Чтение 66–й страницы книги ~Испытай себя~

очевидных доказательств чьей-либо вины. Никаких заявлений и признаний, от
которых можно оттолкнуться. Все писано вилами. на воде.

Лучником, несомненно, был человек, который уверенно знал, что я
отправлюсь искать камеру Гарета. Кроме того, он должен был представлять себе
путь к нашей стоянке. Вдобавок, этот некто наверняка был знаком с моими
рекомендациями относительно изготовления лука и острых стрел, у него было
время выжидать свою жертву, желая ей смерти, и в случае неудачи он терял
все.

Судя по тому, как слухи распространялись в Шеллертоне, практически
каждый мог знать о потерянной камере. С другой стороны, наша экспедиция
состоялась только вчера... Боже милостивый, неужели всего лишь вчера... и
если... когда... я выберусь отсюда, я смогу выяснить, кто кому что говорил.

Шаг, еще один...

В легких скопилась жидкость, она булькала при каждом вдохе. С такими
вещами люди живут долгие годы... астма, эмфизема, эмболия... Жидкость мешает
дышать: кто-нибудь видел больного эмфиземой, бодро взбегающего по лестнице?

Анжела Брикел была маленькой и невесомой: дунешь -- и улетит.

Мы же с Гарри - были мужчинами солидного телосложения, в рукопашной ни
с тем ни с другим так запросто не сладишь. Почти вся конноспортивная братия
видела, как я взял Нолана на захват. Поэтому-то Гарри и достался острый
штырь в ногу, а не стрела в спину, и только провидение избавило его от
смерти и до сих пор пока еще охраняло меня. После Гарри наступил мой черед.
Ловушка опять не сработала.

Повезло.

И в том, что звезды по-прежнему светили над головой, тоже повезло.

У меня больше не было желания увидеть лицо лучника.

Внезапно на меня снизошло озарение. Несмотря на то что в груди у меня
сидела сделанная его руками стрела -- произведение искусства, -- мне
все-таки было жаль тех, кто знал и любил его: я должен буду вывести его на
чистую воду. Тот, кто трижды покушался на человеческую жизнь ради решения
своих личных проблем, лишен права на доверие окружающих. К убийствам
привыкаешь -- так, во всяком случае, мне говорили.

Ночи и конца не было "идно. Диск луны двигался по небосклону с
чудовищной медлительностью.

Шаг, еще шаг...

Хватайся за ветки. Сохраняй дыхание.

Полночь.

Если я выберусь из этой переделки, то, боюсь, что нескоро меня снова
потянет в лес. Я вернусь на теткин чердак и не буду слишком уж строг к своим
героям, если им придется ползти на коленях.

Совершенно непонятным образом в голове завертелись какие-то мысли о
Бахромчатом, о тренировочном поле, о том, смогу ли я когда-нибудь вновь
проехаться верхом, о Роннк Керзоне, о моем предполагаемом американском
издателе, об отзыве Эрики Антон, но все эти реминисценции были так же далеки
от моей действительности, как этот лес от Нью-Йорка.

Шеллертонские сплетни. Поток массового сознания. На этот же раз... на
этот раз...

Я остановился.

Я увидел лицо этого лучника.

Дун смеялся бы надо мной со своими алиби, диаграммами, доказательствами
виновности или ее противоположности, рыская в поисках отпечатков... Но ему
пришлось бы иметь дело с самым изощренным умом из всех моих местных
знакомых.

Может, я ошибался. Но Дун все выяснит.

Как черепаха, я продвигался вперед. В миле шестьдесят три тысячи триста
шестьдесят дюймов. То есть примерно одна целая шесть десятых километра, или
сто шестьдесят тысяч сантиметров.

Но кому это может быть в данном случае интересно, кроме меня?

Судя по всему, я прополз не менее восьми тысяч дюймов за час. А сколько
времени я потерял отдыхая? Тем не менее я прошел шестьсот шестьдесят футов.
Двести двадцать ярдов.

Целый фарлонг*! Блестяще. В моем состоянии фарлонг за час?! Рекордная
скорость.

"Мигай, мигай, моя звездочка!.. "*

Никакому дураку не пришло бы в голову попытаться пройти по лесу целую
милю со стрелой в груди. Позвольте вам представить мистера Джона Кендала,
самонадеянного идиота.

Поразительная самоуверенность, граничащая с легкомыслием.

Час ночи.

Луна сползала куда-то вниз и плясала уже над самыми верхушками
деревьев, совсем неподалеку от меня.

Вздор, не может такого быть. И все-таки так было. Я же видел ее.

Свет. Внезапно до меня дошла ошеломляющая мысль: я видел свет. Он
двигался вдоль дороги.

Дорога, наконец-то дорога. Она оказалась рядом. Это был не мираж в
заколдованном лесу. Все-таки я выбрался на нее. Я закричал бы от радости,
если бы легким хватило кислорода.

Выйдя на опушку, я бездыханно привалился к дереву, соображая, что
делать дальше. Мне никак не верилось, что я наконец добрался до шоссе.

Полнейшая темнота, ни одной машины. Так и стоять? Ковылять к шоссе,
рискуя упасть в канаву? Попытаться остановить машину? Жутким своим видом
напугать до смерти какого-нибудь мотоциклиста?

Последние силы почти покинули меня. Скользя рукой по дереву, я плавно
опустился на колени, опираясь головой и левым плечом о ствол. Если я все
рассчитал более или менее правильно, "лендровер" должен был находиться
дальше и чуть правее дороги, но попытка добраться до него была заведомо
обречена на провал.

Неожиданно по глазам ударил свет фар проезжавшей не так далеко от меня
машины. Моя рука слабо упала в бесплодной попытке остановить автомобиль.

К моему изумлению, машина начала тормозить.

Противно заскрипели тормоза, автомобиль подал назад, к тому месту, где
стоял я. "Лендровер". Как он мог здесь оказаться?

Дверцы раскрылись. Все знакомые мне лица.

Мэкки.

Она бросилась ко мне, не переставая кричать:

-- Джон! Джон!

Приблизившись, она, пораженная, замерла.

-- Боже милостивый!

За ней поспешал Перкин: челюсть у него отвисла в безмолвном изумлении.
Гарет пробормотал:

-- В чем дело?

Увидев меня, он в ужасе опустился передо мной на колени.

-- Куда вы пропали? Мы обыскались вас. Да вас подстрелили! -- голос его
упал.

Я промолчал -- не было сил ответить.

-- Беги навстречу отцу! -- приказала ему Мэкки, и он тут же рванул в
темноту.

-- Прежде всего нужно вытащить стрелу, -- сказал Перкин, пытаясь
вытащить ее. Стрела в груди едва шевельнулась, однако тело мое содрогнулось,
как от раскаленного железа.

Я возопил... Однако с уст моих не сорвалось ни звука -- это был стон
души.

-- Не надо...

Я попытался отстраниться от него, но стало только хуже. Вытянув руку, я
ухватился за брюки Мэкки с такой силой, которой сам не ожидал в себе.
Отчаяние придало мне силы.

Надо мной склонилось ее испуганное и полное участия лицо.

-- Не трогайте... стрелу... -- выговорил я через силу. -- Не давайте
ему...

-- Боже мой! -- Она замерла от испуга. -- Не прикасайся к ней, Перкин.
Ты причиняешь ему жуткую боль.

-- Лучше ее вытащить, -- упрямо заявил он. Дрожь его руки передавалась
через древко стрелы моему телу и наводила на меня ужас.

-- Нет! Ни в коем случае! -- Мэкки в панике отдернула его руку. --
Оставь! Это убьет его. Дорогой, ты должен оставить его в покое.

Не будь ее рядом, Перкин уже давно бы выдернул стрелу. Он наверняка
знал, что это убьет меня. Ему не потребовалось бы много усилий, чтобы
сделать это. Но вряд ли он подозревал о той ненависти, которая, таясь во
мне, все же вывела меня на эту дорогу. Эта ненависть клокотала у меня в
груди, и только силой воли я заставлял себя не клацать зубами. Пот
по-прежнему крупными каплями струился по моему лицу.

-- Тремьен вот-вот подъедет с врачами. -- Лицо Мэкки вновь наклонилось
надо мной.

Происшедшее до неузнаваемости изменило ее голос.

На ответ у меня не хватило сил.

Позади "лендровера" остановился автомобиль, из которого выскочил Гарет
и с трудом выбрался Тремьен. Сминая все на своем пути, подобно танку, он
двинулся ко мне, но не дойдя метра, замер как вкопанный.

-- Господи Иисусе! -- вырвалось у него. -- А я еще не поверил Гарету.

Не теряя присутствия духа и со своей природной властностью, он взял
командование на себя, но было видно, что это удавалось ему с трудом:

-- Не беспокойтесь, по радиотелефону я уже вызвал "скорую". Скоро за
вами приедут.

Я вновь промолчал. Тремьен торопливо вернулся к машине, и я услышал,
как он повторяет вызов. Он тут же вернулся со словами ободрения.

Тем не менее я заметил, что мой вид заставил содрогнуться и его.

-- Мы разыскиваем вас уже несколько часов, -- проговорил он
взволнованным голосом, давая мне понять, что моя персона не была забыта. --
Мы даже звонили в полицию и в больницы, но там нам не дали никаких сведений
относительно автокатастроф или чего-то подобного, поэтому-то мы и приехали