Чтение 66–й страницы книги ~Секрет государственной важности~

- Дурак, простофиля, - бубнил Афанасий Иванович. Но дела не поправишь.

Он разбудил Лидию Сергеевну и стал с топором возле двери.

Мадам Веретягина на все корки отчитала фельдфебеля, высмеяла его
"мужицкий" топор.

- Смотрите, - закончила она, - не будьте неудачником, у меня к ним
органическое отвращение. Отойдите, я буду стрелять, - черкнула она в воздухе
стволом браунинга.

Тропарев мгновенно отнял у нее пистолет. Как истый сибиряк, он относился
к тигру с некоторым суеверием. Да и какой толк от этой хлопушки.

Тигр будто понял, что разговор идет о нем. Он чуть шевельнул хвостом и
поднял усатую голову.

- Топи печь, - вполголоса сердито скомандовал фельдфебель, - а в мужские
дела не суйся. Зверь полежит, полежит да и уйдет, а раздразнишь - хуже
будет...

Афанасий Иванович размашисто перекрестился.

Глава двадцать седьмая

ОХОТНИК ЗА СКАЛЬПАМИ

Среди ночи Курасову принесли телеграмму. Он дважды прочитал текст,
закурил. Ему было уже не до сна.

"Синий тюлень" погрузил шерсть бухте Орлиной, - написано в депеше. -
Партизаны захватили пароход, высадили экипаж, карательный отряд бухте
Безымянной. Боем отбил пароход, веду на буксире бухту Безымянную, там
передам руки законного капитана. Дальнейших событиях доложу. Моргенштерн".

Курасов перевернул бумажку, словно на другой стороне могло быть
разъяснение. "Черт, откуда взялись партизаны? Почему "Синий тюлень" оказался
в бухте Безымянной? - Полковник достал из стола морскую карту побережья. -
Вот она, Безымянная, небольшой заливчик. Совсем рядом с Императорской. -
Курасов отказывался понимать. Опять партизаны смешали ему все карты. -
Значит, где-то здесь, - он очертил кружок на карте, - у них действует
большой отряд... Эта бестолочь Сыротестов, - как он мог позволить высадить
солдат в Безымянной? Почему не сообщил ничего Курочкнн? Нет, что-то здесь не
так. Зачем Моргенштерн ведет пароход в эту бухту? Чтобы Сыротестов опять
завладел пушниной? Дьявольщина! Он должен перегрузить соболей к себе на
борт, неужели барон не поймет такой простой вещи!"

Полковник быстро набросал на бланке несколько слов и нажал кнопку звонка.

- Срочно на радиотелеграфную станцию! - приказал он вестовому.

Ровно в семь утра в кабинет привели арестованного Часовитина.

"Этот, пожалуй, знает, что идет на смерть, - подумал Курасов,
рассматривая небольшого ладного паренька, сидевшего перед ним. - Но почему
он так упорен? Вызывающе упорен. Ведь он мог бы и не сказать: "Я партизан,
борюсь против интервентов и белогвардейцев..." Он не должен был говорить
слов, которые стоят жизни.

Что мне известно об этом парне? - продолжал размышлять Курасов. - Матрос,
комсомолец, редактор ихней газетенки. Выполнял какое-то задание подпольного
центра или бежал из Владивостока. Во всяком случае, казаки генерала
Молчанова захватили его вместе с партизанами в селе Сергеевка. По-видимому,
знает многих".

Полковник ощущал какую-то неловкость на левой руке и не мог понять
отчего.

Вспомнил: не снял на ночь часы. Это ремешок неприятно теснил кожу.
Курасов отстегнул решетчатые часы и положил на стол.

- Вот так, господин Часовитин, - сказал полковник, поглаживая кожу
запястья.

Паренек не шевельнулся.

Его лицо было разбито и вспухло, кровь запеклась на белокурых волосах.

- Вам, Часовитнн, сегодня вынесен смертный приговор, - негромко сказал
полковник. - Но если вы назовете хотя бы одного из руководителей
партизанского подполья, я отпущу вас.

Паренек чуть вздрогнул и снова будто окаменел.

- Я отпущу вас совсем, вы слышите меня, Часовитин? Вы будете жить, черт
возьми! Опять встретите девушку, ту, что приходила узнавать о вас...

Паренек поднял голову. Голубые глаза его блеснули такой ненавистью, что
Курасов понял: разговаривать больше нечего. В этот миг из глаз Часовитина
выпала и покатилась по изуродованному лицу предательская слеза.

- Ну! - произнес полковник.

- Я не хочу жить, - шевельнулись запекшиеся губы. - Я презираю себя за
слабость. Я должен умереть, чтобы другие после меня выполняли свой долг.

- Ты раздавал это нашим солдатам? - Курасов взял со стола грязную, смятую
прокламацию.

- Да, раздавал, - немедленно ответил Часовитин.

- Видишь, ты сам сознаешься. Ты государственный преступник. - Но странно,
Курасов не чувствовал злобы к юноше. А надо. Его должен охватить священный
гнев, обязательно должен. Во имя России он мог уничтожить сотни тысяч. -
Читай, - сказал он Часовитину, - только внятно, громко.

И полковник сунул ему прокламацию.

Лицо юноши вспыхнуло. Он бережно разгладил листок.

- "Читая воззвания и приказы вашего правителя Дитерихса, а также
владивостокские и харбинские газеты, - начал Часовитин внезапно окрепшим
голосом, - я вижу, что ваше сознание отравляется дурманом клеветы, ложных
слухов и воздушных планов. Народно-революционная армия, во имя интересов
рабочих и крестьян и великих идей, начертанных на наших знаменах, найдет в
себе силы и мужество, чтобы... положить конец вашей преступной роли в жизни
Приморья и всей России. Рабочие и крестьяне России именем своего верховного
органа ВЦНК предлагают вам бросить позорную борьбу и вернуться к мирной
жизни. Другого выхода у вас нет... - Юноша как победитель взглянул на
полковника. - Народно-революционная армия всех искренне раскаявшихся примет
по-братски... Подпись: Главнокомандующий Народно-революционной армией
Иероним Уборевич", - отчеканил юноша. Глаза его горели

- Командарм Уборевич, - усмехнулся Курасов. - Подпоручик русской армии,
ваш красный генерал, спаситель Советской власти... Дайте листовку... Вы
верите в бога, Часовитин? - вдруг спросил полковник, не спуская глаз с
юноши. - Есть ли у вас лично что-нибудь святое?

- Это архаизмы...

- Религия, нравственное чувство... по-вашему, все это архаизмы? Понимаю,
так учат большевики: мол, это все придумали попы, чтобы утешать бедных. И
вот вы так думаете?

- Я верю в революционную Россию. Я хочу видеть ее счастливой и свободной.

- Вот как! - Курасов снова надел часы и застегнул ремешок. - Ты сможешь
сделать Россию счастливой? Нет, это я сделаю! - крикнул он и как-то сразу
задохнулся. - Ты труп, я тебя и всех таких, как ты, уничтожу, всех уничтожу!

- Не уничтожите, - тихо ответил Часовитин. - Мы как ветки на живом
дереве: их рубят, а на их месте вырастают новые. - Распухший язык мешал
юноше. Полковнику показалось, что он слышит горячечный бред. - И дерево
продолжает расти и расти, пока целы его корни... Русская земля хранит и
питает дерево... А вы... вы гнилье, пни...

Последние слова юноши словно хлестнули контрразведчика. Он нервно надавил
кнопку.

- В расход! - нарочито громко сказал полковник возникшему в дверях
офицеру. - Немедленно! - и бросил беглый взгляд на Часовитина, но ничего не
прочитал на его лице.

Через несколько минут Курасов шел по Светланской, направляясь к Амурскому
заливу. Вчера он получил анонимное, несколько необычное письмо. Из-за этого
письма он и потащился сейчас по такому пеклу. За зданием морского штаба с
тонкой мачтой, на которой трепыхался бело-сине-красный флаг, полковнику надо
было перейти улицу. Цокая копытами по булыжнику, на рысях прошел отряд
японской конной жандармерии. Низкорослые лошади с закрученными хвостами по
брюхо обрызганы грязью.

"Ловили партизан, - злорадно подумал Курасов. - Ловите, господа,
трудитесь".

Последние дни контрразведчик усиленно занимался подбором людей, которые
должны были остаться во Владивостоке и других местах Приморья. Он отбирал
самых надежных и умных врагов Советской власти. Они будут сидеть тихо, не
возбуждая подозрений, и ждать сигнала. Они выполнят каждое его приказание
из-за пограничного рубежа. А когда полковник сам вернется на русский Дальний
Восток, они будут его опорой. Он покажет мужикам и господам рабочим, что
такое настоящая война.

Свою работу Курасов держал в тайне от всех. Подготовка новой войны
требует дальновидности и предусмотрительности.

В городском парке Курасов приостановился возле памятника с бюстом
адмирала, двуглавым орлом и знаменитой надписью на цоколе:

Где русский флаг поднят,

Он не может быть опущен

Жарко. На скамейках сидели няньки, играли на дорожках дети. Слева, на
теннисном корте, молодежь гоняла мяч. Обиженный ростом генерал в пальто с
красными отворотами и двумя Георгиевскими крестами, один в петлице, другой
на шее, торопился куда-то. Маленькому генералу тоже очень жарко... Вот
высокий человек в английском френче и в черной бараньей шапке с изображением
черепа с перекрещенными костями. Курасов даже обернулся ему вслед. Бывший
колчаковец, "гусар смерти", откуда он?

Сквозь деревья густо-синим отсвечивала бухта. У причала серело тяжелое
тело японского крейсера "Кассуги".

На Чуркине мысе зеленел тенистый летний сад, оттуда, как всегда,
доносилась музыка.

Полковник снова вышел на Светланку, пересек Алеутскую. Здесь жара
чувствовалась еще больше. У многих в руках бумажные веера.