заметила Эллен.
что посмотрел на жену почти с ненавистью. - Он всегда может и горло себе
перерезать!
сидеть сложа руки и держать язык за зубами.
должен быть отчаянным смельчаком. Когда я ей как-то сказал, что дрался
всего раз в жизни и то из-за теории квантов, она чуть не плюнула мне в
глаза.
вязанья. - Девочки, посуда вымыта?
комнату, точно мы маленькие!
отправляйтесь наверх и ложитесь спать.
пусть они наконец убедятся, что я действительно дурак.
бороться. Думаешь, я забыл, как ты не впустила меня в дом в ту ночь, когда
казнили Сакко и Ванцетти, потому что я не подписался под петицией об их
освобождении? Я ведь слышал, как ты плакала, когда наступил час,
назначенный для казни.
относилась к Сакко и Ванцетти, да и ко многому другому, то лишь потому,
что я с детства привыкла верить в некоторые вещи. Но с той ночи я больше
ничего уже от тебя не требовала. Ты ведь сам знаешь.
вроде того, будто я настолько непримирим, что мне нельзя ввязываться ни в
какую борьбу; это как дети говорят: "держи меня крепче, а то я его убью".
Ты оказала мне плохую услугу, Эллен. Даже если я сам этого хотел, все
равно, это плохая услуга.
мальчиком. Я уговорил его приехать сюда, а теперь даже не встал на его
защиту. Я сию же минуту иду к Ригану.
тени гордости за мужа, одна только жалость.
мальчика.
Если вы хотите с ним бороться, не ходите один. Среди преподавателей
найдется человек сорок, которые стремятся восстановить справедливость на
нашем факультете. Почему бы не поговорить с ними? Они готовы умереть, но
добиться своего. Если вы пойдете против Ригана один, вас, вероятно, просто
уволят, и что вы этим докажете?
наконец до этого дошел. Пусть он хоть раз испытает это на себе, и тогда он
поймет то, о чем я ему всегда говорила. - Она снова взялась за вязанье. -
Но этот урок может, конечно, обойтись ему очень дорого!..
Сейчас не время выступать в одиночку, показывая свое мужество. Черт
возьми, да разве теперь найдешь такой университет, где можно было бы
получить место с полным профессорским окладом? В чем дело, разве вы его не
любите?
него. - Зачем я тогда добиваюсь, чтоб он был настоящим мужчиной, и внешне
и внутренне! А теперь идите домой. И если он захочет вас видеть, он сам к
вам придет.
казалось бледным и встревоженным. Она сидела, наклонившись вперед, охватив
обнаженными руками колени; ее неподвижная поза почему-то напомнила Эрику
ее мать. Он еще издали заметил, что пальцы ее нервно разглаживают платье
на коленях, и в этом движении чувствовалась еле сдерживаемая тревога.
Какие бы другие чувства Эрик к ней ни испытывал, какую бы роль ни играла в
его отношении к ней привычка, сейчас он острее всего ощущал, что Сабина -
самый близкий его друг и самый нужный человек на свете.
вставал и уходил в теплый дом посмотреть, не продувает ли спящего ребенка
ветерок, налетавший из долины; но стоило им снова оказаться рядом на
залитых луною ступеньках, они тотчас же опять брали друг друга за руки.
стволы деревьев они увидели Траскера. Он остановился перед своим домом,
поглядел на слабый свет в окнах и бросил сигарету; огненная точка описала
в воздухе дугу. Траскер взялся рукой за калитку, потом оглянулся и стал
всматриваться в домик на противоположной стороне улицы. Эрик хотел было
встать, но Сабина удержала его.
Каблуки его гулко стучали по кирпичной мостовой. Подойдя почти вплотную к
ним, он заговорил.
его появилась грустная улыбка.
каких-то пустяках.
страху, потому что он сразу же начал оправдываться. Потом я сказал ему,
что он по крайней мере должен иметь мужество признаться в своих
предрассудках и назвать истинную причину увольнения Фабермахера. Честное
слово, я никак не ожидал, что старик будет так передо мной юлить. Но либо
я потом повел себя неправильно, либо он сумел себя взять в руки, только он
очень быстро ухватился за главное: если я с ним не согласен, он меня не
задерживает. Тут уж поздно было говорить: "Подождите, скоро весь факультет
подпишет заявление против вас", и, кроме того, мне стало так легко, когда
я высказал свои сокровенные мысли, что я сразу же попал в ловушку и принял
ультиматум. Ох, как приятно было облегчить душу! Даже некоторое время
спустя мне все еще было легко и весело. - Голос Траскера сорвался, и он
взглянул на свой дом - единственный дом на всей улице, где еще светилось
окошко.
героем, но я скоро сообразил, что ровно ничего этим не достиг. - Он пожал
плечами. - Я стал думать о неоплаченных счетах, о своих девочках и прочем.
И, главное, какой в этом смысл? Фабермахеру я работу не вернул, а свою -
потерял.
стояло между нами. - Он покачал головой. - Господи, чем только не
одурманивает себя человек, чтобы избежать самой простой ответственности!
он передумал столько, что говорить об этом ему уже не хотелось.
меры. Если я сгоряча что-нибудь напортил, подождите, пока я найду место и
вызову вас. - У него вырвался короткий дрожащий смешок; казалось, внутри у
него все клокотало от волнения. - Эллен даже не будет надо мной смеяться.
Бог ее знает, откуда у нее столько терпенья. Ну, ладно, - он зашагал к
калитке, - поговорим еще утром.
прислушивались к его шагам по деревянным ступенькам веранды. В глухой
ночной тишине хлопнула стеклянная дверь. Затем свет в гостиной потух, и
вскоре засветилось окно на втором этаже. Неожиданно потух и этот свет,
словно после длинного и трудного дня у Траскеров уже не хватило сил
разговаривать друг с другом и они поторопились лечь спать.
на всем холме, которые не искали забвения в сне. Они почти физически
чувствовали муки человека, бодрствующего в доме напротив, человека,
который, оберегая себя от лишних страданий, не хотел вступать в жизненную
борьбу, пока не понял, что не может больше оставаться в стороне; однако
теперь его второе рождение принесло страдания не только ему самому, но и
тем, кого он любил. Полночь давно уже миновала, когда Эрик и Сабина
наконец легли в постель, и руки их тотчас же встретились, как и прежде, на
ступеньках веранды. Оба долго лежали без сна, но ему было гораздо
страшнее, чем ей.