красиво умереть, когда твоя смерть - вклад в конечную победу.
А что сказать про доблесть обреченных? Я вот не могу не уважать господ
офицеров, воевавших до конца в двадцатом, и особенно в двадцать втором.
Представь, Владивосток, узкая полоска земли до Спасска - и все. От всей
великой и неделимой.
одиннадцать тысяч верст, а ты висишь, словно на вагонный буфер
прицепился...
разговаривать серьезно мог только один на один, да и то не всегда. Если
есть аудитория - его уже несет. И за трепом, анекдотами, парадоксами и не
всегда приличными шутками очень трудно понять, что же Сашка на самом деле
думает и чувствует. Когда-то очень давно Новиков спросил Шульгина, зачем
ему эта манера. На мгновение в глазах Сашки промелькнула тень. "А еще
психолог, - скривил он губы. - Во-первых, так проще. Раз никто не знает,
когда я ваньку валяю, а когда всерьез - у меня всегда два темпа в запасе.
А потом - большинство вообще ведь не такое умное, как ты, например, оно
вторых смыслов не улавливает, значит, я для них ясен и безвреден. Да и
веселее как-то..." Андрей тогда, после этого короткого признания
поразился, насколько однообразна и монотонна история, раз и тысячу лет
назад, и сегодня находятся люди с одной и той же психологией, что шут при
дворе Карла Великого, что Сашка. Оба ощущают себя (и есть на самом деле!)
умнее большинства окружающих, но не в состоянии ничего вокруг себя
изменить, вынуждены уступать и подчиняться дуракам...
люди гибнут, а вы разболтались, как патриции в цирке.
советники, так понять же надо, что и как. А если ты себя зрителем
считаешь, то конечно... - огрызнулся Шульгин.
Радиацией, пучком электронов, инфразвуком?
практике, боюсь, сейчас выяснил, - сообщил Берестин и показал рукой
направо.
отсвечивающие прямоугольники. Фиолетовые стекла "Цейсса" приблизили и
сузили пейзаж, в котором чужеродным элементом возникла большая, машин в
двадцать, группа бронеходов. На одинаковых интервалах и с одинаковой
скоростью они наползали, словно исполинским бреднем захватывая часть гряды
с позицией землян в центре, Их медленное, как бы мертвое движение, оттого
что ничего в них не перемещалось - ни колеса, ни гусеницы, ни ноги -
порождало не ужас, а безнадежную тоску.
прикинул Новиков. - Смываемся?
бинокль. - Все вниз, - коротко скомандовал он. - Сашка к прицелу, Андрей -
заряжай. Заряд основной, бронебойным, прицел двадцать, смещение ноль...
командовать назначили. Так он увидал в небе израильские "фантомы",
скомандовал: "Срочное погружение!" и с мостика по трапу в машинное
шарахнул. - Шульгин со смешком полез в свой люк.
с Воронцовым он впал в некоторую депрессию. Да еще и Альба разбередила
душу разговорами на моральные темы. Но раз так получилось: Берестин с
Шульгиным готовы драться - быть по сему. Снова состояние необходимой
обороны. Он еще успел удивится - перед кем он оправдывается? Неужто перед
Альбой с ее наивной верой в него, в человека славного и героического
двадцатого века? Как там у Когана: "...мальчики иных веков, наверно, будут
плакать ночью о времени большевиков". И написал-то эти стихи юный идеалист
году как бы не в тридцать восьмом. Причем почти угадал, что будут плакать.
Не угадал только отчего.
замечал. Ведь выползает на тебя порождение неведомого разума, четвертого
по счету за последние полгода, и внутри железных гробов - нелюдь, а может,
и нежить. Красное, в хитиновой броне, глаза на стебельках, двигает
пупырчатыми клешнями рычаги управления и смотрит в его сторону
нечеловеческим взглядом. "И пахнет укропом, добавил бы Сашка", - подумал
он и чуть не рассмеялся истерически.
забытую работу - осторожными оборотами маховичков сводил воедино сдвоенное
изображение бронехода в растровом кольце, подгонял белый светящийся уголок
к середине лобового листа крайней в ряду машины.
Шульгина, который все старался оттереть его от прицела, мечтая самому
сделать первый выстрел в межзвездной войне, тогда как ему вновь
предлагалась роль извозчика.
Шульгину в спину. - Заводи и сразу втыкай заднюю, сцепление выжми и жди.
тридцатикилограммового снаряда, носок сапога на электроспуске. Словно метя
всем сразу пришельцам на свете и за себя, и за Ирину, и за здешних пилотов
дирижаблей, погибающих в бессмысленной неравной схватке, Берестин нажал
педаль.
под ударом гидравлического молота, из открывшегося затвора выкатилось
сизое облако дыма и исчезло, всосанное эжекторами.
грязно-пятнистый ящик лопнул вдоль, уткнулся развороченными лобовыми
листами в землю и застыл. Остальные продолжали свое медленное движение.
заряжай! Огонь! - командовал Новикову и самому себе Берестин срывающимся
голосом. Снова саданула возле уха пушка, и второй бронеход вывернул наружу
свои железные потроха.
Шульгин.
того, чтобы рассредоточиться и открыть беглый огонь, наоборот, начали
поворачивать к своим терпящим бедствие собратьям.
Пера менять позицию.
невысокий подлесок, сдвинулся на полсотни метров в сторону и въехал за
естественный бруствер.
практически не целясь. А чего тут целиться, на полкилометра, из
стабилизированного орудия с электронным баллистическим вычислителем, по
мишени размером с приличную избу?
машины не горят. Не это ли и спасло их? Горящие бронеходы были для
неприятеля штукой знакомой и понятной, а то, что происходило сейчас,
потребовало времени для осмысления.
рушились мощные деревья в бору, на дальней опушке которого они стояли. С
тех, что поближе, обламывались, падали ветки и огромные сучья, сгибались и
припадали к земле кусты. А тело будто наливаюсь ртутью. Танк взревел.
голос Шульгина в переговорном устройстве.
секунды догадался, что происходит, а еще раньше, чем понял, уже начал
действовать. До конца толкнув вперед сектор постоянного газа и упираясь
обеими ногами, с хрустом в спине он включил демультипликатор и заднюю
передачу.
Берестин чувствовал, что у него стекают вниз, к плечам, щеки и закрываются
глаза. Танк ревел всей мощью своих лошадиных сил, но весил он теперь,
наверное, тонн двести, широкие гусеницы погружались в твердый, промерзший
грунт, как в болото.
подняться с пола боевого отделения, Берестин тоже чувствовал, что сил
перебраться в отделение водителя и чем-то ему помочь у него нет. И если
Шульгин не справится... В наушниках уже не дыхание слышно, а хрип и стон
пополам с кое-как проталкиваемой через оплывшие губы бессвязной руганью.
До ужаса медленно "Леопард", коверкая землю, развернулся и заскользил вниз
по склону.
Берестин, понимая, что вот-вот потеряет сознание. В мыслях мелькнуло:
летчики выдерживают до двенадцати "же", но они же тренируются... А у нас
тут сколько? Вдруг не выдержат амортизаторы? И соляр тоже сейчас тяжелый,
как жидкий свинец, форсунки могут в любой момент захлебнуться.
правильно, и танк, увлекаемый тягой дизеля и весом, покатился под гору все
быстрее. Тяжесть стала спадать. Еще их, наверное, заслонил холм, они