столбов, через равные промежутки времени выплывавших из мрака ему навстречу.
почти до самой земли, как у римской волчицы, но вскоре отстала и она, видимо,
разочаровавшись в попутчике.
приобщившись ко всем стадиям, фазам и этапам полноценной южной ночи, с ее
загадочными нюансами, с восходом и заходом луны, с круговращением созвездий, с
вечерним теплом и утренней свежестью, с игрой далеких пятен призрачного света и
явлением из мрака абсолютно черных дыр.
надписью "Проезд без остановки запрещен, стреляем без предупреждения" дремал на
лавочке солдат в бронежилете и каске, но без оружия.
солдат только сонно зачмокал губами да взмахнул рукой, отгоняя несуществующую
муху.
Костя. - Сегодня ночью я был на берегу реки, километрах в двадцати отсюда. Там
происходит что-то неладное. Люди на хуторах не спят. Одни впали в панику,
другие, как говорится, подняли голову и явно к чему-то готовятся. Лучше будет,
если вы сообщите об этом своим командирам. Пусть будут настороже. Все войны
начинаются на рассвете.
их встретим. Здесь вокруг эшелонированная оборона. Кровью умоются гады... А вы,
собственно говоря, кто такой? - спохватился солдат.
без определенных примет и места жительства... - Сразу потеряв интерес к
собеседнику, Костя двинулся дальше.
где-нибудь. Улицы, по которым он шел, радовали глаз толстым слоем асфальта, над
которым на гнутых опорах висели троллейбусные провода, но это был еще не город,
а так - предместье, большая деревня. Кирпичные многоэтажки перемежались
кварталами частной застройки, а затем тянулись пустыри.
первых горожан (если, конечно, не брать в расчет солдата). Парень и девушка -
совсем еще молокососы - в обнимку брели прямо посередине мостовой. Судя по
измазанным зеленью брюкам парня и измятому платью девушки, эту ночь они провели
не впустую.
шпиль, венчающий здание горисполкома, а ныне Верховного Совета республики.
гусеничный трактор, не то самоходный экскаватор из тех, в чей ковш вмещается
сразу по три куба грунта.
сне горожан, как на перекресток, в ста шагах от него, вылетел широкий,
приземистый танк, из кормы которого била в сторону черная струя отработанных
газов.
смотрелся бы, но здесь, на городской улице, между детским садом и молочным
кафе, казался чем-то столь же противоестественным, как доисторический динозавр.
серо-зеленый, стремительный, грозно ревущий, весь покрытый квадратами толстой
чешуи (только впоследствии Костя узнал, что эта чешуя, навешиваемая на броню
танка перед боем, называется "динамической защитой").
осветительную мачту, которой, естественно, тоже пришлось не сладко. Не в силах
стерпеть боль, а может, и обиду, танк выпалил из своей длинной толстоствольной
пушки.
над головой Жмуркина и разорвался в той стороне, где находился блокпост (можно
было представить себе, что испытал в этот момент сонный солдатик).
провокация, о возможности которой постоянно твердило местное радио. Это была
настоящая война. Значит, права была Аурика и не правы те, кто надеялся на
эшелонированную оборону, разведывательную сеть и пресловутый интернационализм,
впитанный советскими людьми с молоком матери.
и возле него, двинулся прямо на Костю.
проскочил двор, где едва не стал добычей цепного пса, преодолел высокий плетень
и оказался уже на совсем другой улице, выходившей прямо в пригородные поля,
белые от росы и цветущего клевера.
танки и боевые машины пехоты с десантом на броне. Часть техники поворачивала к
городу, часть огибала его, беря в кольцо. Со стороны блокпоста слышался дробный
треск автоматов.
черного дыма уже пятнали его во многих местах. День обещал быть жарким во всех
отношениях.
напоролся на тела обоих влюбленных. Они лежали там, где еще совсем недавно шли
в обнимочку - прямо на середине мостовой.
Платье, задравшееся на голову девушки, мешало рассмотреть ее лицо, а у парня
лица вообще не было. Даже такому профану в медицине, как Костя, было ясно, что
помочь этим двоим уже нельзя. Говоря официальным языком, оба имели травмы,
несовместимые с жизнью...
В Костиной памяти они запечатлелись как серия ничем не связанных между собой
кошмаров.
и санитарные машины. Метались полуодетые люди. Детей почему-то было гораздо
больше, чем взрослых. Кто-то уже сооружал из подручных материалов баррикады.
очень напоминало картину Брюллова "Последний день Помпеи", что только усиливало
ощущение кошмара). Костя на бегу оглянулся только один раз и увидел, что позади
стоит сплошная стена дыма.
встретив какую-нибудь преграду - чаще всего стену или крышу дома, - вдребезги
сокрушали ее.
противогазом через плечо.
на стене которого действительно была намалевана указывающая вниз стрелка с
надписью "Бомбоубежище". Костя, противный любым стадным инстинктам, хотел было
проскочить мимо, но тут по улице словно град прошелся, только оставлял он на
асфальте не ледяные горошины, а глубокие пробоины.
порция страшного града шибанула уже по тротуару и стене дома. Зазвенели
разбитые стекла. Призывные вопли человека с противогазом оборвались истошным
воплем.
жестяные короба вентиляционной системы, на свежесколоченных нарах сидели и
лежали люди. Костя оказался среди них единственным мужчиной призывного
возраста.
Люди затравленно молчали, только в дальнем углу подвала непрерывно плакал
младенец. У одного мальчишки был при себе транзисторный приемник, однако он
транслировал только музыку и вполне обычные мирные новости. Весть о
происходившем здесь ужасе, похоже, еще не разнеслась по миру.
больше измотала его. Он прилег на жесткие нары, но уснуть так и не смог. Стоило
только закрыть глаза, как пережитый кошмар возвращался - полоска зари,
перечеркнутая султанами черного дыма, исполосованное гусеницами клеверное поле,
цепь сеющих смерть боевых машин, изувеченные тела несчастных влюбленных.
воспаленном сознании Жмуркина быстро и как бы сами собой сложились стихи: