ти!.."
на месте. Она обернулась и, увидев его, с улыбкой встала.
Быть друзьями - это так хорошо!
экзамене!
луй... Но ошибиться невозможно, он только дружеский...
чем мне было отказано на третьем.
тесь, мой милый! Вам стоит лишь выбрать: все женщины этого ждут.
стукнет пятьдесят.
ронством. Вовсе не так уж хороша была эта жизнь, и Аннете часто бывало в
ней тесно. Монахине такого сорта мало управлять одним монастырем и пок-
лоняться одному богу. Монастырь Аннеты был ограничен стенами квартирки
на шестом этаже, единственным богом ее был ребенок. Это было так мало и
в то же время так безмерно много! Аннету это не удовлетворяло, но она
пополняла нехватку мечтами. Этого добра у нее было достаточно. Повсед-
невная жизнь ее казалась пуританской и бедной, но она вознаграждала себя
в жизни воображаемой. Тут, в тиши, ничем не нарушаемое, длилось вечное
Очарование.
ведь соткана не из слов; а чтобы другие тебя поняли, чтобы самому понять
себя, нужно пользоваться словами, этой тяжелой и клейкой массой, которая
сразу высыхает на пальцах!.. Аннета тоже, чтобы понять то, что происхо-
дило в ней, бывала иногда вынуждена тихонько пересказывать себе словами
свои грезы. Такого рода пересказы неточны, их даже переделкой назвать
нельзя: они подменяют мечту, но никак не отображают ее. Мозг, неспособ-
ный настигнуть душу в ее взлете, сочиняет сказки, и сказки его занимают,
однако они дают обманчивое представление об этой великой феерии или
внутренней драме...
режные реки огня, воды, облаков. Здесь еще смешаны все стихии, и тысячи
течений перепутаны, как волосы, но единая сила свивает и развивает их
длинные темные пряди, усеянные бликами света. Такова неуемная сила души
человеческой, и безмолвный пастух. Желание, властитель миров, гонит ста-
до ее грез на туманные пастбища Надежды. А непреодолимая сила тяготения
увлекает их вниз по скату, то крутому, то предательски незаметному, и
жадная бездна поглощает их.
вает сплетения ее извилистых струй, отдается этому течению, играет с ко-
варной силой, которая ее уносит... Когда же разум, внезапно пробудив-
шись, пытается направлять эту игру, то Аннета, оторванная от своей гре-
зы, уже ищет другую, чтобы в нее уйти. И вот она мудро создает ее из за-
печатлевшихся в памяти мгновений своей жизни, из образов прошлого, из
романа, уже пережитого, или того, который, быть может, еще суждено пере-
жить... И Аннета как будто верит, что великая Мечта продолжается. Но в
то же время знает, что она улетела. Это ее не волнует. Как евангельский
жених, Мечта вернется в час, когда ее не ждут.
свои скрытые силы и устремления лишь в этой внутренней жизни грез! Тот,
кто сумеет читать в их глубине, откроет там темные страсти, восторги,
видения бездны. А между тем в мирном течении будней эти женщины - добро-
детельные мещанки, занятые своими делами, холодные, рассудительные, вла-
деющие собой и даже в силу внутренней реакции (иногда слишком резкой,
как у Аннеты), щеголяющие перед своими учениками или детьми холодной
рассудочностью и склонностью к нравоучениям.
нуть! У него зоркие глаза. Он умеет читать то, что кроется под словами.
И он тоже любит мечтать. Каждый день бывают часы, когда он чувствует се-
бя королем: он один в квартире, наедине со своими мечтами. Аннета, - как
всегда, неосторожная, - легкомысленно оставляет в распоряжении ребенка
кучу сохранившихся у нее книг из библиотеки деда и ее собственной. Тут
есть все, что хочешь. Вот уже несколько лет, как у Аннеты нет времени
совершать набеги на книжные полки. Этим занимается ее маленький сын.
Каждый день по возвращении из лицея, когда матери нет дома, он отправля-
ется на охоту. Марк читает беспорядочно, что попадается под руку. Он ра-
но научился читать быстро, очень быстро и галопом мчится по страницам в
погоне за дичью. Это чтение очень мешает его школьным занятиям, и он
считается плохим учеником, рассеянным, - он не знает уроков и небрежно
относится к своим обязанностям. Учитель был бы очень удивлен, если бы
юный браконьер рассказал ему, что глаза его добыли на охоте в заповедных
лесах. Ему попадаются на полках и "классики", но здесь у них совсем иной
аромат, чем в школе. Все, что Марк таким образом собирает на свободе в
новом для него мире, имеет вкус чудесного запретного плода. Тут нет пока
ничего, что могло бы загрязнить его воображение или даже грубо просве-
тить его насчет некоторых вещей. В опасных местах глаза мальчика загора-
ются, но бегут дальше, не замечая в западне приманки, тревожащей плотс-
кие инстинкты. Он беззаботно счастлив, горячее дыхание жизни обдает его
лицо, и в этом лесу книг ноздри его чуют увлекательную опасность, извеч-
ную борьбу: любовь...
счастье, которого еще нет, но которое будет, и он его возьмет... Какое
же оно будет? Из обрывков того, что он видел и читал, мальчик пытается
создать его в своем воображении. Он не видит ничего - и видит все. Он
хочет все. Все иметь. Все любить. (Быть любимым - вот в чем для него ис-
тинный смысл любви: "Я люблю себя. И меня должны любить... Но кто?.. ")
То, что он хранит в памяти, ничуть не помогает ему. Все это слишком
близко и потому неясно видно. В его возрасте прошлого еще не существует
или оно так незначительно! Для него существует лишь настоящее - тема с
тысячью вариаций...
при жарком свете керосиновой лампы они сидят вдвоем. Вечером после обеда
Марк учит (предполагается, что учит) уроки на завтра. Аннета чинит
платье. Ни он, ни она не думают о том, что делают. Они отдаются привыч-
ной работе воображения, всегда готового им служить. Мечты текут, и Анне-
ту уносит течением. А мальчик глядит на замечтавшуюся мать... Наблюдать
за ней интересно, гораздо интереснее, чем учить уроки!..
не должен понимать переживания матери. А между тем от него ничто не ус-
кользало! Любовь Жюльена к Анкете, любовь ее к Жюльену - все это он
смутно угадывал. И, бессознательно ревнуя мать, радовался неудачному
концу ее романа, как маленький каннибал, пляшущий вокруг столба пыток.
Мать осталась за ним. Это его собственность! Значит, он дорожил ею? Да,
начал дорожить с тех пор, как другой хотел ее отнять у него. Он всматри-
вался в нее - в ее глаза, губы, руки. Он упивался каждой черточкой со
свойственной детям способностью находить в какой-нибудь детали целый
мир... И не всегда они ошибаются... Тень от ресниц, изгиб рта были для
него таинственными необозримыми ландшафтами, зачаровавшими душу. Взгляд
его, как пчелка, порхал над полуоткрытым ртом Аннеты, влетал в эту алую
дверь, вылетал обратно... Увлеченный исследованием, Марк забывал о той,
кого изучал... На него находило блаженное оцепенение... Очнувшись от не-
го, он вспоминал (брр!) о завтрашних уроках, о каком-нибудь нелюбимом
товарище, о плохой отметке, которую скрыл от матери... А там опять его
зачаровывал свет лампы в полумраке, тишина их комнаты среди гудевшего
Парижа, ощущение, словно он на островке или плывет в лодке по морю в
сладком ожидании берегов и того, что он там найдет, что увезет в своей
лодке. В эту лодку, нагруженную сокровищами его надежд, всем тем, что он
отвоюет у жизни, маленький викинг сажал и свою мать с ее изогнутыми бро-
вями и красивыми пушистыми волосами... Как она вдруг становилась ему ми-
ла! Пылкость влюбленного соединялась в нем с божественной детской невин-
ностью... По ночам он не спал, прислушиваясь к дыханию Аннеты... Эта та-
инственная жизнь волновала, захватывала его...
плаваниям, а Марк только что отчалил, и все для него ново. И потому, что
все для него ново, он вглядывается пристальнее и часто видит дальше ма-
тери. У него бывают моменты удивительной серьезности. Правда, они недол-
ги. Как у животных, его напряженно-внимательный взгляд вдруг начинает
блуждать: он уже не видит никого! Но в те минуты, когда он сосредоточи-
вает всю непочатую силу внимания и любви на матери, своей единственной
подруге, замкнутой вместе с ним в этой знойной тишине. Он весь пропиты-
вается ароматом ее души, он угадывает, не понимая, малейший ее трепет, и
бывает минута озарения, когда он касается ее тайн.
способность видеть. В душе ребенка борются свет и тень: свет - изнутри,
тень - извне. Когда тело развивается, тень растет вместе с ним и засло-
няет свет. Человек тянется вверх - и отворачивается от солнца. Он более