утечкой газа лифт не работает. Администрация" .
нагнулся и в порядке эксперимента потянул один. Он оказался неожиданно
легким, я взвалил его на плечо, на второе взгромоздил второй. Так как
третьего плеча в наличии не было, третий узел пришлось взять женщине. Мы
направились на лестницу, по прихоти архитектора отнесенную от лифта на
значительное расстояние.
некоторой натугой проговорил:
приема.
на меня. Я тоже остановился.
знал, что ли?
примечал. Странные вы люди, городские.
помидора эта баба меня столь беспардонно эксплуатирует?! Облегченно бухнув
поклажу возле указанной двери, я повернулся к ней и довольно грубо сказал:
соответственно. С тех пор как в мою жизнь односторонним порядком вошла
незнакомка, я не испытывал потребности в малой смерти, а потому от
предложения отказался.
покормлю, наваристым. Не все ж тебе, холостому-неженатому, по столовкам-то
здоровье гробить.
одинокие гастрономические эксперименты по части консервов и яичницы, но
спорить не стал: мысль насчет борща показалась мне убедительной. Она
распахнула передо мной дверь, и только тут я понял, что вхожу в ту самую
квартиру, в которую в день нашей первой встречи входила моя незнакомка. У
меня подкосились коленки. "Однако хватит психозов!" - рявкнул я сам на себя
и решительно вошел...
оказавшегося настолько мировым, что отказаться от второй тарелочки было
просто невозможно. Потом мы пили чай с пирогами и клюквенным вареньем.
разомлевшая от еды соседка. Я сонно кивнул. - И вишневое, и крыжовенное, и
грушевое со своего сада флягами заготовляла. А как домик с хозяйством
продала и в город к сестре перебралась, оно уже не .со пошло. Правда,
осталась за свекром покойным дача с участком, но это так, название одно.
Восемь соток всего, да и землица худая. Деревца не принимаются, кусты
чахнут, одни, прости Господи, цветки наливаются. Уж я воевала-воевала, а
толку? Вон, в прошлом годе смороды с шести кустов всего пятнадцать литров
собрала. Разве дело?
живешь? - Представиться друг другу мы успели за борщом.
красней, касатик. Такие уж они обе-две... приметные.
дружки не могут, а не родня. Нюточка - это Павла, мужа Татьянина, дочь. От
первого брака.
памяти, а она его. Я, правда, сама его мало знала... Пойдем-ка в горницу.
трехкомнатной квартиры. Комната поразила меня уютом и неожиданно богатой
обстановкой: добротная "сталинская" мебель хорошего дерева, дорогой, явно
штучный хрусталь, импортный телевизор, старинные сервизы на застекленной
полке дубового буфета, а на мраморной крышке - бронзовые часы. Лизавета
заметила мое удивление и, показывая на стену, произнесла:
резных рамах висели два фотографических портрета. На одном - пожилой мужчина
с властным и волевым, несколько квадратным лицом. Чувствовалось, что
изображенный на фотографии человек отличался упорством и умел повелевать. Из
другой рамки смотрело молодое мужское лицо, по сравнению с первым более
тонкое и одухотворенное, но выдававшее натуру, склонную к сомнениям, менее
сильную, чем на соседнем портрете. Семейное сходство между этими людьми было
несомненным. Мне показалось, что второго, молодого, я где-то видел.
был большой партийный начальник, человек правильный, справедливый. Я-то его
уже слабым, больным застала. Выхаживать помогала. Да вот не выходила...
по документам и опознали. Старик всего месяца на три сына пережил. А потом
нас с квартиры их барской поперли на эти... выселки. Она показала на унылый
пейзаж за окном.
духом, спросил я.
замолчала, потом прищурила и без того узкие глазки. - А-а, это ты в том
смысле, что без мужика?
с легкой ироничной улыбкой. Вновь возникло ощущение, что я когда-то встречал
этого человека.
будет.
прошлым, хранить верность памяти... Да, наверное, иногда это правильно -
если лучшего уже не будет и не может быть... Отчего-то я вспомнил себя
восемнадцатилетним и зажмурился. Но как грустно!
разговаривая сама с собой, произнесла за моей спиной Лизавета. - И все не
простые кавалеры, куда там! Тот шишкарь обкомовский, что квартиру пришел
отбирать, когда Дмитрия Дормидонтовича не стало, уж так и стелился. И хоромы
обещался оставить, и дачу в Крыму сулил двухэтажную, словом, горы золотые. А
потом артист этот иностранный специально из заграницы своей приезжал,
сватался чин-чином... И из треста начальство...
невольно повернулся к ней. - Тут ведь еще такое... Сглаз на ней. Подшутил
нехороший кто-то.
как водится, на кладбище. Могилка-то свежая, без памятника еще, а на ней -
букет роз здоровущий, а в букете том - один стебель полынный. А рядышком, на
Павловой могилке - пук полыни, белой ленточкой перевязанный, а посередине -
одна роза. Таня сначала просто удивилась, а как домой пришли, бросилась к
себе в комнату и ну рыдать. Я поначалу входить постеснялась, пусть, думаю,
выплачется, потом не удержалась, зашла. А она лежит на тахте, в подушку
ткнувшись, и трясется вся. Я к ней - не убивайся, мол, чего уж. Она
голову-то подняла, вижу - смеется. Что с тобой, говорю, может, лекарства
какого дать? Ах, говорит, Лизавета, я поняла, поняла теперь! Что ты поняла,
спрашиваю. Она опять смеется. Это Павлик мой тайный знак мне подает, что жив
он. Какой такой знак? А такой, говорит - как наши бабки большую полынь
называют? Мне и не вспомнить сразу-то, а она подсказывает: чернобыльник.
Понимаешь, говорит, чернобыльник, то есть "Чернов" и "быль". Есть он,
значит, живет, а похоронили другого кого-то. А тайный этот знак потому,
чтобы не прознали те, кому этого знать не надо...
следовательно, моя целительная нимфа уплывала от меня безвозвратно: с таким
запредельем мое пограничье не граничит.
Были такие люди, важные, большие люди, которые погибели его хотели. Из-за
них он скрывался, из-за них и смерть принял... Или от них.