разве она не отдавала свое горячее тело в мои объятия?
Я только и делал, что подавлял сильнейшее желание раскрыть тело Мидори и
погрузиться в его жар. Для меня было бы совершенно невозможно остановить
ее руку, держащую мой член.
Кто посмеет остановить это, когда я столь отчаянно этого желаю? Да, я
любил Мидори. И я понимал это еще намного раньше. Я всего лишь долгое
время пытался уйти от этого вывода.
Проблема была в том, что я не мог объяснить Наоко такого поворота событий.
Неизвестно, как оно было бы в другое время, но сейчас я не мог сказать
Наоко, что я полюбил другую девушку. И Наоко я тоже любил. Я без сомнения
любил Наоко, пусть и странно искаженным в ходе каких-то процессов образом,
и очень много места оставалось свободным внутри меня для нее.
Все, что я мог сделать, это написать Рэйко искреннее письмо и обо всем в
нем рассказать. Вернувшись домой, я сел на веранде и выстроил в голове
несколько фраз, глядя на поливаемый дождем сад. Затем я сел за стол и стал
писать письмо.
"Для меня самого очень тяжело, что такое письмо, искреннее письмо, в
котором я рассказываю обо всем, мне приходится писать вам", писал я в
первых строках. Затем я вкратце написал о наших с Мидори отношениях до
настоящего момента и о том, что произошло между нами сегодня.
"Я всегда любил Наоко и сейчас также неизменно люблю. Но все решается тем,
чем является то, что существует между мной и Мидори. И у меня такое
чувство, что я не смогу этому противиться и уйду, подталкиваемый им.
То, что я чувствую по отношению к Наоко, это устрашающе тихая, нежная и
светлая любовь, а к Мидори я испытываю чувства совсем другого рода. Это
то, как я стою, хожу, дышу, и как бьется мое сердце. И это потрясает меня.
Я не знаю, что мне делать, и я в сильном смятении.
Я нисколько не собираюсь оправдываться, но я ведь жил всегда честно и
никому не лгал. Но мне совершенно непонятна причина того, почему мне
приходится метаться по этому лабиринту. Как мне поступить? Мне не с кем
больше посоветоваться, кроме вас."
Я приклеил марку срочной доставки и вечером того дня опустил письмо в
почтовый ящик.
Ответ от Рэйко пришел спустя пять дней.
"Прежде всего хорошие новости.
Похоже, что Наоко становится лучше быстрее, чем я ожидала. Один раз я даже
разговаривала с ней по телефону, и речь ее была вполне осмысленной. Она
сказала, что, может статься, скоро вернется сюда.
Теперь о тебе.
Я считаю, что воспринимать все настолько серьезно, это неправильно. Это же
здорово, когда кто-то кого-то любит, и если любовь эта от души, то никто
не мечется по лабиринтам. Поверь в себя.
Советы мои весьма просты. Во-первых, если ты так очарован этой Мидори, то
совершенно естественно для тебя влюбиться в нее. Это может сложиться
хорошо, а может и не сложиться. Любовь такова изначально. Это естественно,
влюбившись в кого-то, отдаваться этому целиком. Я так считаю. Это ведь
тоже один из обликов душевности.
Во-вторых, будешь ли ты заниматься сексом с Мидори или нет, это только
твоя проблема, и здесь я тебе ничего сказать не могу. Поговорите вдвоем с
Мидори и постарайтесь прийти к решению, которое вас устроит.
В-третьих, пусть Наоко пока об этом не знает. Если сложится так, что
нельзя будет чего-то ей не рассказать, давай тогда с тобой вместе поищем
пути для этого. Так что пока с Наоко об этом молчи. Оставь это все мне.
В-четвертых, до сих пор ты был для Наоко надежной опорой, и пусть даже ты
перестал испытывать к ней любовные чувства, ты очень многое можешь для нее
сделать. Так что не думай обо всем так серьезно.
Все мы (я имею в виду всех людей - и нормальных, и ненормальных) -
несовершенные люди, живущие в несовершенном мире. Наша жизнь не может быть
измерена в глубину линейкой и по углам транспортиром и быть полна приятных
вещей, как счет в банке. Разве не так?
Мое впечатление таково, что Мидори - очень славная девушка. Из одних твоих
писем понятно, что в душе тебя к ней влечет. В то же время я понимаю, что
тебя влечет и к Наоко. Это не является ни грехом ни чем-то еще. В этом
огромном мире такое случается сплошь и рядом! Это точно так же, как когда
ты плывешь на лодке в хорошую погоду по озеру, и тебе кажется, что и озеро
красиво, и небо прекрасно.
Ты не мучай себя так. Все потечет в нужном направлении и без твоего
вмешательства, и сколько ты ни старайся, а когда человеку приходит время
страдать, он страдает. Такая это штука - жизнь. Кажется. Что говорю я о
каких-то возвышенных вещах, но я считаю, что тебе пора уже понемногу
узнавать о жизни.
Порой ты слишком стараешься направлять жизнь так на свой лад. Если ты не
хочешь оказаться в психбольнице, приоткрой свое сердце и доверь свое тело
течению жизни. Даже такая бессильная и несовершенная женщина, как я, в
жизни иногда осознает, как это замечательно - жить. Честное слово, это
правда! Поэтому ты должен стать еще счастливее. Старайся стать счастливым.
Конечно, мне обидно, что я не могу встретить счастливого конца вашей с
Наоко истории. Но в конечном счете кто знает, как бы оно было лучше?
Поэтому не обращай ни на кого внимания и если думаешь, что можешь стать
счастливым, не упускай этого шанса и будь счастлив. Как я могу судить по
своему опыту, в жизни таких шансов бывает раз, два - и обчелся, а упустив
их, жалеешь потом всю жизнь.
Я каждый день играю на гитаре, хоть слушать меня и некому. Все это тоже
без толку. И дождливые темные вечера я терпеть не могу. Хотелось бы
когда-нибудь снова играть на гитаре в одной комнате с тобой и Наоко и есть
виноград.
Вот пока и все.
17-е июня
Исида Рэйко"
Надо думать лишь о том, как жить дальше
После того, как Наоко умерла, Рэйко прислала мне еще несколько писем,
говоря, что это не было ни моей и ничьей виной, что это также невозможно
было остановить, как идущий дождь.
Но ответа на эти письма я не писал. О чем говорить? Да и не все ли теперь
равно? Наоко ведь уже покинула этот мир и превратилась в горстку пепла.
В конце августа закончились похороны Наоко, и я вернулся в Токио,
предупредил хозяев дома, что меня какое-то время не будет, и попросил
присмотреть за моим жилищем и извинился на работе и сказал, что некоторое
время работать не смогу. Затем написал Мидори коротенькое письмо, говоря,
что сказать ничего не могу, и чувствую себя виноватым, но прошу еще
немного подождать.
Потом три дня подряд я ходил по кинотеатрам и с утра до вечера смотрел
кино. Пересмотрев все фильмы, шедшие в Токио, я собрал рюкзак, собрал все
деньги без остатка, поехал на Синдзюку и сел на отправляющийся скорый
поезд.
Совершенно не могу припомнить, куда и как я ездил. Весьма отчетливо помню
пейзажи, запахи и звуки, но названий местности не припоминаю совершенно.
Не могу вспомнить даже, откуда я начал поездку.
На поездах, на автобусах, иногда на пассажирских сиденьях проезжающих
грузовиков я перемещался из города в город и спал в спальном мешке на
пустырях, на вокзалах, в парках, на берегах рек или моря и вообще где
только можно было спать. Как-то даже спал в уголке полицейского участка,
случилось также переночевать и рядом с кладбищем. Мне было все равно, где
ночевать, лишь бы это не создавало неудобств прохожим и можно было
спокойно спать.
Устав шагать, я забирался в спальный мешок, пил дешевое виски и мгновенно
засыпал. В гостеприимных городах люди приносили мне поесть и снабжали меня
дымными свечами от комаров, а в негостеприимных городах вызывали полицию и
прогоняли из парка. Мне было все равно, так или этак. Все, чего я хотел,
это спокойно заснуть в незнаком городе.
Когда кончались деньги, я три-четыре дня подрабатывал физическим трудом и
зарабатывал столько, сколько мне было на данный момент нужно. Везде была
какая-нибудь работа. Без какой-то определенной цели на своем пути, я
перемещался из одного города в другой. Мир был велик и полон нелепых идей
и странных людей. Как-то раз я позвонил Мидори. Мне нестерпимо хотелось
услышать ее голос.
- Ты чего, занятия когда начались-то? - сказала Мидори. - Рефератов целую
кучу уже сдавать надо! Ты что вообще делать собираешься? Третья неделя
уже, как от тебя вестей нет! Ты где, чем ты занимаешься?
- Ты извини, но я сейчас в Токио вернуться не могу пока.
- Это все, что ты хотел сказать?
- Ну не могу я сейчас ничего сказать толком. В октябре где-нибудь...
Мидори со стуком бросила трубку.
Я все так же продолжал путешествовать. Иногда я снимал номер в дешевом
мотеле и принимал ванну и брился. Глянув в зеркало, я увидел, каким
безобразным стало мое лицо. Кожа на лице загорела на солнце и стала
шершавой, глаза запали, на исхудавших щеках были неизвестного
происхождения пигментные пятна и шрамы. Выглядело оно, точно принадлежало
человеку, только что выползшему из темной пещеры, но лицо это несомненно
было моим.
Шагал я в ту пору по морскому побережью района Саньин. Я все время шел по
побережью к северу то ли от Тоттори, то ли от Х"го или где-нибудь
поблизости.
На душе было спокойно, когда я шагал по побережью. На песчаном пляже
обязательно было где приятно поспать. Можно было также собрать обломки
Земляной Андрей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Сапковский Анджей