Чтение 66–й страницы книги ~Жертвы~

слегка приоткрыта. Челядь явно подслушивала, как он и надеялся, и
Амфитрион очень рассчитывал на длинные язычки служанок.

- А еще дедушка говорил, чтобы жертвы ему приносить не забывали.
Всякие. А если я его слушаться не буду, то со мной будет так же, как с
дядей Алкидом. А что будет - не сказал. Дядя Алкид, ты что, в детстве
дедушку не слушался? Что с тобой было?

- Болел, - угрюмо бросил Алкид.

- А сейчас ты выздоровел?

Алкид не ответил.

Амфитрион, насвистывая, вприпрыжку несся к палестре, размышляя над
случайно подаренной ему возможностью сознательно наслаждаться детством.

Многие ли, кроме него, могут похвастаться этим?

Жизнь, при всех ее подвохах и кознях, иногда все же поворачивалась
приятной стороной; особенно в последние дни, когда слов "Дедушка сказал!"
хватало, чтобы бесповоротно настоять на своем - будь то распорядок занятий
или что иное.

"Радуйся, Иолай! - подумал Амфитрион. - Радуйся, пока..."

- Радуйся, Иолайчик! Ой, вырос, вырос-то как! Совсем большой стал!..

И детство закончилось.

Пыль, клубящаяся следом, вдруг прибавила ходу, догнала, обступила,
едким пеплом запорошив горло, заставив слезиться глаза; всклокоченное
облако закрыло солнце, и Амфитрион был вынужден вспомнить, кто он есть на
самом деле.

Он ждал этого голоса.

Именно этого - потому что еще на Островах Блаженства, по ту сторону
Ахерона, Гермий сказал ему, что Трехтелая Геката абсолютно уверена в
смерти своей бывшей жрицы Галинтиады.

Уверена.

В смерти.

...Мальчик медленно повернулся - слишком медленно для шестилетки, на
взгляд Галинтиады, дочери Пройта; и глазки старухи, хищно сверкнув в
надвигающихся сумерках, ощупали Иолая с ног до головы.

Слишком обстоятельно, на взгляд Амфитриона, сына Алкея Микенского.

- Ну что, узнал старуху, маленький?

- Узнал, бабушка Галинтиада. Вас - и не узнать! Мама вас часто
поминает...

Амфитрион изо всех сил старался, чтобы его голос звучал достаточно
приветливо.

Получалось плохо.

- И куда ж ты, Иолайчик, бежишь на ночь глядя? - старуха сделала
несколько мелких птичьих шажков и неожиданно оказалась совсем рядом.

Она была всего на голову выше ребенка.

"А то ты не знаешь! - про себя усмехнулся Амфитрион. - Врешь, старая,
ты знаешь, что привез торговый караван из Мегар, за день до того, как он
въедет в Фивы! Или у какого младенца будет родинка на копчике - за неделю
до родов!"

Он очень боялся ошибиться.

Он помнил золотой диск, подаренный им самим этой юродивой старухе.

- В палестру, бабушка.

- Ой, молодец! Ой, труженик, сын героя, внук героя!.. щечки румяные,
вытянулся ясенем, глядишь орлом Зевесовым...

Амфитрион машинально сделал тайный знак от сглаза.

Это не укрылось от старухи, и она еще раз вспомнила багровый мрак,
хлынувший на Галинтиаду из недетского взгляда очнувшегося после
двухнедельной горячки Иолая.

Галинтиада очень боялась ошибиться.

Ошибка могла дорого стоить - в последнее время Павшие не баловали
свою Одержимую искренностью.

- Ну, я побежал, бабушка? - подлил масла в огонь Амфитрион,
нетерпеливо топчась на месте.

- Беги, голубчик, беги! Все Фивы говорят: Иолайчику дедушка-лавагет
во сне является, помогает сыновьям могучего внука растить... Дедушку,
маленький, слушаться надо, дедушка плохому не научит! Настоящим мужчиной
вырастит Иолайчика! Вот и мне бы, старой, послушать - что такой дедушка,
как у тебя, любимому внуку рассказывает?!

Голос старухи предательски дрогнул, и в нем, как узкое тело хорька в
осоке, проскользнуло плохо скрываемое возбуждение.

Впрочем, нездоровый этот интерес мог быть вызван просто старческим
любопытством - о чем Амфитрион не преминул себе напомнить.

- Много чего говорил дедушка... чтоб я сильным рос, чтоб кушал
хорошо, чтоб жертвы ему приносить не забывал. Только...

- Что только? - непроизвольно подалась вперед Галинтиада. - Что -
только, Иолайчик?! Ты не стесняйся, я тебе, чай, не чужая, чем смогу -
помогу!

- Только я папе и дяде Алкиду не все сказал. А уж бабушке Алкмене и
подавно. Испугался я...

- Чего ж ты испугался, маленький? Ты говори, ты Галинтиаду-то не
бойся, я и папу твоего в детстве лечила, и дядю, и тебя самого - вишь,
какой здоровенький! Галинтиаде твой дедушка диск золотой на память подарил
- гляди, красота какая! Своим не говори, мне скажи! Бабушка Галинтиада
поймет-пособит!

"Неужели ЭТО передается по наследству? - мелькнуло в голове у
старухи. - Странно... а как же тогда Алкидовы сыновья? Или маленькие
еще?!"

- Жертву дедушка просил. Только не простую - ему... ему... ему
человека в жертву надо! Вот. А как я ему человека в жертву принесу?! - я
маленький, не сумею! Да и не знаю, как... А дедушка все просит и просит -
ему, наверное, очень надо...

Некоторое время Галинтиада молчала, со странной полуулыбкой глядя на
мальчишку. Амфитрион не торопил ее. Стоял, понурившись, не зная, что
старуха думает сейчас о семивратных Фивах, которые тесноваты для двух
Одержимых.

И о жертвах - той, которую якобы просил покойный дедушка, и той,
которую приказали принести Павшие после пятилетнего перерыва.

- А если я тебе помогу, маленький, - наконец разлепила узкие губы
старуха, - ты передашь дедушке, что это старая Галинтиада веление его
выполнила?

- Конечно, бабушка! - радость в голосе просиявшего мальчишки была
абсолютно искренней. - Я-то передам, ты не сомневайся! Вот дедушка
обрадуется!.. ты не беспокойся, он услуг не забывает. Никогда. А папе
сказать?

- Папе? Нет, папе не надо. Зачем его попусту тревожить?

- Правильно! Зачем его тревожить? А мы прямо сейчас пойдем жертву
приносить?

- Дедушке-то? (Амфитрион вдруг сообразил, что старуха упрямо не
желает произносить его имя, именуя покойного только "дедушкой".) Нет,
сейчас не пойдем. Это дело неспешное, к нему готовиться надо. Ты жди,
Иолайчик, жди-пожди, я сама тебя найду, когда надо будет! Хорошо?

- Хорошо, бабушка Галинтиада! Только бы...

Но сгорбленная карлица-старушонка уже семенила прочь.

А Амфитрион направился в палестру, но не вприпрыжку, а тяжелым
неспешным шагом, словно груз десятилетий отягощал острые мальчишеские
плечи.

Завтра он должен будет связаться с Гермием, рассказать ему обо всем и
уговорить не трогать старуху до полной уверенности в том, что они берут
именно Одержимую Тартаром.

Значит, до мгновения принесения жертвы.

Лишь бы Гермий был наготове...

Завтра.

Завтра он заглянет на базар и положит две вяленые рыбешки в миску
горластого рапсода.

Амфитрион не знал, что через неделю и три дня к нему у входа в
палестру подойдет загорелый мускулистый мужчина с пустыми и выцветшими
глазами.

- Ты Иолай? - коротко спросит мужчина.

- Да.

- Галинтиада велела передать тебе, что все готово. Пошли.

На миг Амфитрион растеряется, понимая, что на этот раз не успевает
предупредить Лукавого и дождаться появления бога в крылатых сандалиях.

Но... отступать было поздно.

Оставалось рассчитывать на Гермия, который обещал быть начеку.

- Пошли. Только мне сперва на базар забежать надо.

- Галинтиада ждет.

- Подождет! Сказал - на базар надо. Это быстро.

- Ну ладно... идем!

И мужчина с остановившимся взглядом возьмет за руку мальчика с
недетскими глазами, после чего оба направятся в сторону городского базара.