знакомым: Павлу Андреевичу Цветкову и Борису Белоусову, с которыми дрейфовал
два с половиной года назад на станции Северный полюс-15.
произнес Белоусов. -- Узок, но немного странен: чтобы пожать друг другу
руки, нужно непременно оказаться поблизости от какого-нибудь полюса.
Надеюсь, в следующий раз мы встретимся, скажем, в Гаграх, на пляже.
его любимые горы на месте, а я пошел с товарищами осматривать станцию.
Действительно, ветераны не преувеличивали. Новолазаревская самая милая и
уютная станция в Антарктиде. На берегу пресноводного озера раскинулся
крохотный поселок из нескольких аккуратных домиков; вокруг невысокие,
освещенные солнцем горы, в прозрачном воздухе летают птички... Поэзия,
идиллия! Только пурги здесь бывают совсем не поэтические, да еще трещины в
округе, которые тоже идиллическими не назовешь. Но жить на такой станции,
зимовать на ней куда удобнее, чем в Мирном или Молодежной, не говоря уже о
Востоке. Очень сильных морозов здесь не бывает, от самого дальнего домика до
кают-компании -- метров сто, пресной воды -- хоть залейся, надоело сидеть
дома -- иди в горы, прогуливайся себе на здоровье и собирай камни -- кварц и
другие разноцветные минералы для коллекции, которой можно будет прихвастнуть
перед приятелями на Большой земле.
Вот кабинет начальника станции, в котором жил когда-то ее основатель
Владислав Иосифович Гербович; вот камбуз, на котором царил первый повар
Новолазаревской -- Виктор Михайлович Евграфов; из этой двери он выплеснул
полный таз выжатой клюквы... прямо на выскочившего из бани голышом доктора
Рогозова, того самого, что в ту зимовку вырезал себе аппендикс: случай, о
котором много писали.
половина коллектива работала на разгрузке "Оби", "старики" сдавали дела
сменщикам -- словом, ребятам было не до меня, и я им не мешал. К тому же
нашелся Димдимыч, который обещал показать мне главные здешние красоты. Он
подтащил ко мне высокого, спортивного вида молодого человека, обросшего
рыжеватой бородой, и без церемоний представил его:
вместе с нами возвращается домой. Спешите взять у него интервью на месте
действия. Слава пятнадцать раз нырял с аквалангом в озера Ширмахера и сделал
множество гениальных открытий!
-- По-настоящему эпохальным было лишь одно открытие: я экспериментальным
путем установил, что вода в здешних озерах значительно холоднее, чем в
Черном море в разгар купального сезона. Не знаю только, сочтет ли возможным
ученый совет присвоить мне за это докторскую степень без защиты диссертации.
озера? Не в костюме Адама?
кожаные штаны, затем облачался в свитер и в прорезиненный герметический
костюм. И чувствовал себя превосходно, хотя температура воды была от нуля до
четырех градусов тепла.
солнцем валун. Слава, как и мой Димдимыч, очень любил Ширмахер и не без
грусти с ним расставался. Расставание это скрашивали сундуки, набитые
разными камнями и научными материалами.
когда Ширмахер выполз из ледников. Для этого нужно произвести разносторонний
анализ осадков, оставшихся в озерах неприкосновенными, в отличие от морен,
по которым прошлись ледники. Анализ годовых слоев осадков позволит
определить возраст оазиса. Для этого и приходилось спускаться с аквалангом в
озера и бурить вручную скважиды. Осадки я забирал при помощи специальной
трубки. Вода в озерах прозрачная, но живности никакой. Сверху меня, конечно,
страховали веревкой, так что ничего особенного и опасного в таком нырянии не
было.
друга по плечу. -- Распарился под жарким антарктическим солнцем -- ныряй в
манящую прохладу!
вырисовывается такая. За год в озерах откладывается примерно 0,2 миллиметра
осадков, а общая их мощность достигает метра и чуть более. Значит, возраст
оазиса колеблется где-то в пределах пяти тысяч лет. Именно тогда он
освободился от ледников. Конечно, вывод этот приблизителен, нужно еще и еще
раз проанализировать материалы. Так что пока я могу записать на свой лицевой
счет только создание практической методики работы с аквалангом в условиях
Ширмахера.
станут проектировать курортные пляжи, твои рекомендации будут бесценными!
-- Ну, не деревья, конечно, а кустарники, лишайники?
времени на дальнейшие расспросы.
растительности, рельефе Антарктиды. Я отвечал по мере сил и возможностей,
устраивал что-то вроде бесед. Особенно любознательным был наш повар Гена
Саньков по прозвищу "Кулибин", названный так за то, что постоянно выдвигал
смелые гипотезы и феерические проекты, изобретал вечный двигатель. Гена так
привык к этому прозвищу, что даже на своем сундуке написал фамилию
"Кулибин". И вот однажды он пришел и говорит:
нас в заблуждение. Вот в Мирном -- пожалуйста, растет хвойное дерево.
Кажется, лиственница.
ссылается на авторитет начальника станции Сергеева, который якобы мог
подтвердить эту чушь. Потащил меня к начальнику, и тот действительно
подтвердил: "Да, растет дерево, сам видел".
мести. Сговорился с радистом и сочинил радиограмму, призывающую комсомольцев
собрать цветной металлический лом. Комсомольцев у нас было двое, Кулибин и
Яблоков. Они восприняли радиограмму всерьез и целый месяц собирали
консервные банки, ржавую рухлядь, не замечая, как потешается вся станция.
Целую гору собрали и... заслужили благодарность от начальника: "Спасибо,
очистили станцию от мусора!"
повел меня осматривать грот.
восемьдесят дней нашего плавания я всего лишь два раза видел, как в нем
клокотали страсти. Впервые, когда в один солнечный день он разобрал и
бережно покрасил детали гидронасоса, терпеливо дождался, пока они не
подсохли, и столь же бережно начал собирать прибор. "Разве так собирают? --
пренебрежительно сказал один матрос, вышедший погулять на палубу. -- "Вот
как надо это делать!" И быстро, уверенно собрал насос, расцарапав и ободрав
свежую краску. "Я, знаешь, механик, -- проникновенно сообщил непрошеный
помощник. -- Душа по работе горит!" Димдимыч сердечно его поблагодарил и,
отчаянно чертыхаясь, снова разобрал насос для покраски.
невозмутимость. Гена Арнаутов, его постоянный оппонент, возмущался: "Скажи,
почему ты всегда всем доволен, всегда высыпаешься и никогда не устаешь? Ты
робот? Ну, повысь голос, докажи, что ты человек!" На что Димдимыч отвечал:
"Мой принцип -- тратить свои нервные клетки на творческую работу, а не на
бесплодную болтовню, ничего не дающую уму и сердцу". Перебранка этой парочки
доставляла мне большое удовольствие. Гева клялся и божился, что рано или
поздно он выведет "робота" из равновесия, но я бы не решился утверждать, что
эти попытки завершатся успехом.
особенности тогда, когда мы ползали по гроту. Именно ползали, причем
по-пластунски, лишь изредка вставая во весь рост, когда узкий коридорчик,
расширяясь, превращался в зал для приемов высоких гостей. Впрочем, после
второго или третьего зала я передвигался уже исключительно на четвереньках:
ледяной пол был такой скользкий, что, когда я гордо поднялся, расправил
плечи и сделал шаг вперед, мои унты стремительно рванулись к потолку, а
тело, совершив изящный пируэт, грохнулось на лед с такой силой, что грот
огласило прекрасное и долго не смолкающее эхо. Димдимыч даже замер от
восторга, прислушиваясь, и несколько раз приставал ко мне: "Повторите,
пожалуйста, свой номер, это было так восхитительно!"
сворачиваясь в кольца, я под восторженные восклицания Димдимыча (который,
кстати говоря, с возмутительной легкостью передвигался на своих двоих)
преодолел метров сто самого скользкого на свете льда, выполз, еле волоча
Эриксон Стивен
Березин Федор
Андреев Николай
Никитин Юрий
Андреев Николай
Посняков Андрей