из театра на улицу, в дождь, мне показалось, будто я, прожив
романтической жизнью целые века, упал с облаков прямо на землю, на
злосчастную землю с ее гомоном и шлепаньем по грязи, тусклым светом фонарей,
с дождевыми зонтами, стуком патен * и толчеей наемных карет.
словно в самом деле был чужой на этой земле. Но бесцеремонные толчки
прохожих скоро помогли мне очнуться и отыскать дорогу в гостиницу, а пока я
шел, снова и снова возникало в памяти чудесное зрелище; возникало оно и
тогда, когда я, закусив устрицами и выпив портера, сидел далеко за полночь в
буфетной, не отрывая глаз от огня в камине.
блистательное зрелище было подобно прозрачному транспаранту, за которым
развернулась передо мной прежняя моя жизнь, - что мне трудно сказать, в
какой момент появился красивый стройный молодой человек, одетый со вкусом,
по слегка небрежно. Его-то я не мог бы забыть, и, помнится, продолжая сидеть
в буфетной перед камином и мечтать, я ощущал его присутствие, хотя не видел,
как он вошел.
который, сидя в своем загончике, ощущал, видимо, какое-то томление в ногах,
а потому то клал их одну на другую, то ими постукивал, то подергивал на все
лады. Направляясь к двери и проходя мимо молодого человека, я взглянул на
него. Тут я остановился, вернулся назад и снова взглянул. Он не узнал меня,
но я узнал его мгновенно.
заговорить с ним; я мог бы отложить это на следующий день и, следовательно,
мог бы его потерять. Но я все еще слишком был взволнован спектаклем, и
покровительство, которое он некогда мне оказывал, столь заслуживало, как мне
казалось, моей благодарности, и с такой силой пробудилась снова в моей душе
прежняя любовь к нему, что сердце у меня забилось, я подошел к нему и
воскликнул:
бывало иногда у мистера Крикла, но я видел, что он меня не узнает.
опасался, что это ему не понравится, я обнял бы его и расплакался.
вижу!
зачем так волноваться, старина!
впечатление произвела на меня наша встреча.
попытался улыбнуться, и мы уселись рядом.
которая живет в тех краях... Я только что кончил там школу. А как очутились
Здесь вы?
умираю там от скуки, а теперь еду к матери. А вы, Копперфилд, чертовски
славный малый! Вот я смотрю на вас и припоминаю - таким вы были и прежде! Ни
капельки не изменились!
городом. Дороги ужасные, дома у меня скука, вот я и остался здесь на вечер,
вместо того чтобы ехать дальше. Приехал я только несколько часов назад и
убил это время на то, чтобы подремать и побрюзжать в театре.
спектакль, Стирфорт!
вы - Маргаритка. Право же, полевая маргаритка утром, на рассвете, кажется не
более невинной, чем вы! Я тоже был в Ковент-Гарден. Ничего более жалкого я
не видел... Эй вы, сэр!
беседой и теперь приблизился весьма почтительно.
Стирфорт.