справа. Но он не стал предпринимать попыток разить рах-саванна в спину,
колоть лошади глаза или бока - ибо всякому дураку известно, что если
лошадь начнет лягаться, то лучше бы ты родился в другом месте и в другое
время.
ложный отбив, бросился- на землю. И, сделав три оборота по пыльным камням,
Эгин, недосягаемый для короткого меча противника, очень скоро оказался у
лошадиного зада. Легонько, самым краем лезвия своего меча Эгин полоснул
лошадь рах-саванна по сухожилию. А затем по второму. Все это произошло
настолько быстро, что, когда лошадь, издав пронзительное обиженное ржание
(она словно ожидала этого печального мига! - пронеслось в голове Эгина),
стала оседать на задние ноги, рах-саванн встретил это событие с
недоумевающей рожей. Хотя уж чего тут, казалось бы, недоумевать?
рискованных обстоятельствах. Теперь уже все мнимые преимущества были
пущены по ветру. Эгин, совершенно озверевший, с мечом, омытым кровью
бывших если уж не товарищей, но попутчиков рах-саванна, был ловок, как
ласка, беззаботен, как на тренировке с деревянным оружием, и окрылен
чем-то таким, о чем рах-саванн, несчастный служака, даже не подозревал.
Лошадь убитого аррума, казалось, обезумела от вида своей искалеченной
подруги, заржала и, заложив немыслимый вираж, промчалась мимо Эгина,
отсрочив расправу над рах-саванном.
тоже. Пора бежать, бежать подальше от этого сумасшедшего аррума Опоры
Вещей. От этого озверевшего мятежника, который наверняка носит в себе одно
из страшных цинорских умертвий и неодолим, словно..."
не прав. И по форме. И по существу.
скалах быстрее, быстрее, чем что? Чем ветер? Чем полет стали, почуявшей
кровь? Три кинжала подряд - одно "жабье ухо" и два столовых,
подвернувшихся Эгину под горячую руку, - вонзились ему в спину, не
защищенную даже ерундовой "дорожной" кольчугой. Люди Опоры Единства
чересчур привыкли полагаться на свои жетоны, наводящие ужас даже на
некоторых старших коллег из других Опор.
своего тела кинжалы еще глубже. Настолько глубоко, чтобы перестать жить в
ту же минуту.
в то утро, действительно мертвы. Ибо это и так было ясно. Вот животные...
Эгин подошел к лошади с перерезанными поджилками и, срывающимся голосом
пробормотав: "Прости, дура, надо было тебе сразу сбросить этого
недоделанного", быстро и, как ему хотелось бы надеяться, почти
безболезненно, добил ее двумя очень сильными ударами.
третью, самую приличную, лошадь (которая, в отличие от двух остальных,
даже ухом не повела, когда убили ее толстого седока), а потом гнать на ней
во весь опор к Пиннарину, подальше от этого безвестного водопоя.
посиделок. Даже с жетоном аррума.
холодеющих телах, и кинжалы Лиг. И то и другое на дороге не валяется.
Отнюдь не валяется.
быстро и безалаберно готовил его гнорр к прогулке в Пиннарин. Денег,
например, не дал. Запамятовал. Впрочем, старшие офицеры Свода всегда
думают о деньгах в последнюю очередь. Например, Альсим уверял Эгина, что
давным-давно позабыл тот день, когда расплачивался деньгами. "Так, в
первый раз суну трактирщику под нос свою Внешнюю Секиру - и готово. Во
второй раз сам уже лучшее вино тащит-надрывается". Сейчас Эгин был как раз
аррумом по имени Иланаф, но после того как первые трое случайных встречных
все сплошь оказались людьми Свода, натуральная форма оплаты чужих услуг
при помощи Внешней Секиры его прельщать перестала.
помнились Эгину, оказались довольно-таки беспочвенными. Несмотря на
вычурную роскошь, сталь и закалка клинков оказались отличными. Кинжалы
вошли в тело несчастного рах-са-ванна глубоко и надежно - ровно между
ребер.
отпускать сталь-преступницу. "Охота на картонного человека, на картонного
человека? Да, на очень крепкого картонного человека", - стучали в ушах
Эгина два голоса - гнорра и его собственный - когда он, уперев носок в
спину рах-саванна, вытаскивал сначала один, а потом другой кинжал, гарды
которых когда-нибудь, быть может, станут ногами и сочленениями Убийцы
отраженных.
случайного врага оказались синими, как васильки.
васильковым глазам, отирая кровь с лезвий и возвращая оружие перевязи.
жалкая серебряная монета. Так. Этот расплачиваться деньгами уже успел
отвыкнуть, хотя всего лишь рах-саванн.
сарнода аррума Опоры Единства, Эгин даже не взглянул. Разобраться можно по
дороге, даже в седле. Если что - чернила отнюдь не бессмертны, это знают
даже младшие офицеры Опоры Вещей, он что-нибудь там припомнит из простых
Изменений и впишет свое имя. Чтоб это была наисложнейшая задача в его
жизни!
место в арсенале Эгина.
ровно на половину дохлого мула. Причем на его худшую половину. В свете
того, что отбитую у бородача лошадь он наверняка загонит к сегодняшнему
вечеру, это было более чем досадно.
отмечая про себя, что начинает нервничать, а это не слишком хорошо. Эгин
прикрыл глаза. Да, он спокоен. Уже почти спокоен. Остался один. Всего лишь
один. Еще один - и все.
точно - меч-то уж он выдернул. Отчаявшись после двух неудачных попыток с
этими, из Единства, найти у него хоть ломаный грош, Эгин собрался уж было
не копаться больше в мертвечине и ехать поскорее прочь, но...
жидкости человека. Не назвавшего себя и не предъявлявшего никаких жетонов.
Вот если бы не борода... Эгин склонил голову набок. Прищурился. Подошел
ближе.
Староордосской крепости. Как-то его там звали... Эрпоред? Варпорат?
Капилед? Нет, самого молодого (тогда ему было лет сорок) и спесивого
наставника их соседей по Староордосской крепости звали Эрпоред. Эгин с ним
знаком не был. А вот Иланаф был. Иланафа Эрпоред наставлял в истории
народов и различении Вещей и Писаний. Иланаф однажды вскользь обмолвился,
что если и был когда-то в Своде по-настоящему умный человек, - так это
Эрпоред. Но до чего же странно, что наставник закрытой высшей школы вновь
вернулся в мир и спокойно так разъезжает вместе с офицерами Свода по
Варану. Может, это все-таки не Эрпоред?
подорожная и Внутренняя Секира. В этом было больше праздного любопытства,
чем пользы, но уж очень Эгину хотелось знать, обманывают ли его глаза и
память. И отчего кобыла неприметного бородача вдвое моложе и вдвое дороже
и по виду, и по стати, чем лошади двух его попутчиков. Купчина?
тоже коллега, только с таким важным поручением, что ради него даже налепил
фальшивую бороду. Теперь вблизи было видно, что это такая же борода, как у
Вербелины волосы. И еще что-то выпирающее из-под камзола. В коробочке,
наподобие той, в которой одним памятным днем "шмель" принес Эгину серьги
Овель.
зрением за тем, что происходит по краям площадки у водопоя. Что-то
бессовестно и тревожно ныло у него внизу живота. Как бы не появилась
следующая тройка офицеров... Ну, что же там среди атласа, расшитого
цветочками? Деньги? Дым-глина? Амулет? Драгоценности?
или что-то в этом роде, а конец его загибается прихотливой дугой,
увенчиваясь чем-то наподобие когтя. И эту штучку Эгин уже видел однажды,
нарисованной в книге Арда оке Лайна. В книге, из-за которой погибли три
креветки его Зрака Истины и аррум Опоры Писаний Гастрог.
трех, ибо вез в столицу ни много ни мало, а хвост и жало Скорпиона, Убийцы
отраженных.
Секиры. Но Эгин теперь не сомневался ни мгновения в том, что это был
все-таки Эрпоред. Ибо какая может быть Секира у наставника? Правильно,
никакая.
ожиданиями обнаружил почти идеальный прямоугольник из четырех белых
шрамов. Да, когда-то он был офицером Свода. Потом он в чем-то крепко
провинился, но все-таки спас свою шкуру. Внутреннюю Секиру удалил прежний