Чтение 67–й страницы книги ~Русалка~

- В ее поведении нет ничего плохого, просто именно сейчас она не
хочет быть рядом с нами.

- Не стоит защищать ее. Она не может справиться с этим, вот что
сказал нам тот леший...

- Я знаю об этом, и тебе не зачем мне это повторять.

- Но я вынужден это делать, потому что ты не слушаешь.

Петр бросил на него раздраженный взгляд и спросил:

- А что это был разговор про сердце? Что говорил об этом леший?

Саша пожал плечами. Ему не хотелось углублять этот разговор с Петром
особенно ночью, или пытаться как-то объяснить это, отчетливо понимая, что
Ивешка не упустит случая смешать вся и все, и, кстати, прежде всего
запутать самого Петра. Юноша, мысли которого заняты девушкой, был гораздо
ближе к сашиному пониманию, но Саша не имел никакого представления о том,
что можно было сделать с мужчиной, чьи поступки и намерения были так
сложно переплетены с судьбой фактически мертвой девушки, которая, к тому
же была чрезвычайно опасна, и с чувствами, которые вызывали у него
глубокий страх, прежде всего потому, что они исходили не от самой русалки.

Кто и как мог объяснить подобную возможность Петру, причем достаточно
убедительно?

- А это лесное чудище, - продолжал упорствовать Петр, - сказало, что
у нее вообще нет никакого сердца и что она забирает его у моего друга. Что
оно хотело этим сказать?

- Я не знаю.

- Как это может быть, чтобы кто-то мог забрать чужое сердце, помилуй
Бог?

- Я не знаю, я ничего не знаю. Ешь, иначе твой ужин будет холодным.

- Я хочу знать, что ты сделал, Саша, не откажи мне в этом! Я хочу
знать, что происходит.

- Я не знаю, уверяю тебя! Я вообще не знаю, что происходит в мире,
ведь я родился не всезнающим. Я не знаю, о чем говорил этот леший...

Колдун, который обманывает других, это одно дело, но когда он же
обманывает самого себя, то совсем, совсем другое...

- А ты, случаем, ничего не потерял? - спросил Петр.

- Я в полном порядке! Я чувствую себя очень хорошо! Даже еще лучше,
как оказалось: я сумел удержать тебя. Разве не так? Вот что значит
настоящее волшебство, Петр, а не просто одни лишь желания...

- Но какое отношение ко всему этому имеет разговор о сердце? О чем
тогда говорило это существо? А что имел в виду водяной, когда говорил в то
утро, будто Ивешка потеряла свое сердце?.. Разве она забрала что-нибудь у
тебя?

- Нет! - Он вздрогнул от звуков собственного голоса, и казалось, что
вместе с ним задрожала вся их нехитрая посуда, словно горшки на полке, так
что он даже испугался, что они могут упасть и разбиться, если Петр и
дальше будет продолжать свою болтовню, как это назвала бы тетка Иленка,
которая не преминула бы сказать: "Прекрати, Петр Ильич! Ты доводишь меня
до головной боли!"

Так оно и было.

- А что ты имел ввиду, когда говорил о том, какую выгоду можно
извлечь даже из леса? - спросил Петр. - И что ты сделал, что едва не свело
лешего с ума? Почему он сказал, что лишился выбора? Саша проглотил кусок
рыбы, совершенно не ощущая вкуса, и взглянул на Петра с таким чувством,
которое могло бы всех повергнуть в страх, если бы, не дай Бог, вырвалось
наружу. Но оно ушло в глубину его сознания, где в опасном беспорядке
метались мысли в поисках нужного ответа на вопрос, не сделал ли он какой
ошибки своим чрезмерным желаньем, которое привело в беспомощную ярость
лешего, и могло очень далеко завести и его самого...

- Я не знаю, почему, - сказал он.

- Так что же все-таки ты сделал?

- Столь мало, насколько мог! Я ошибался, когда беспокоился о
происходящем, и, это я хорошо усвоил, я беспокоился о самых незначительных
возможных последствиях, пока не смог убедиться, что таким образом
добиваюсь всего-навсего лишь того, чтобы не случилось чего-то заранее
ожидаемого. Ты понимаешь, о чем я говорю?

- Ты говоришь, что не хочешь больше беспокоиться ни о чем. А, тем
временем, мы находимся в самой чаще этого леса никак не можем отыскать
старика, и, тем не менее, ты говоришь, что не хочешь ни о чем
беспокоиться!

- Это не то, что я имел в виду!

- Мне кажется, что ты сходишь с ума. Прекрати эти занятия.

- Нет, со мной все в порядке!

Петр доел свою порцию, отправив последнюю ложку в рот, затем положил
ту в котелок и вытер рот рукой, настороженно глядя на Сашу, освещенного
отблесками костра.

- От этого мне не становится лучше... Ведь если Ууламетс находится в
этом лесу, разве этот леший не знал бы этого? Если бы он был здесь, почему
бы ему не уменьшить наше беспокойство и не сказать нам об этом?

Саша попытался было обдумать это, но даже одних воспоминаний о лешем
было вполне достаточно, чтобы его мысли ушли куда-то совсем в другую
сторону, ускользая от него.

Этот факт подсказал ему, что, на деле беспокойство по поводу
происходящего должно быть подчинено определенному порядку, если он хочет и
дальше полагаться на свои предчувствия, но полагаться в таких делах на
одну лишь память и пытаться уподоблять лешего Гвиуру было равносильно
тому, как черпать неводом воду.

- Саша, что происходит?

Он вновь потерял ускользнувшую мысль, которая только что начала
принимать законченные формы где-то в уголке его сознания...

Петр поставил котелок. От неосторожного движения звякнула ложка. Это
показалось Саше таким же существенным, как и все то, о чем только что
спрашивал Петр. Это было похоже на предвестье беды. В ситуации,
подчиненной влиянию случайностей, все в равной мере становилось важным, и
не было никакого способа уравновесить влияние вещей без глубокого
понимания. Сейчас он потерял все нити, с помощью которых намеревался
связать окружающие его вещи и явления друг с другом...

Петр встал и, обойдя слабеющий огонь, обхватил Сашу за плечо и сильно
тряхнул его.

- Саша, черт возьми!

Он скорее почувствовал это. Как он чувствовал все остальное. Петр
отошел, а он следил за тем, куда тот направился.

Не туда, куда Саша хотел. Он подумал было, что следует остановить
его, если бы он был в состоянии выделить это событие из ряда других,
которые происходили при этом, включая потрескивание костра и шелест
листьев.

Все это предвещало опасность, подумал он рассеянно.

Постепенно его мысли начинали вновь обретать форму.

Этим вечером Ивешка приобрела окраску. Видимо, леший обеспечил ей
жизненные силы, и возможно, что на несколько дней...

Сейчас она стала гораздо сильнее, чем была прошлой ночью, намного
сильнее, ярче, и крепче...

- Петр, - начал было он, но тот был уже на берегу ручья, где Ивешка
уже повернула голову, чтобы взглянуть на него... это простое движение из
обыденной жизни, подсказывало сколь реальной стала она в этот вечер. Он
загадал желание... и эта попытка дорого обошлась ему: сердце рванулось в
груди, и он вздрогнул от толчка крови в жилах и от порыва ветра в
окружающей листве. И то и другое напоминало ему звук движущейся воды...

Огонь, который в эту ночь освещал ее, придавал особенно нежный,
тонкий цвет ее платью и деревьям вдоль ручья, отбрасывавшим на нее тень,
отчего она становилась самой реальностью, просто девушкой, и ничем больше,
беззащитной и неуверенной, что особенно выражалось в ее взгляде, который
она бросала через плечо.

- Петр, - сказала она, поворачиваясь в его сторону и широко разводя
руки.

Он остановился, а затем отступил назад, когда она сделала несколько
шагов навстречу ему и замерла, глядя на него широко открытыми испуганными
глазами.

- Что ты отняла у Саши? - резко спросил он, будто это был именно тот
вопрос, который он хотел задать. - Что имел в виду леший, когда говорил со
мной?

- Я люблю тебя, - сказала она.

Он отступил назад еще на один шаг, потому что каким-то образом ей
удалось сделать шаг вперед, которого он не заметил. Он отчетливо видел ее
глаза и щеки, резко очерченные падающей тенью.

- Чудесно, - сказал он, обливаясь потом и старясь удержать в порядке
собственные мысли. - Я польщен, но все-таки постарайся ответить мне.

- Не нужно так ненавидеть меня. - Она сделала движение вперед. Он
знал, какой опасности подвергался, знал, что должен отступить назад, но
тут же, в одно мгновенье, решил сдаться: он очень хотел, чтобы она
дотронулась до него и доказала тем самым, что она, кроме всего, была
абсолютно безобидной и никак не была виновата в приписанных ей
прегрешениях...

- Прекрати это! - раздался откуда-то сзади него голос Саши. Между
ними и костром пролегала длинная тень. - Петр!

Сейчас он был уже не рад своему спасению. То, что он сейчас
чувствовал, было гораздо сильнее, чем понятное желание жить. Но в этот
момент Ивешка отвела назад руки и сжала их под подбородком, устремив на
него глаза, полные боли и тоски.

- Отойди от нее, - сказал Саша, обращаясь с ним так, будто он был
всего лишь маленький мальчик или круглый дурак, и так крепко схватил его
за руку, что Петр почувствовал боль. Вероятно, Саша имел в виду и это,
даже в том случае, если это и казалось невозможно, он хотел заставить его