нетерпеливо оборвал ее: он вдруг встал и провозгласил, вложив в свой голос и
властность, и презрение, и насмешку:
Мой брат поглядит злому духу прямо в лицо!
нарушила освященный обычаем порядок совета: своим приказом вождь, казалось,
бросил вызов неведомой силе одного из тех непостижимых существ, на которых
индейцы в те дни смотрели с благоговением и страхом. Лишь очень немногие
были настолько просвещенны, чтобы не трепетать перед ними, или настолько
дерзновенны, чтоб, веря в их могущество, идти против них. Все же юноши не
посмели ослушаться вождя. Овида верхом на Азинусе торжественно вывели из
шатра. Новая эта церемония явно была рассчитана на то, чтобы сделать из
пленника посмешище. Однако расчет не совсем оправдался: испуганным зрителям
"колдун" представился величественным.
влияния и потому постаравшийся выставить его жалким и презренным, обвел
глазами собрание, выхватывая то одно, то другое темное лицо, чтобы увериться
в успехе своей затеи.
натуралиста, что он где угодно стал бы предметом изумления. Его тщательно
обрили в наилучшем тетонском вкусе. От густой шевелюры, отнюдь не излишней в
эту пору года, оставили только изящную "скальповую прядь" на макушке, хотя
едва ли бы она сохранилась, если бы в этом случае обратились за советом к
самому доктору Вату. На оголенное темя был наложен толстый слой краски.
Затейливый рисунок, тоже в красках, вился и по лицу, придав проницательному
взгляду глаз выражение затаенного коварства, а педантическую складку рта
превратив в угрюмую гримасу чернокнижника. Доктор был раздет до пояса, но
для защиты от холода ему на плечи накинули плащ из дубленых оленьих шкур в
замысловатых узорах. Точно в издевку над его родом занятий, всевозможные
жабы, лягушки, ящерицы, бабочки и прочее, все должным образом
препарированные, чтобы со временем занять свое место в его домашней
коллекции, были прицеплены к одинокой пряди на его голове, к его ушам и
другим наиболее заметным частям его тела. Однако этот причудливый наряд
показался зрителям не так смешон, как жуток. К тому же грозные предчувствия
придали чертам Овида сугубую строгость и вызывали у него смятение ума,
отражавшееся в глазах. Ибо он видел свое достоинство попранным, а себя
самого ведомым, как он полагал, на заклание в жертву некоему языческому
божеству. Пусть читатели явственно представят себе этот образ, и им понятен
будет ужас, объявший людей, заранее готовых преклониться перед своим
пленником как перед могущественным слугой злого духа.
натуралиста были так крепко привязаны к животному, что осел и его хозяин
превратились, можно сказать, в единое целое, являя собою в классе
млекопитающих некий новый отряд), отошел на свое место, оглядываясь на
"колдуна" с тупым любопытством и подобострастным восторгом.
тетоны взирали на таинственные атрибуты "колдуна" с почтением и страхом, то
и доктор Бат озирался по сторонам с тем же смешением необычных эмоций, среди
которых, однако, страх занимал едва ли не первое место. Его глаза, в эту
минуту получившие странную способность видеть все увеличенным, казалось,
останавливались не на одном, а сразу на нескольких темных, неподвижных,
свирепых лицах, но ни в одном не находили хотя бы проблеска приязни или
сострадания. Наконец его блуждающий взор упал на печальное и благообразное
лицо траппера. С Гектором в ногах старик стоял у края круга, опершись на
ружье, которое ему возвратили как признанному другу вождя, и раздумывал о
скорбных событиях, каких можно было ожидать после совета, отмеченного столь
важными и столь необычными церемониями.
- я чрезвычайно рад, встречая вас здесь. Я боюсь, что драгоценное время,
назначенное мне для завершения великого труда, близится к непредвиденному
концу, и я желал бы передать свою духовную ношу человеку хотя и не
принадлежащему к деятелям науки, но все же обладающему крохами знания, какие
получают даже самые ничтожные дети цивилизованного мира. Ученые общества
всего света, несомненно станут наводить справки о моей судьбе и, возможно,
снарядят экспедиции в эти края, чтобы рассеять все сомнения, какие могут
возникнуть по этому столь важному вопросу. Я почитаю за счастье, что кто-то
говорящий со мной на одном языке присутствует здесь и сохранит память о моем
конце. Вы расскажете людям, что, прожив деятельную и славную жизнь, я умер
мучеником науки и жертвой духовной темноты. Так как я надеюсь, что в
последние мои минуты буду неколебимо спокоен и полон возвышенных мыслей, то,
если вы еще и сообщите кое-что о том, с какою твердостью, с каким
достоинством ученого я встретил смерть, это, возможно, поощрит будущих
ревнителей науки на соискание той же славы и несомненно не будет никому в
обиду. А теперь, друг траппер, отдавая долг человеческой природе, я в
заключение спрошу: вся ли надежда для меня потеряна или все-таки можно
какими-то средствами вырвать из когтей невежества сокровищницу ценных
сведений и сохранить ее для не написанных еще страниц естественной истории?
казалось, обдумал заданный ему вопрос со всех сторон.
такой, когда для человека шансы на жизнь и на смерть зависят только лишь от
воли провидения, которому благоугодно изъявить ее через безбожные выдумки
хитрого индейского ума. Впрочем, чем бы ни кончилось дело, я не вижу тут
особенной разницы, так как ни для кого, кроме вас самих, не имеет большого
значения, останетесь вы живы или же умрете.
маловажным для современников и для потомства? - перебил его Овид. - И замечу
вам, мой отягченный годами коллега, - добавил он с укоризной, - когда
человека волнует вопрос о собственном существовании, то это отнюдь не
праздная забота, хотя бы ее и оттеснили на задний план интересы более
широкого порядка и филантропические чувства.
которыми его ученый сотоварищ постарался, как всегда, расцветить свою речь,
- каждому только раз дано родиться и только раз умереть - собаке и оленю,
индейцу и белому. И не вправе человек ускорить смерть, как он не властен
задержать рождение. Но я не скажу, что невозможно что-то сделать самому,
чтобы отдалить хотя бы ненадолго свой последний час; а потому каждый вправе
поставить перед собственной мудростью вопрос: как далеко он готов пойти и
сколько он согласен вытерпеть страданий, чтобы продлить свою жизнь, и без
того уже, быть может, слишком затянувшуюся? Не одна тяжелая зима, не одно
палящее лето прошло с той поры, когда я еще метался туда и сюда, чтобы
добавить лишний час к восьми десяткам прожитых годов. Пусть прозвучит мое
имя - я всегда готов отозваться, как солдат на вечерней перекличке. Я думаю
так: если вашу судьбу решать индейцам, то пощады не будет. Верховному вождю
тетонов нужна ваша смерть, и он так поведет свое племя, чтобы оно никого, из
вас не пощадило; и не очень я полагаюсь на его показную любовь ко мне; а
потому следует подумать, готовы ли вы к такому странствию; и если готовы, то
не лучше ли будет отправиться в него сейчас, чем в другое время? Если бы
спросили мое мнение, я, пожалуй, высказался бы в вашу пользу: то есть, я
думаю, ваша жизнь была достаточно хорошей - в том смысле, что вы не
причиняли никому больших обид, хотя из честности должен добавить: если вы
подведете итог всему, что вами сделано, то получится самая малость, такая,
что и говорить о ней не стоит.
печальный взор на философски спокойном лице траппера и откашлялся, чтобы
как-то прикрыть порожденное отчаяньем смятение мыслей. Ибо даже в самых
крайних обстоятельствах жалкую природу человека редко покидает последний
остаток гордости.
рассмотрев вопрос и признав справедливость вашего воззрения, самым верным
будет сделать вывод, что я плохо подготовлен к столь поспешному отбытию в
последний путь; а потому нам следует принять какие-то предупредительные
меры.
что стал бы делать для самого себя; но, поскольку время для вас уже пошло
под уклон, я вам советую скорее приготовиться к своей судьбе, потому что
может так случиться, что ваше имя выкликнут, а вы так же мало будете готовы
отозваться на призыв, как и сейчас.
что предпринять ему дальше. Трудно было бы сказать, что в нем сейчас
преобладало: энергия и решимость или кроткая покорность судьбе. Воспитанные
всем укладом его жизни и прирожденной скромностью, они причудливо
соединились, чтобы лечь в основу-этого необычайного характера.
Глава 28
Большинство сдерживалось, испытывая тайный трепет перед непостижимым Овидом.
И только некоторые вожди, более умные, с радостью воспользовались
передышкой, чтобы собраться с мыслями перед неизбежной схваткой. Матори же,
далекий от того и от другого, был доволен, что может показать трапперу,
насколько он считается с его прихотями; и, когда старик оборвал наконец
разговор, вождь бросил на него взгляд, выразительно напомнивший, что
переводчик должен оценить такое снисхождение. Воцарилась глубокая тишина.
Затем Матори встал, собираясь, видимо, заговорить. Приняв позу, полную
Прозоров Александр
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений
Березин Федор
Соломатина Татьяна