судью и, воспрянув духом, она вся выпрямилась, как гордый воин перед
сражением, мое сердце готово было выпрыгнуть от радости! Я сказал себе: все
хорошо, все хорошо, ее не сломили, ее не покорили, она по-прежнему остается
Жанной д'Арк! Да, теперь я знал: в ней все еще пылает огонь дерзаний, и этот
грозный судья не в силах ни запугать, ни устрашить ее.
на коленях цепи и положив на них свои маленькие белые руки, и стала ждать
спокойно и с достоинством; казалось, она была здесь единственным человеком,
невозмутимым и безучастным. Какой-то загорелый, бронзоволицый, рослый
английский солдат, стоявший в непринужденно воинственной позе в первых рядах
городской публики, почтительно поднял руку и галантнейшим образом отдал ей
честь; она приветливо улыбнулась и, привстав с места, ответила ему тем же;
это маленькое происшествие вызвало у зрителей сочувственные аплодисменты, но
судья сурово прервал их.
процессом. Пятьдесят искусных законоведов против одной неопытной девушки, и
никого, чтобы выступить в ее защиту!
слухах, измышлениях и догадках; затем он потребовал, чтобы Жанна стала на
колени и дала клятву, что будет говорить только правду и отвечать на все
задаваемые ей вопросы.
и безобидным требованием могла скрываться большая опасность. Она ответила с
присущей ей простотой, которая так часто разбивала самые хитроумные планы ее
врагов на процессе в Пуатье:
мне такой вопрос, на который я не обязана отвечать.
не смутилась. Кошон возвысил голос и средь общего шума продолжал свою речь;
но епископ был так раздражен, что с трудом выговаривал слова:
исполнила веление суда для твоего же блага и очищения твоей совести.
Поклянись, возложив персты на евангелие, что будешь правдиво отвечать на все
задаваемые вопросы, - и, сказав это, он ударил своим жирным кулаком по
председательскому столу.
во Франции, я охотно отвечу; что же касается откровений, ниспосланных мне
богом, то мои голоса запретили мне разглашать их кому бы то ни было, кроме
моего короля...
креслах, публика заволновалась; Жанна умолкла, ожидая пока прекратится шум;
но вот ее восковое лицо слегка зарумянилось, она чуть-чуть выпрямилась,
пристально взглянула на судью и звонким голосом закончила начатую фразу:
голову!
В одно мгновение председатель и добрая половина членов суда вскочили с мест
и, потрясая кулаками, разразились неистовой бранью по адресу подсудимой. Они
кричали, ревели и топали ногами так, что нельзя было разобрать не только
чужих слов, но даже собственных мыслей. Столпотворение продолжалось
несколько минут, и все это время Жанна оставалась равнодушной.
Невозмутимость Жанны выводила судей из себя, и они бесновались еще больше.
Только один раз она промолвила с проблеском былого озорства в глазах и
движениях:
отвечу всем вам сразу.
изменилось ни на йоту. Епископ все еще настаивал на безоговорочной присяге,
а Жанна в двадцатый раз отказывалась ее принять, повторяя вновь и вновь свои
прежние доводы. Постепенно их боевой задор угас. Измученные бесплодными
препирательствами, охрипшие, осунувшиеся, судьи уселись в свои кресла,
тяжело дыша. Жалкие люди! Одна лишь Жанна сохраняла спокойствие и, казалось,
нисколько не была утомлена.
уступить и не без горечи разрешил подсудимой принять присягу по своему
усмотрению. Жанна сразу же опустилась на колени, и, когда она протянула руки
к евангелию, все тот же бравый английский солдат высказал вслух свое мнение:
полсекунды!
это был язвительный упрек, какое порицание всему французскому народу и
французскому королю! О, если бы он мог произнести эти слова так, чтобы их
услыхал Орлеан! Я убежден, что этот благородный город, город, обожающий
Жанну, поднялся бы весь - все мужчины и женщины - и двинулся бы на Руан.
Есть слова, позорящие человеческое достоинство, - они врезаются в память и
остаются там навеки. Мне не забыть тех слов английского солдата - они
насквозь прожгли мое сердце.
родилась, задал несколько общих вопросов, касающихся ее родителей, а также
спросил, сколько ей лет. Она на все ответила. Затем он спросил, чему она
училась.
дева Мария! (лат.)] и "Верую". Она была моим единственным учителем.
заседания устали все, кроме Жанны. Судьи перешептывались, собираясь
расходиться. Епископ Кошон счел нужным предупредить Жанну, запретив ей любую
попытку побега из тюрьмы под страхом уголовной ответственности применительно
к статьям о богохульстве и ереси. Какой ум, какая логика! На это она только
ответила:
считала себя виновной. Я вам такого обещания не давала и не дам.
сняли, так как и без того ее усиленно охраняют, и цепи совершенно не нужны.
Но епископ отказал ей, напомнив, что она уже дважды пыталась бежать из
тюрьмы.
готовая следовать под конвоем в темницу, она промолвила:
вздохнув, она добавила с такой печалью, что, казалось, не выдержит и
каменное сердце: - Это право каждого пленника.
явственнее выделялся зловещий звон ее тяжелых цепей.
меня она заметила в толпе сразу, как только села на скамью; мы вспыхнули до
ушей от волнения и трепета, а на ее лице не отразилось ничего, она ничем не
выдала своих мыслей. Глаза ее, быть может, десятки раз искали нас в этот
день, но, едва они находили нас, она поспешно отводила их в сторону, и в них
не промелькнуло даже намека, что она узнала нас. Другая на ее месте
вздрогнула бы, проявила бы хоть чем-нибудь свою радость, и тогда - тогда бы,
конечно, нам не поздоровилось.
печаль, и не было слов, чтобы ее выразить.
Глава VI
продолжение всего судебного заседания в оконной нише прятались писцы,
которым было поручено составить отчет, заведомо подтасовав и извратив смысл
ответов Жанны. О, это был поистине самый жестокий и самый бессовестный
человек на земле! Но план его провалился. У писцов оказались добрые сердца,
и это гнусное поручение возмутило их. Они честно и смело составили
правильный отчет, за что Кошон обрушил на них свои проклятия и велел
убираться прочь, пока их не утопили, - это была его самая любимая угроза.
Проделка Кошона получила огласку и вызвала неприятные для него толки, так
что прибегнуть вторично к подобной подлости он уже не мог. Это меня немного
утешило.
была слишком тесна для ведения процесса, и для судебных заседаний отвели
одно из лучших помещений замка. Число судей было увеличено до шестидесяти
двух, и лицом к лицу с такой силой - простая необразованная девушка, не
имевшая возле себя никого, кто бы мог помочь ей.
утомленной, чем в первый день своего появления в суде. Не удивительно ли!
Вчера она просидела целых пять часов на жесткой скамье, в цепях, подвергаясь
преследованиям, травле и всевозможным нападкам этого совета нечестивых, не
получив ни глотка воды, чтобы утолить жажду, ибо ей никто ничего не
предлагал, а сама она, как вы знаете, не могла унижаться и просить милости у
этих людей; потом она провела ночь в своей клетке в холодном сыром каземате,
прикованная к постели, и все же явилась в суд, как я уже сказал,
решительной, собранной, готовой бороться до конца. Да, только она одна среди
всех в этом зале не проявляла ни малейших признаков утомления после
вчерашнего дня.
жалости! Вы когда-нибудь замечали этот затуманенный внутренний блеск, эту
гордую скорбь оскорбленного достоинства, этот неукрощенный и неукротимый
дух, что горит и сверкает во взоре орла, посаженного в клетку? Разве вы не
чувствовали себя пристыженным и жалким под бременем его безмолвного упрека?
Лукин Евгений
Василенко Иван
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Зыков Виталий
Майер Стефани