Ярик высунулся, мельком глянул и снова исчез под столом. Он там что-то ел,
поминутно роняя это на пол.
Подвыпив, дедушка принялся шумно бранить дерьмократов. Мать девически
капризничала:
- Бори-ис! Какой ты вредный! Не порти праздник!
- Нет, пусть он ответит! - кипятился отец. - Он за дерьмократов голосовал! Он в
девяносто первом на баррикады таскался! Молотовские коктейли взбалтывал!
Допрыгались!.. С этими выборами!.. А я что, всю жизнь, всю жизнь, значит, зря?..
Чтобы сын тараканов, значит, морил? После ЛИТМО? Мы с матерью из кожи вон лезли,
как рыба об лед бились, чтоб высшее образование ему дать, а он!..
- Бори-ис!..
- Что Борис? Я шестьдесят два года Борис!
Сигизмунд понял, что пора батю останавливать. Мать этого делать не умела. Мать
отбирала у отца бутылку на той стадии, когда отец, войдя в ярость, принимался
крушить благородный хрусталь. Так-то с десяток вазочек извел.
- Папань, - мирно сказал Сигизмунд, - ты только в диван не прячься.
- В какой диван?
Сигизмунд посмотрел отцу в глаза. Неожиданно оба засмеялись.
- Да ну тебя, - сказал Борис Иванович, отирая рот. И налил себе еще. - Выпьешь,
Гошка?
- С радостью бы, да за рулем.
- Приехал бы хоть раз пешком, а то - за рулем, за рулем... Совсем вы пить
разучитесь с этой машиной...
"Диванная история" мирила их быстро и надежно. Потому что была их первой мужской
тайной. Двух мужчин от матери.
Сигизмунд учился в седьмом классе, когда однажды, вернувшись домой, не застал ни
матери, ни отца. Мать была на работе, а отец должен был находиться дома.
Неожиданно за спиной ожил диван. Диван сдавленно произнес:
- Гошка... ты?
- Я, - послушно ответил пионер Морж.
- Вытащи меня... Застрял...
- Пап, ты?
- Ну, - захрипел диван.
Сигизмунд подошел, осторожно приподнял сиденье. В ящике для белья, скрючившись,
лежал Борис Иванович. Очень пьяный. И добрый-добрый.
- Тсс, - таинственно прошептал он. - Я тут хоронюсь.
- От кого? - шепотом спросил Гоша.
- От матери, от кого... Ругаться же будет...
- Ее дома нет.
- Так придет же.
- Вылазь, папа.
- Ты думаешь?
Закряхтев, Борис Иванович перевалился через низкую стенку и выпал на пол.
Заохал. Гоша закрыл диван.
Отец работал на Адмиралтейских верфях. В тот день как раз спускали новое судно
для дружественной Болгарии. Мореманы Борису Ивановичу штопор подарили. В виде
писающего мальчика. Штопором завивалось то, чем мальчик писал. Борис Иванович и
сын его Сигизмунд были от мальчика в восторге, а мать обозвала похабщиной и
грозилась выбросить.
- Во, Гошка, гляди, - сидя на полу, сказал тогда отец, - чего болгары
подарили...
Гоша сел рядом на пол, взял мальчика, и они с отцом безудержно, до слез,
захохотали...
Эта история традиционно вспоминалась по праздникам. Мать фыркала, говорила "Ну,
Бори-ис" и "Ну, Го-оша". Это тоже входило в программу.
Наталья диванную историю не любила. Считала глупой. Однако мнение свое держала
при себе.
Тут из-под стола выструилась кошка, измазанная кетчупом. Отбежала, истово
принялась вылизываться. Следом вылез Ярополк.
- Бабушка, а пирожки?
- Ах ты, мой ангел! - всполошилась бабушка. - Конечно же, пирожки! Мы тут,
старые, заболтались, забыли...
- С капустой?
- И с капустой, и с грибами...
Сигизмунд оживился. Он любил пирожки с грибами.
- Я схожу позвоню, - сказала вдруг Наталья.
Сигизмунд проводил ее глазами. И чего мужика себе не найдет? Вроде, все у бабы
на месте...
Пирожки мгновенно очистили сознание от лишних мыслей. Мать пекла их виртуозно,
этого не отнимешь.
- Выпей хоть рюмочку, - сказал отец.
- Пап, ты понимаешь, что я ребенка повезу?
- А "папа" по-новому будет "атта", - сказал Ярополк. - А от водки умирают.
В комнату вернулась Наталья. Бесстрастно сказала:
- Сигизмунд, я тут СЛУЧАЙНО набрала твой номер... Там у тебя опять норвежка.
"Надо, говорит, Сигизмунда".
Блин! Забыл включить автоответчик. И видеокамеру забыл. Хотел ведь снять
Ярополка, родителей...
Сигизмунд бросился к телефону. Наталья слегка отвернулась от него.
Схватив брошенную Натальей трубку, Сигизмунд громко, чтобы в комнате слышали,
энергично заговорил:
- Алло!
- Наадо, - жалобно сказала Лантхильда. - Сигисмундс... Наадо! Таак...
- Алло, Лантхильд?
- Йаа... - отозвалась девка, подумав.
Сигизмунд бодрым голосом произнес:
- Ик им микила! Махта-харья Сигисмундс. Милокс срэхва! Гайтс гоодс. Хва
Хальвдан? Итан-фретан! - И, подумав, добавил: - Драккар!
Обдумав услышанное, девка печально повторила:
- Сигисмундс... наадо...
- Йаа, - сказал Сигизмунд. Сделал паузу. - Нии... Йаа...
- Наадо, - совсем тихо сказала девка.
- Надо, Лантхильд, - отозвался Сигизмунд. И положил трубку.
Вернулся в комнату.
- Что-то стряслось? - спросила мать.
Он неопределенно пожал плечами. Ему остро захотелось домой.
- Норвежцы твои вернулись, что ли? - осведомилась Наталья. - Видать, понравилось
ей у тебя, норвежке этой?
Сигизмунд не ответил.
- Какие еще норвежцы? - встревожилась мать.
- Партнеры. Он теперь селедкой будет торговать, - пояснила Наталья.
- Там семейная фирма, - начал врать Сигизмунд. - Рыболовецкая. У меня сейчас
отец с дочерью живут. Уехали было, а сейчас какие-то портовые сложности.
Растаможка, то, се...
- Кто такие? - набычился отец.
Сигизмунд бойко перечислил:
- Хальвдан Трюггвассон, Лантхильд Хальвдансдоттир, Торир Трюггвассон и еще жених
Лантхильд, Олав Карлссон.
- Карлсон снова прилетел! - очень кстати сказал Ярополк.
- И что, ты им ключи доверил от квартиры? - ахнула мать.
- Ну да. А что такого?
- С ума сошел! - ужаснулась мать. - А вдруг сопрут чего?
- Чего они сопрут? - возмутился отец. - Они же иностранцы. Чего иностранцам у
нас переть?
- Не знаю. Может, военную тайну какую.
- Клопоморную тайну, - съязвила Наталья.
- У нас можно только неразгаданность и широту души спереть, - заявил Сигизмунд.
Подергал себя за ворот рубашки. - Во!
На Наталью глянул.
- Не пора? Уже восьмой час.
Ярополк закричал, что не пора. Бабушка обещала дать пирожков с собой.
- И мне тоже дай, - сиротским голосом поклянчил Сигизмунд.
Мать сделала ему знак, чтобы вышел на кухню. Там усадила, плеснула холодного
кофе, принялась разговаривать по душам.
- Как ты живешь, Гоша?
- Справляюсь.
- Может, тебе денег дать? Мы пенсию получили...
- Вы что, очумели?
- А кто, кроме родителей...
- Ну все, мам. Хватит.
- Что за норвежцы? Ты жениться надумал?
- Какое жениться, мать... Я рыбой торговать надумал...
Мать прихлопнула ладонью массивную брошку - красивую чешскую бижутерию блаженных
времен застоя.
- Сердце ведь чует, Гошенька... Изболелось...
- У меня все нормально, мам.
Мать пригорюнившись посмотрела на него. Сигизмунд видел, что она ему не верит.
Что она насквозь его видит.
И поспешил сказать:
- Мам! Они очень приличные люди. Ее отец... У него два сейнера. "Валькирия" и
"Рагнарёк".
- Да. Валькирия. - Мать покивала. Вздохнула. - Ладно, сынок, дело твое.
Сигизмунд встал, обнял мать. Мать мягкая, теплая. Погладил ее по волосам.
- Все хорошо, мам.
- Ладно. - Мать высвободилась, принялась собирать пирожки - в мешочек побольше
для Ярополка, в мешочек поменьше - для Сигизмунда.
* * *
Сигизмунд возвращался к Лантхильде и чувствовал себя просто Красной Шапочкой.
По дороге домой, до Малой Посадской, Наталья молчала - была мрачна. Не любила
она подобные визиты. Ярополк устал, подремывал, держа в кулаке пакет с
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк
Ибсен Генрик
Андреев Николай