прорвусь...
Марк, после очередной неудачи молчал. "Прорвись, прорвись, только
куда?.." А утром за чаем старик вздыхает:
- Был у самого, понимаешь, ответа, и в последний момент осадка не
хватило: на опыт кое-как натянул, и цифры заманчивые, черт, а вот на
контроль не наскреб.
- Опыт без контроля! - молча ужасался Марк, - зачем же он там корпит
без сна и отдыха? Таких опытов у меня... и все в мусорной корзине.
- Ну, не может этот дурацкий контроль сильно куда-то отклониться, -
наморщив нос, весело говорил Аркадий, - на днях был вот такой, и
что, сегодня в другую сторону? Не-е-т... Правда, вода другая, потом
два раствора заменил...
- Растворы... Боже... - думал Марк, - и он еще не умер от стыда,
веселится - исследователь!
- Вот высплюсь, - говорил старик, - и тогда уж точно прорвусь!
Подумаешь - контроль, сделаю, сделаю. Предвкушаю потрясающую
картину, японец намекнул - есть радикал, чудо, какой активный!
На следующее утро старик молча жует хлеб, запивает теплой водичкой,
в ответ на вопросы мямлит:
- Видите ли... в общем верно, но, оказывается, пробирки перепутал,
там у меня железная соль была. Но что за спектр получился - чудо, вы
бы видели эти горбы! Пусть железо, но никогда таких горбов не видел!
Японец, чувствуется, выписывал с удовольствием, ублажил я его, после
прежних моих кривуль, мелюзги этой, представляете?.. Уже придумал -
не там ищу, зачем мне радикал, нужна аскорбиновая кислота! Из-под
земли найду, это же бомба!
- Какая еще бомба... - с ужасом думал Марк. Он удивлялся способности
Аркадия обманывать себя и своими обманами увлекаться. Стойкости
старику было не занимать, каждый день разгромы, а он все о планах...
Вот так он ходил по полям, и вспоминал.
2
- Так что же происходит в Институте? - спрашивали у Марка знакомые,
- все разговоры?
Разговоры разговорами, а тем временем готовится площадка для посадки
гостей, уточняется меню, напитки и прочее... Весь бюджет, конечно,
рухнул в одночасье в черную дыру. Тем временем, оппозиция очнулась
от ударов, от потерь основных своих игроков, начались споры - что
такое пришелец, чего от него ждать... Вся поредевшая штейновская
рать с полным единодушием твердит, что чистой воды шарлатанство: мы
одиноки во Вселенной, а видевшие пришельцев не в снах и не в бреду,
просто обманщики или впечатлительные индивиды, принимающие каждый
писк в животе за истину. Эта точка зрения вызывает презрительный
смех у верующих - "недоноски, видеть им не дано!" Бегут к
крупнейшему теоретику.
- Пришелец... - Борис жует губами, - любое знание пришелец к нам,
вот, к примеру, число...
- Вы эти уклонения бросьте, - грозят ему прихлебатели и клевреты, -
выражайтесь ясней, а то жалеть будете...
И тут Марат, чтобы прервать перепалку, становящуюся опасной,
соединяет пару атомов антивещества с такой же парой отечественных
атомов: вспышка, оглушительный треск, спорщики рассеиваются,
запирается дверь, стаканчики на стол, мензурка... Но покоя нет как
нет! Тонкая штука этот покой, недостижимая наша мечта.
3
Разные мысли летают перед Марком, пока он бесцельно бродит по
промерзшим полям. Скрипит лед, шуршат желтые стебли погибших
растений... Вот также выходили они сюда с Аркадием. Он, тяжело
опираясь на Марка - барахлило сердце - говорил:
- Каждый год осенью умираю... Чертова страна, какая жизнь без тепла
и света - одна видимость. Лампочки, свечи - все от отчаяния, не так
должен жить человек. Три четверти времени прожил в темноте...
Не стало интересов и привязанностей, как теперь жить? Он бродил, не
замечая, что вокруг есть, что полюбить - и земля с природой, кое-что
еще осталось, и люди, какие-никакие, а в общем ничего себе, жаль
только - слабы: не злы и ужасны, как иногда кажется, а слабы и
темны... Но он искал идею, цель размером с Эверест, а кругом было
ровно, не считая небольших промерзших кочек, хрустевших под ногами.
Он должен был снова карабкаться без устали на вершину, теперь уж
настоящую! и оттуда единым взглядом охватить окрестности. Так он был
воспитан, и себя воспитал: человек может больше, чем ему кажется.
Полезные мысли при излишней настырности могут довести до опасной
черты... Кто это сказал - Аркадий?..
Он вспоминал отца, которого так и не понял, видел сквозь призму
материнской памяти. Только отдельные слова дошли к нему напрямик:
смешные советы - как в лесу не спотыкаться о корни, еще что-то...
Как-то отец встретился с Мартином, зашел потолковать о сыне, не
слишком ли не от мира сего, просиживает молодость в лаборатории.
Мартин оттаял, говорил мягко, но убедительно, про талант, интересную
жизнь...
- Постой! Не могло этого быть, отец к тому времени умер! Он поймал
себя на том, что выдумывает сцены и разговоры, сводит вместе
незнакомых людей.
- Запиши, ведь потом и концов не найдешь, запутаешься в своих
придумках!
4
Новый курс Института имел свои преимущества перед старым -
прекратились публичные сеансы вызывания душ, перемещения вещей силой
воли, передачи мыслей по ионосфере, поиски кладов при помощи рогатой
палочки - все вытеснили дела и разговоры о будущих владыках мира; те
уже объявили компетентным лицам о своем скором прибытии.
Марка мучил сам вид комнатушек, в которых он "сражался за истину",
как он это раньше высокопарно называл, а теперь мучительно тянул
время, прежде, чем расстаться. Окно, его окно! Ничего особенного,
окно выглядывало на захламленный двор, желто-зеленый забор отделял
территорию от дороги, дальше начинался лес, выставив впереди себя
ухабистые поляны, усеянные холмиками спекшегося цемента, который
нерадивые строители когда-то сваливали здесь. Но и эти могилки не
могли испортить вид на бледные березы, высокие и тонкие, на узкий
горбатый мостик над ручьем, давно высохшим, на развалины конюшни из
красно-коричневого кирпича с теплым внутренним свечением на
закате... Это окно со всем пейзажем, который оно заключало в раму,
стало частью его комнаты, также как письменный стол, полка, вытяжной
шкаф, два химических стола... И несколько отслуживших приборов в
углу, давно пора в овраг, да рука не поднималась: ему чудился в них
молчаливый упрек - и покрывало наброшено небрежно, и ручки вывернуты
под немыслимым углом...
Он смотрел на них с чувством вины, шел в библиотеку, шатался среди
чужой мудрости час или два - и брел домой. Там он лежал, тоже
смотрел в окно или читал детективы, чтобы не приставать к себе с
вопросами. Что-то происходило в нем, и он старался не спешить, зная
свою привычку слишком настойчиво припирать себя к стенке; не
требовал от себя ясности, чтобы не выбиться вовсе из едва
намечающейся колеи.
- Вы меньше стали размахивать руками и угрожать себе - истощились
силы? - Аркадий сочувственно покивал ему из угла. Во всем его виде,
поджатых губах, линии бровей проглядывала насмешка.
- Ну, старик... - Марк силой воли изгнал Аркадий из угла, сел за
стол и написал несколько страниц. Перечитывать не стал, спрятал в
папку и бросил ее в угол.
5
Иногда, проснувшись ночью, он чувствовал, как его тянет в этот
сумасшедший дом у леса. Может, он хотел застать свои приборы за
разговором, как кукол в сказке - они просыпаются от послушного
дневного сна, смеются и живут до рассвета?.. А, может, надеялся
найти там истину, которая столько лет не давалась ему, а теперь вот
сама, ненужная, приходит, тоскует у окна?.. Нет, просто ему не
спалось, и он выходил из дома и шел туда, куда привык ходить в любое
время. Он бесшумно скользил мимо спящего вахтера, раздевалки,
буфета, сворачивал в первый же коридор... Он мог с закрытыми глазами
найти дорогу - разными путями: и широкими темными аллеями, и узкими
закоулками, в глубине которых обязательно дверка в новый темный
переход, и по нему, оставляя следы на хрустящей штукатурке, он все
равно выходил к своей цели.
Он не любил только подземные этажи; сплетничали, что видели там
людей, годами не вылезавших к свету, с пепельного цвета кожей и
прозрачными глазами, сбывшееся предсказание фантаста, но, скорей,
одна из выдумок, к которой Аркадий руку приложил, ведь старик не мог
без бредовых идей.
- Здесь давно две нации, - уверял он Марка, - нас скоро по ночам
начнут кушать, а мы все об истине, да о свете...
А сам при этом ухмылялся - не верил своим словам.
Марк шел по теплому линолеуму. Многие помещения были оставлены,
двери распахнуты и в темных окнах сиял единственный фонарь, что
стоял посреди двора; другие давно не светили, экономия ради главного
направления - пришельцы обещали быть к весне.
Он не боялся темноты, здесь ничто не угрожало ему. Ночники
разбрасывали по стенам призрачные тени; на пути то и дело возникали
провалы, здание требовало ремонта. Глеб, неистовый строитель этого