Савинков был очень усталый. Перед собранием завтракал в зале отеля, пил
виски. Сидевший с ним Ян Бердо сказал, что он пьет больше обычного.
невозможность руководить подчиненными ему волями. Силы истрачены, пустота.
Подавленная молчаливость от провала работы, от подозрений, что снова в
террор впивается провокация, действовала. Он медлил открыть собрание,
разговаривая то с матросом Авдеевым, то с Бердо, то расспрашивая Зензинова о
впечатлении от России, то говоря с Вноровским о самоубийстве Бэлы. И оттого,
что ждали, оттого, что собрание не открывалось, оттого, что Яна Бердо
подозревали в провокации, состояние боевиков было тягостное. Савинков ощущал
боль самолюбия: - не верят. Чувствовал самое страшное: - теряет
самообладание.
именно его, что вопрос будет обсуждаться. Смеялся потому, что не было фактов
и близость с Савинковым, родившаяся в кабаках, в тотализаторе, за остроумием
ницшеанской беседы, - защитят его.
столом. Секретарем села бывшая невеста Сазонова, тихая Прокофьева. Товарищем
председателя - Слетов.
обстановка подняли нервы. - Мы знаем, что после предательства Азефа террор
должен быть реабилитирован. Предпринятый центральный акт необходим нам, как
воздух. Но нас снова подстерегает смутная неудача. Если это неудача действия
это не страшно. Много неудач было в терроре. На неудачах учились, шли к
удачам. Но неудача у нас неясная. Почему товарищи заметили слежку? Данные
опять указывают на самое гнусное - на провокацию. Начинает казаться, что она
вновь вьет гнездо, вызывая тень Азефа. Но если Азеф по оплошности ушел пока
живым, другой предатель на это может не надеяться.
верят.
друг другу, потому что все идем на смерть. Предлагаю единственный способ,
может быть тяжелый, но другого я не вижу. Пусть каждый выскажет о другом все
подозрения, если таковые только имеются. Пусть биография и жизнь каждого
будут представлены на полное, детальное рассмотрение. Если в жизни и
биографии кого-либо найдется неразъясненное место, такому товарищу не должно
быть места в боевой организации. Я начинаю с себя. Прошу сказать, кто
что-нибудь имеет против меня, кто желает обо мне что-нибудь узнать, задать
какой-нибудь вопрос?
думаю, товарищи, я выражаю общее мнение?
проговорил:
17-го числа?
левую. Глаза всех были - на нем. - Позвольте, это довольно трудно
припомнить, - приложил он руку ко лбу - 17-го числа я был в Мюнхене, да,
да... в Мюнхене...
ездил в Петербург к генералу Герасимову. Но вполне владея собой, повторил:
опрашиваете?
сообщения. Но оно кажется неверным. Глядя на Слетова, "Ротмистр" улыбнулся
детской улыбкой красивого лица.
представлению о жизни революционера. "Ротмистр" не станет отрицать, что
кутежи, скачки и прочее, это не неизменная особенность революционера. Я бы
высказалась раз навсегда против такой жизни товарищей, - тихо проговорила
Прокофьева. - И не объяснит ли "Ротмистр", на какие деньги производит он эти
кутежи?
румянцем щек.
перед которым моя парижская жизнь проходит, как на ладони. Если когда-нибудь
я кутил, то уверяю вас, не на свой счет.
за глаза обвиняют его за широкую жизнь на деньги боевой организации. Чтоб
прервать эти разговоры, он, нахмурясь, проговорил:
посещать места и заведения, не доставляющие особого удовольствия. -
Усталость и мгновенное презренье к окружающим охватили его. Он оборвал
допрос "Ротмистра".
выходя из отеля. - На что это похоже? Разве это дело? Что мы сделали? Эти
допросы - сказки для малых ребят. - Слетов был возбужден. - Ты знаешь, как я
говорил, так и есть, без Азефа Павел Иванович нуль, пустоцвет, ничто. Вместо
дела - фраза, поза,
поедет.
какими-то своими философиями, писаниями, вообще достоевщина за пять копеек.
Разве такой человек может стоять во главе террора? Потом, его жизнь? Он в
Париже сорит деньгами направо, налево, скачки, рулетки, пьянства, говорят
про какие-то умопомрачительные оргии.
"надломленной скрипкой Страдивариуса" и, кажется, теперь эта скрипка
сломалась. А как его любил, как в него верил брат, Борис.
Петербурге случайно не захватили извозчиков, они еле ушли, "Ротмистр"
определенно на подозрении. Что же, потому, что Павлу Ивановичу ни до чего
нет дела, мы опять посылаем людей на виселицу? Это кабак! Это та же
азефовщина только с другой стороны!
теряет полномочия.
Азеф при помощи Чернова и Савинкова? Вноровский не отвечал.
позволено", то да се, а люди гибнут.
Лондонская конференция проходила под наблюдением двух сотрудников генерала
Герасимова. Анри Бинт ждал Савинкова в Париже, и когда после лондонской
конференции, в квартире на рю Лало 10 вспыхнул огонь, Бинт понял, что
Савинков вернулся.
получавшая 50 месячных франков, за рассказы о "мсье Лежнев", по паспорту
которого жил Савинков.
"Сегодня 3-го ноября можно утверждать, что Савинков, он же Мальмберг, он же
Лежнев, спал один. Вышел из дому в 1 час 35 минут дня. Одет в пальто черного
драпа с бархатным воротником, в черном котелке, несет в левой руке портфель
с отвернутой застежкой, лицо худое, длинное, усы стрижены по-американски.
Общий вид: элегантен, но сильно постарел. Выйдя из квартиры, пошел следующей
дорогой: - рю Перголез, Авеню дю Трокадеро, там в табачном магазине, на углу
авеню де ля Гранд Арме, купил почтовые марки и, выйдя, опустил в ящик
письмо. Постояв на авеню де ля Гранд Арме, повернулся и снова пошел на рю
Перголез, где вошел в дом No 7 в нижний этаж к своему другу мсье Герье, 25
лет, поэту. Я следовал за ним на расстоянии тридцати шагов. У дома, где
живет Герье, я ждал около часу. Из дома он вышел один. Остановился на улице
и мне показалось, что замечает меня. Я подошел к окну магазина. Савинков
двинулся в направлении авеню де Малакоф. Здесь он взял извозчика и поехал к
Булонскому лесу. Я следовал за ним на извозчике до Рут д-Этуаль. Здесь
Савинков вылез, расплатился с извозчиком и в течение нескольких часов ходил
совершенно бессмысленно и бесцельно..."
прикрывая листом рукопись.
Корнев Павел
Пехов Алексей
Белоусов Валерий
Флинт Эрик
Бажанов Олег
Майер Стефани