Чтение 66–й страницы книги ~Королева Марго~

Спустя четверть часа произошло то, что всегда бывает в подобных случаях:
на пути охотников оказались непреодолимые препятствия, голоса гончих
заглохли где-то вдалеке, и даже сам король вернулся к перекрестку, по своему
обыкновению ругаясь и проклиная все на свете.

- Что же это такое? И вы, Алансон, и вы, Анрио, тихи и смиренны, как
монашки, идущие за аббатиссой, - говорил он. - Слушайте, это не охота! У
вас, Франсуа, такой вид, точно вас вынули из сундука, и от вас так несет
духами, что если вы проедете между моими гончими и зверем, то собаки
сколются со следа. Послушайте, Анрио, где ваша рогатина, где аркебуза?

- Государь, зачем же мне аркебуза? - спросил Генрих. - Я знаю, что вы
любите сами стрелять по зверю, когда его остановят гончие. А рогатиной я
владею плохо - у нас в горах рогатины не в ходу, и мы охотимся на медведя с
одним кинжалом.

- Клянусь смертью, Генрих, когда вы вернетесь к себе в Пиренеи,
непременно пришлите мне целый воз живых медведей! Наверное, это чудесная
охота, когда бьешься один на один со зверем, который может тебя задушить...
Послушайте! По-моему, это гон. Нет, я ошибся.

Король взял рог и протрубил призыв. Ему ответило несколько рогов.
Внезапно один из доезжачих подал в рог другой сигнал.

- По зрячему! По зрячему! - крикнул король. Он пустился вскачь; за ним
последовали охотники, собравшиеся по его сигналу.

Доезжачий не ошибся. Чем дальше скакал король, тем явственнее слышался
гон стаи, состоявшей теперь из шестидесяти собак, так как на зверя спускали
одну за другой запасные стаи, оказавшиеся там, где пробегал кабан. Король
еще раз "перевидел" зверя и, пользуясь тем, что здесь был чистый бор,
поскакал за кабаном прямо через лес, трубя в рог изо всех сил.

Некоторое время вельможи скакали следом за ним. Но король ехал на сильной
лошади и, увлеченный страстью, скакал по таким буеракам и такой чащобе, что
сначала женщины, потом герцог де Гиз со своими дворянами, а потом и король
Наваррский и герцог Алансонский были вынуждены отстать от него. Немного
дольше других продержался Таванн, но в конце концов и он отказался от такой
скачки.

Все общество, за исключением Карла и нескольких доезжачих, не отстававших
от короля из-за обещанной награды, снова собралось поблизости от
перекрестка.

Король Наваррский и герцог Алансонский стояли вдвоем на длинной просеке.
В ста шагах от них спешились герцог де Гиз и его дворяне. На перекрестке
остановились женщины.

- Честное слово, - сказал герцог Алансонский Генриху, краешком глаза
показывая на герцога де Гиза, - у этого человека с его свитой, увешанной
оружием, такой вид, будто он король. Он даже не удостаивает взглядом таких
жалких августейших особ, как мы с вами.

- А почему он станет обращаться с нами лучше, чем наши родственники? -
ответил Генрих. - Эх, брат мой! Разве мы с вами не пленники французского
двора, не заложники от нашей партии?

При этих словах герцог Франсуа вздрогнул и взглянул на Генриха так,
словно хотел вызвать его на дальнейшие объяснения, но Генрих и так сказал
больше, чем это было у него в обычае, и теперь хранил молчание.

- Что вы хотели сказать, Генрих? - спросил герцог Алансонский, очевидно,
недовольный тем, что его зять не продолжает разговора, предоставляя ему
вступать в объяснения самому.

- Я хотел сказать, - ответил Генрих, - что все эти хорошо вооруженные
люди, видимо, получили приказ не выпускать нас из виду и, по всем признакам,
похожи на стражу, готовую задержать двух человек, если те вздумают бежать.

- Почему бежать? Зачем бежать? - спросил герцог Алансонский, прекрасно
разыгрывая наивное удивление.

- Под вами, Франсуа, отличный испанский жеребец, - отвечал Генрих, делая
вид, что меняет тему разговора, но продолжая свою мысль, - я уверен, что он
может проскакать семь миль в час и сегодня до полудня сделать двадцать.
Погода хорошая. Честное слово, меня так и подмывает отдать повод. Смотрите,
какая там хорошая тропинка! Разве она не соблазняет вас, Франсуа? А у меня
зуд даже в шпорах.

Франсуа не ответил ни слова. Он то краснел, то бледнел и делал вид, что
прислушивается, словно стараясь определить, где охота.

"Известие из Польши сделало свое дело, - подумал Генрих, - мой дорогой
шурин что-то затевает. Ему очень хотелось бы, чтобы бежал я, но я не побегу
один".

Едва успел он закончить свою мысль, как коротким галопом проскакала
группа гугенотов, принявших католичество и вернувшихся ко двору два-три
месяца тому назад; с самой приветливой улыбкой они поклонились герцогу
Алансонскому и королю Наваррскому.

Было очевидно, что стоило герцогу Алансонскому, подзадоренному
недвусмысленными намеками Генриха, сказать одно слово или сделать одно
движение, и тридцать - сорок всадников, ставших около них как бы в
противовес отряду герцога де Гиза, прикрыли бы бегство их обоих, но герцог
Франсуа отвернулся и, приставив к губам рог, протрубил сбор.

В это время вновь прибывшие всадники, вероятно, думая, что
нерешительность герцога Алансонского вызвана присутствием и близким
соседством гизаров, незаметно один за другим очутились между свитой герцога
де Гиза и двумя представителями двух королевских домов и выстроились с таким
тактическим искусством, которое указывало на привычку к боевым порядкам.
Теперь, чтобы добраться до герцога Алансонского и короля Наваррского, надо
было сначала опрокинуть этих всадников, тогда как перед братом короля и его
зятем до самого горизонта лежал свободный путь.

Неожиданно в просвете между деревьями появился всадник, которого до сих
пор не видели ни Генрих, ни герцог Алансонский. Генрих старался угадать, кто
это такой, но всадник, приподняв шляпу, позволил узнать себя Генриху - это
был виконт Тюренн, один из вождей протестантской партии, находившийся, как
все думали, в Пуату.

Виконт осмелился даже сделать знак, прямо говоривший: "Едем?".

Но Генрих, внимательно вглядевшись в безразличное выражение лица и
тусклые глаза герцога Алансонского, раза три покачал головой, делая вид, что
ему тесен воротник камзола.

Это был отрицательный ответ. Виконт понял его, дал шпоры коню и скрылся в
чаще леса.

В то же мгновение послышался приближающийся лай собак, а немного погодя
все увидели, как в дальнем конце просеки пробежал кабан, через минуту вслед
за ним пронеслись гончие и, наконец, подобно "адскому охотнику", проскакал
Карл IX, без шляпы, не отрывая губ от рога и трубя во всю силу своих легких;
за ним следовало четверо доезжачих. Таванн где-то заблудился.

- Король! - крикнул герцог Алансонский и поскакал по следам.

Генрих, почувствовав себя увереннее в присутствии своих друзей, сделал им
знак не отдаляться и подъехал к дамам.

- Ну что? - спросила Маргарита, выехав к нему навстречу.

- Что? Охотимся на кабана, государыня, - отвечал Генрих.

- Только и всего?

- Да, со вчерашнего утра дует противный ветер; по-моему, я это и
предсказывал.

- А перемена ветра не благоприятствует охоте? - спросила Маргарита.

- Нет, - ответил Генрих, - иногда это путает все планы, и приходится их
менять.

В это время чуть слышный лай стал быстро приближаться, и какое-то
тревожное волнение заставило охотников насторожиться. Все приподняли головы
и превратились в слух.

Почти сейчас же показался кабан, но он не проскочил обратно в лес, а
побежал по тропе прямо к перекрестку, где находились дамы и любезничавшие с
ними придворные дворяне и охотники, еще раньше отбившиеся от охоты.

За кабаном, "вися у него на хвосте", неслись штук сорок наиболее вязких
гончих; вслед за собаками скакал Карл IX, потерявший берет и плащ, в
разорванной колючками одежде, с изодранными в кровь руками и лицом.

При нем оставался только один доезжачий.

Король то бросал трубить, чтобы натравливать собак голосом, то переставал
натравливать, чтобы трубить в рог. Весь мир перестал для него существовать.
Если бы под ним пала лошадь, он крикнул бы, как Ричард III:

"Корону - за коня!".

Но конь, видимо, вошел в такой же азарт, как и всадник: он едва касался
копытами земли, и пар валил у него из ноздрей.

Кабан, собаки, король - все промелькнуло, как видение.

- Улюлю! Улюлю! - крикнул на скаку король и снова приложил рог к своим
окровавленным губам.

По пятам за королем скакали герцог Алансонский и два доезжачих. У всех
остальных лошади или отстали, или сбились со следа.

Все общество поскакало на звуки горна, так как было ясно, что кабан
станет на "отстой".

В самом деле, не прошло и десяти минут, как зверь свернул с тропинки и
пошел лесом, но, добежав до полянки, прислонился задом к большому камню и
стал мордой к гончим.

На крики Карла, не отстававшего от кабана, все съехались на этой поляне.

Наступил самый увлекательный момент охоты. Зверь, видимо, решил оказать
отчаянное сопротивление. Гончие, разгоряченные трехчасовой гоньбой,
подстрекаемые криками и руганью короля, с остервенением накинулись на зверя.

Охотники расположились широким кругом - впереди всех король, за ним
вооруженный аркебузой герцог Алансонский и Генрих с простым охотничьим
ножом.

Герцог Алансонский отстегнул аркебузу от седельного крючка и зажег
фитиль. Генрих то вынимал, то вкладывал в ножны свой охотничий нож.

Герцог де Гиз, довольно презрительно относившийся к охотничьим потехам,
стоял со своими дворянами в стороне.

Съехавшиеся дамы тоже образовывали отдельную группу, подобную группе
герцога де Гиза.