исчезнет. Она лишь будет отодвинута во времени. На десятилетие. На сто лет...
найти и обезвредить заговор.
не уничтожить. Я же говорил тебе, Кайафа, мысль нельзя убить или просто
остановить. Ее можно задержать - на время, но если она родилась, она -
бессмертна... Хотя ты прав. Задержать - это выход. Пока. И все будет очень
тихо, практически бесшумно - ни войск, ни войн... А что ты сказал насчет
проблемы?
не делаете. Ты же сказал, что у тебя есть свои люди среди его окружения...
стоят, чтобы использовать их как кувалду. И потом, ты хочешь легкого исхода, а
легкий - не всегда верный. Точнее, всегда неверный. Мы - или твои люди - можем
заставить нацеретянина исчезнуть. И что с того? Появится другой. Причем быстро,
потому что почва в Галили и Иудее отлично подготовлена, вспахана и унавожена. И
даже новые чудеса не понадобятся, хотя я тебя уверяю: Они, у этого Иешуа, -
первый сорт, без обмана. Люди, потеряв ориентир, немедленно должны будут на
что-то опереться. И чем проще будет опора, тем лучше, тем она прочнее. Уйдет
Иешуа, придет Ешайагу, или Яаков, или какой-нибудь Исав. Мысль о Вере для всех,
а не только для избранных, рожденная в Галили, о Вере, которая требует только
истово верить, и никаких грубых материальных подтверждений, вроде денег,
баранов или голубей, мысль эта возвышенна, легка, практически невесома, а
потому ее легко подхватить, пока она не растворилась в воздухе. А раствориться
ей не дадут: она слишком хороша, она дорогого стоит, чтобы позволить ей
исчезнуть. Это аксиома, дорогой Кайафа. И мои милые соотечественники эту
аксиому слишком хорошо понимают.
листья, увивающие беседку, всмотрелся в ночь. Она была бессветна, только
бледная звезда продралась сквозь высокую и плотную ночную облачность, смутно
горела в зените. Но это была не Вифлеемская звезда, сезон на Вифлеемскую давно
закончился.
человек, их всех надо убедить в том, что нацеретянин преступник. Это трудно,
потому что он будет вызван на заседание, и все начнут подробно выспрашивать о
его вине, а он никогда не сознается, его вина, которая и вправду зыбка,
растворится во множестве слов, так часто бывает на заседаниях Санхедрина...
Нет, это нереально...
назло Санхедрину не утвердит решения...
понял наши опасения, раз ты разделил их, то стоит выждать. Повторяю: мои люди
следят за ситуацией и утверждают: время пока есть. Начинай говорить с теми,
кому веришь: я имеюв виду членов Санхедрина. Потихоньку, не дави, убеждай
мягко. Пусть те, кто должен испугаться, - испугаются. А когда плод созреет, мы
поможем ему упасть. Более того, раз мы решаем придержать бег событий, ни в коем
случае теперь не мешай тому, кого зовут Машиахом. Пусть его популярность
растет, пусть люди придут к еще одной простой мысли: незаменимый - незаменим.
Пусть он сознательно идет по избранному пути, пусть он ведет за собой людей,
чтобы в финале, когда он должен будет показать силу, ее у него не окажется. Да
и откуда силы у преступника?
Что значит образование! - восхитился Петр. - Мы взяли отсрочку, и теперь у нас
есть время, чтобы люди сумели увидеть: мысль может оказаться лживой.
не может оказаться ложью.
Машиаху, он до сих пор не обманывал их ни в чем, Лечил, оживлял, строил и
разрушал. И все всегда было к сроку. В пределах возможного периода ожидания.
Возможного - для простого человека, я имею в виду. Далеко отсюда говорят:
обещанного три года ждут. Иными словами, не жди обещанного немедленно, умей
терпеть. Три года - названный предел, но ты же понимаешь, что-цифра "три" -
просто символ. Машиах ведет народ почти два года - проповедь за проповедью,
чудо за чудом, складывает по кирпичику действительно могучее здание Веры, ты
еще поймешь это, Кайафа. Оно уже сильно выросло, в нем можно - и удобно! -
существовать. Но если ты хорошо понял мысль нацеретянина, то помнишь: новая
Вера должна воцариться на обломках старой. То есть твоей. Я вполне допускаю,
даже убежден, что это - иносказание. Речь идет о разрушении Храма в душах, а не
наяву. Но не думаю, что такие философские сложности доступны простым верующим.
Они ждут, что перед тем, как положить в здание Веры последний кирпичик, Машиах
действительно разрушит Храм. Скажи, Кайафа, как ты себе представляешь
возможность такое сотворить?
массивен, прочен. Даже могучим римским войскам это было бы не под силу...
коварная и многоопытная, ей дано многое, о чем мы пока не ведаем. Но о Риме
сейчас вообще речи нет. Я о силах, которыми располагает нацеретянин. Ты прав:
надежды его последователей на гибель символа старой Веры - Храма - беспочвенны.
Не Храм, а они рухнут сразу и страшно. И вот тогда-то мысль и станет ложью, а
тот, кого превозносили до небес, превратится в гонимого всеми преступника. Да
какой-нибудь грязный Варавва будет дороже этому быдлу, чем тот, которому только
что верили, как земному посланнику Бога. Честно говоря, мне как-то не по себе,
когда я представляю такое массовое предательство...
рожденная вольно - она возродится опять...
успеем к этому подготовиться, или...
повторение - не всегда мать учения, частенько - злая мачеха. Главное, Кайафа
все же напуган, хотя и грамотно спорит, сопротивляется, но он понял, что Машиах
из Галилеи ему сегодня - помеха, лишняя головная боль, как минимум. Он и
вправду умен, первосвященник, умен и хитер, осторожен и обладает здравым
предвидением. Ему ни к чему неприятности, откуда бы они ни шли: из Коринфа ли,
из Рима или из Назарета. Ему ничего не стоит найти двадцать пять
единомышленников в Синедрионе, чтобы однажды, когда придет время, когда сам
Доментиус или его-посланник назовут час собрать высоких чином и вынести
смертный приговор бунтарю.
нигде не порок, если чуешь опасность.
будет знать все, что знаю я и что должен знать ты.
называемого "любимого ученика" - без имени, без роду. Он там появляется, если
память не изменяет, трижды: на тайной вечере, почему-то лежа на груди у Христа,
потом в доме Кайафы, приказывая служанке пропустить в дом Петра, и, наконец,
при казни... Кто это? Легче всего предположить, что сам Иоанн, автор текста,
эдак скромненько написал о себе - любимый, мол. Без имени.
ли не хозяином себя чувствует?..
подправлять?..
праздники, было бы неверно. Никак он не готовился. Обронил однажды за
завтраком:
особенного не сообщил.
Капернауме, что не сильно одобрялось добрыми галилеянами: все-таки нарушение
традиции, Лишь близкие понимали, - а ближний круг к нынешней весне расширился
до великих размеров, и не десятки даже, а сотни близкими Машиаху себя числили,
а еще был средний круг, а еще дальний, уж не тысячи ли в сумме, не соврал
первосвященнику Кайафе эллин Доментиус! - и все же только близкие понимали:
зачем идти в чуждый город, зачем кланяться враждебным коэнам и лицемерным
фарисеям, зачем раньше времени испытывать судьбу!