к аппарату, с прямой спиной снял трубку:
раздражающей насмешливостью (показалось ему) извинился молодой голос. -
Общественное российское телевидение беспокоит. Могу ли я говорить с
командиром крейсера "Аврора" господином капитаном первого ранга Ольховским?
редакции новостей. Там был страшный скандал по поводу того, что они в
вечернем выпуске не дали ваше послание, или ультиматум, как правильно
сказать?
приехать в студию? Машину за вами мы вышлем.
Подождите, не кладите трубку, - еще: вы бы могли взять с собой еще пару
человек, лучше матросов - ну, чтобы хорошо смотрелись в кадре, для колорита,
так сказать?
спешно наводили на себя марафет.
камбузе. Со своим отделением они договорились вчера по рации удивительно
быстро и легко, и сменяться отказались: аренда и зарплата отваливалась
посменная.
автомобильным теплом и кожей сидений. Придерживая маузеры,
охранно-колоритная пара полезла за Ольховским внутрь.
вертелся и жужжал, как говорящая юла.
фамильярностью цитировал он, словно все классики были банальными
плагиаторами и его личными должниками. - Спокойно трубку докурил до конца,
спокойно улыбку стер с лица. Вы случайно трубку не курите? Жаль, это бы
хорошо смотрелось. Мы уже музыку подобрали к сюжету, и перебивки хорошие. А
волны и стонут и плачут, и бьются о борт корабля. Вашу охрану тоже посадим,
чуть-чуть позади, только не раздеваясь, вот так очень хорошо, жарко,
конечно, будет под светом, но ничего. Ребята, вы какой год служите? С нами
Бог и андреевский флаг.
служил лишь стенкой, чтоб мячу было обо что стукаться и отскакивать, и чтобы
тут же отправить его снова - вопросы содержали в себе и ответы, и
самодостаточную информацию о собеседнике в нужной интонации спортивного
комментатора, а большего как бы и не подразумевалось.
прочеркнутым пригашенными вывесками, проскакивая на желтый и кренясь на
поворотах. Заложил вираж вокруг памятника Маяковскому, рванул по Тверской и
через минуту, свернув в проулок и ринувшись в огромную арку, осадил у
дубовых дверей, которые могли бы служить башенными воротами.
Петрович ездит, а? Ас! - он похлопал шофера по плечу. - Айн минут! -
Посмотрел на лица и счел нужным пояснить: - Ближняя студия! Для оперативных
сюжетов. Ну, сами увидите.
напомнил Ольховскому рыбий жир, хотя он никогда в жизни не думал о рыбьем
жире и даже в детстве его не пил. Сам же фасад, мрачноватый и
казенно-величественный, вызывал смутные ассоциации с Главным управлением
кадров ВМФ, где он был однажды много лет назад. Вообще Ольховский за всю
жизнь посещал Москву лишь два раза, так сложилось.
воскликнул телемальчик и с усилием оттянул тяжелую дверь, пропуская его
вперед.
Это был высоченный холл с лепным потолком и росписью на стенах, изображающей
батальные сцены из русской истории. На одной из фресок, меж ложных колонн
русского неоклассицизма, в водяных фонтанах разрывов резал хмурые волны
броненосец, соединяющий в профиле черты "Осляби" и "Бисмарка". Орудия его
изрыгали огонь в горизонт, где маячил силуэт другого броненосца, в который
талант мариниста каким-то образом сумел вложить выражение плосколицести и
узкоглазия: сразу делалось ясно, что это японец, а битва изображает Цусиму.
Ольховский невольно задержал на ней взгляд: изображение обладало странной
наивной убедительностью, и от него мгновенно передавалась обреченная тоска.
дубовая стойка. В ее проходе стоял солдат с повязкой на рукаве и штык-ножом
на поясе.
билеты матросов и сличив фотографии, он наклонился к столу за барьером и по
дырочкам оторвал из книги три заполненных пропуска. Половинки их вручил
вместе с документами, а корешки нанизал на штык-нож и сунул его обратно, так
что встопорщившиеся края бумажек торчали зажатыми меж гардой и краем
желто-коричневых пластмассовых ножен.
впрочем, преддверию любого нового или серьезного дела. Поднимаясь по
лестнице, Ольховский успел подумать, что вообще-то ведь можно ждать чего
угодно: что это ловушка ФСБ, или контрразведки ГРУ, или президентской
охраны, или мало чего в Москве есть еще, неизвестного непосвященным морякам.
колене "кедром". Он не только не встал, но даже не повернул головы,
продолжая смотреть перед собой и процеживая идущих сквозь неподвижную линию
своего взгляда, параллельную с автоматным стволом.
гасящая шаги. Мягкий свет плафонов поглощался темными панелями в уровень
роста. Коричневые дерматиновые двери в длинный ряд отблескивали по периметру
и крест-накрест латунными пуговками обойных гвоздей.
повторного стука из-за двери донесся неразборчивый утвердительный звук.
беспокойство: часовой внизу, назвав номер, сказал не "студия" или "комната",
а "кабинет".
завешены сборчатыми шелковыми шторами. Во всю стену висела огромная карта
Москвы, утыканная по восточной окраине флажками. Половину площади занимал
неохватных размеров стол, выхваченный светом двух ламп под зелеными
отражателями.
игрушек: с вокзалом, пакгаузами, перронами, мостами, тоннелями, семафорами,
со множеством ветвящихся рельсовых путей и стрелок, и даже с поворотным
кругом для локомотивов и красненькой водокачкой. По ней бегали, ловко
расходясь друг с другом, черные паровозики, таща и толкая зеленые
пассажирские вагоны, коричневые товарные и желтые цистерны.
маршальскими звездами на погонах. Держа в левой руке пульт, а в правой
бильярдный кий, он выводил с дальнего края бронепоезд, состоящий из трех
серых коробочек с трубой на средней и пушками по концам. Стрелку под
табличкой "запасной путь" заело, и он старался придержать ее кием,
отдергивая его под самым бронепоездом, который не успевал заползти на
рельсы, ведущие в общий лабиринт. Вдоль паровоза чернела мелкая, но очень
четкая надпись: "Анатолий Железняк".
уткнулся в полосатый шлагбаум тупика.
конец и с размаху сломал его о спину стоящего рядом портновского манекена в
генеральском мундире.
додумать и понять, кто же это: заметив его, маршал вцепился тяжелым давящим
взглядом и спросил грубым низким голосом, отшибающим саму возможность
думать:
пределом хамства, что из Ольховского автоматически вылетело:
расправились, подбородок задрался. За спиной стукнули каблуки матросов.
откуда - ты - взялся!!
маршал. - Ощущая неудовлетворительность своего доклада и не зная, что еще
добавить или сделать, Ольховский взял под козырек.
приказал - оставить - Петербург?!
вделся. Вот и вделся. Как просто. А на что я надеялся. А на что я надеялся.