я очень долго не буду тебя беспокоить из-за этого неблагодарного отпрыска
глупых сибирских барсуков!
металла и требовательно поднял руку. - Нам надо покончить с церемонией
побыстрее, на сегодня есть и другие, не менее важные для правителя, дела.
первые слова извечной молитвы Корана уже срывались с богопослушных губ
имамов:
деяния его подобны...
зал вбежал мокрый от усердия стражник. - На базарной площади нашего
благословенного города пойман сам Багдадский вор!
- Глава городской стражи, благородный господин Шехмет, уверял меня, что
Багдадского вора забрала на небо сверкающая колесница святого Хызра!
старого. Помните, он еще стихи о пьянстве и греховной любви проповедовал?
во все стороны вышитые подушки. - Неужели нам удалось наконец поймать этого
старого развратника, чьи бесстыжие стихи губят нравственность и веру в
молодых, неокрепших сердцах...
выпялились на счастливого стражника, не в силах поверить, что все, сказанное
им, правда. Может быть, охрана ошиблась? Может быть, это вообще совсем
другой старик? Ведь дедушка Хайям давно должен был загорать на курорте,
спокойненько передоверив весь план посрамления эмира - своему
великовозрастному внуку... И ведь нельзя сказать, что Оболенский с задачей
не справился. Он изо всех сил старался выделиться, и уж действительно только
что не женил эмира на себе. Не успел, если быть объективным...
пусть люди видят, чья твердая рука защищает законную власть и порядок!
Позовите палача, пусть возьмет самый большой ятаган...
нескладной "дочерью" все разом подзабыли. Кто бы поспорил - грядущее зрелище
было куда интереснее традиционной свадьбы. Причем свадеб-то уж всегда и
везде полно, а по Шариату все это делается очень просто. У молодых выясняют
их обоюдное согласие, читают над ними Коран, и... все, хвала аллаху - они
уже муж и жена.
говорят! Сто-о-й! Ходжа, за мной! Мы все равно его поймаем...
x x x
надлежащей помпой и двинулся за ворота примерно через час. Понятное дело,
надо же было одеться соответственно случаю, подготовить лошадей, снарядить
повозки, выстроить стражу, эскорт, конвои, перекусить перед выходом... Час -
это еще рекордная скорость, в обычном режиме парадный выезд властителя
готовится за неделю вперед. Если бы там и преступников ловили такими же
темпами, волна бандитизма захлестнула бы Багдад в течение месяца... Лев и
Ходжа тоже зря времени не теряли, перехватив того самого молодца, что
докладывался эмиру. Парень впал в болезненную "звездность", высокомерно
отказываясь отвечать на вежливые вопросы "какого-то там старого купца"...
Оболенскому пришлось брать проблему в свои руки: после выкручивания запястья
и двух омоновских пинков по почкам стражник раскололся. Не осуждайте моего
друга, в иной ситуации он бы не распускал кулаки, но сейчас на карту была
поставлена жизнь его деда! Оказалось, что Хайям ибн Омар практически сам
сдал себя в руки городской охранки. Старый пьяница, будучи абсолютно
трезвым, подошел к двум стражникам, осуществляющим дневной обход базарной
площади, и прямо спросил у них: где его внук, Багдадский вор - Лев
Оболенский? Те, естественно, радостно ответили, что уже на небесах! Старик
охнул, начал рвать на себе одежду, бить себя кулаками в грудь и всячески
поносить благочестивое правление эмира. На том его, собственно, и
повязали... Стража утверждала, будто бы Хайям оказал сопротивление, даже
кого-то там ударил. Скорее всего, это была грязная ложь, грубо сляпанная в
надежде на большую награду за задержание "особо опасного преступника". Сверх
этого никакой полезной информации выбить не удалось. Молодого стражника
отпустили, он вроде бы побежал кому-то жаловаться, но передумал. Оно и
правильно, стыдно признаваться, что тебя побила девушка... почти
двухметровая... с косой саженью в плечах.
есть разумного плана спасения старого Хайяма ибн Омара ни у кого не было. На
площадь они попали вместе со всем эмирским парадом (выкинув из второй
повозки двух каких-то особенно визгливых царедворцев). А народу вокруг
видимо-невидимо! Вся площадь от края и до края волновалась многоцветным
ковром, словно поле пшеницы, где каждый колосок был живым человеком. Кто-то
что-то кричал, размахивал руками и ощущал себя незыблемой частичкой того
огромного тысячеликого организма, носящего красивое и вольное имя - народ!
Весь Багдад, от старого до малого, собрался по зову глашатаев, и никто на
свете не мог бы сейчас сказать, что его переполняет: радость или горе, слезы
или смех, гнев или печаль? Лица людей были суровыми и напряженными. Если
эмир рассчитывал казнью пожилого человека укрепить свой престиж,
демонстрируя, каким образом можно заботиться о нравственности молодежи...
либо он не знал свой народ, либо не уважал его. Толпа способна качнуться в
любую сторону - построить храм и разнести город. Но народ - не толпа, и уж
тем более не быдло. Старого поэта многие знали, его стихи гуляли по рукам и
заучивались наизусть, передаваясь из уст в уста. Чтобы убить человека,
прежде надо убить его славу! Эмир этого не учел...
которой был установлен большой помост с черной плахой посередине. Ближе к
стене на помосте высились ряды скамей наподобие амфитеатра. В центре, под
балдахином, уже устанавливали переносной трон для правителя. Пленника
держали в небольшом караульном помещении у той же стены. Больше половины
шехметовской стражи стояло здесь боевым порядком с обнаженными ятаганами.
Перед эскортом эмира народ послушно разошелся в стороны, давая место для
прохода. Селим ибн Гарун аль-Рашид прогарцевал на редком андалузском жеребце
иссиня-черной масти, приветливо помахивая плетью направо-налево. Багдад
встретил его молчаливыми поклонами. Оваций не было, приветственные крики
изображала исключительно стража. Помост окружили тройным кольцом всадников,
а места вокруг эмира быстро разобрали шустрые придворные. Седобородый купец
с наглой дочерью бесцеремонно уселись в первом ряду и даже цыкнули на
помощника визиря, пытавшегося их оттуда согнать. Под барабанный бой и рев
длинных труб на "ковер крови" был выведен злостный нарушитель нравственности
- поэт, пьяница и вор Хайям ибн Омар. Вся площадь невольно зароптала, видя
перед собой высохшего старика в поношенном халате и застиранной чалме. Но
дух его не был сломлен, глаза горели обжигающим пламенем, а в поступи
чувствовалось врожденное величие образованного человека. Такого можно
казнить, но нельзя заставить служить власти... Эмир милостиво качнул
пальчиком, и подобострастный казий бросился изображать мирового судью:
мне, ибо тяжек грех человека, стоящего передо мной, и горько мне видеть
бездну его падения. Дожив до седых волос, он презрел мудрость аксакалов и
толкнул своими грязными рубай десятки доверчивых юношей на стезю порока! Я
не хочу обвинять его, хотя Коран учит нас говорить правду в лицо, ибо только
так мы можем спасти сбившегося с истинного пути мусульманина. Мне достаточно
лишь громко прочитать эти бесстыжие строки, и тогда каждому из вас станет
ясно, за что будет наказан этот Человек. Мы скорбим о нем! Мы оплакиваем
его, ибо демоны Зла заберут его душу, навеки лишая ее возможности услышать
пение райских гурий! Итак, Хайям ибн Омар, признаешь ли ты за собой
написание стихов, прославляющих пьянство:
уголков.
хвастливо написал о своем самом страшном для истинного мусульманина
проступке - о воровстве! И где?! В святом месте - в мечети! Да, правоверные,
этот человек ограбил мечеть! Его стихи выдают его с головой: