Фантине было очень худо, а теперь лучше, так как она думает, что г-н мэр
уехал в Монфермейль за ее дочуркой. Сестра не решилась расспрашивать г-на
мэра, но по его виду она сразу поняла, что он приехал не оттуда.
ее.
когда она увидит вас одного, без ребенка?
освещено. Случайно сестра подняла глаза.
волосы совсем побелели.
инструментами и вынула оттуда зеркальце, которым обычно пользовался
больничный врач, чтобы удостовериться, что больной умер и уже не дышит. Г-н
Мадлен взял зеркальце, взглянул на свои волосы и сказал:
сестра, с трудом решившись на такой вопрос.
продолжала сестра, - то она так и не узнала бы, что вы вернулись, и было бы
нетрудно убедить ее потерпеть еще немного, а когда ребенок приедет, то,
разумеется, она решит, что вы приехали вместе с ним. И тогда не пришлось бы
прибегать ко лжи.
серьезностью:
поторопиться.
мэра непонятный и странный смысл. Опустив глаза, она почтительно ответила
ему, понизив голос:
скрипом и могла разбудить больную, затем вошел в комнату, где лежала
Фантина, подошел к кровати и приоткрыл полог. Она спала. Дыхание вылетало у
нее из груди со зловещим шумом, характерным для болезней такого рода и
раздирающим сердце бедных матерей, когда они бодрствуют ночью у постели
своего спящего ребенка, приговоренного к смерти. Однако это затрудненное
дыхание почти не нарушало невыразимой ясности, разлитой на ее лице и
преобразившей ее во сне. Бледность превратилась у нее в белизну, щеки алели
легким румянцем. Длинные золотистые ресницы, сомкнутые и опущенные,
единственное украшение, оставшееся ей от былой невинности и молодости,
слегка трепетали. Все ее тело дрожало словно от движения каких-то невидимых
шелестящих крыльев, готовых раскрыться и унести ее ввысь. Увидев ее, сейчас
никто не поверил бы, что перед ним почти безнадежно больная. Она походила на
существо, собирающееся улететь, а не умереть.
сорвать цветок; она и уклоняется, и поддается. В человеческом теле бывает
что-то похожее на это содрогание, когда таинственная рука смерти готовится
унести душу.
больную, то на распятие, точно так же, как два месяца назад, в тот день,
когда он впервые пришел навестить ее в этом убежище. Они снова были тут, и
оба делали то же, что и тогда: она спала, он молился. Но только за эти два
месяца в ее волосах проступила седина, а волосы Мадлена совсем побелели.
губам, словно в комнате был еще кто-то, кого надо было просить о молчании.
и с улыбкой:
Глава вторая. ФАНТИНА СЧАСТЛИВА
радости; она вся была воплощенная радость. Этот простой вопрос: "А Козетта?"
- задан был с таким глубоким доверием, с таким спокойствием, с таким полным
отсутствием тревоги или сомнения, что Мадлен не нашелся, что ответить. Она
продолжала:
Всю ночь я следила за вами взглядом. Вы были в каком-то сиянии, вас окружали
ангелы.
положили ее ко мне в постель? Тогда я увидела бы ее сразу, как только
проснулась.
что именно.
пришел на помощь к Мадлену.
выражением самой горячей и самой нежной мольбы.
ребенком, которого носят на руках.
ребенка взволнует вас, а вам это вредно. Сначала мы вылечим вас.
слышите? Я хочу видеть моего ребенка, хочу и все!
будете так себя вести, я не разрешу вам держать у себя дочку. Недостаточно
увидеть ребенка, надо жить для него. Когда вы будете благоразумны, я сам
приведу его к вам.
прежнее время я бы не стала так разговаривать, но со мной случилось столько
несчастий, что иной раз я и сама не знаю, что говорю. Я понимаю: вы боитесь,
чтобы я не разволновалась, я буду ждать, сколько вы захотите, но, клянусь
вам, мне не причинило бы вреда, если бы я взглянула на мою дочурку. Все
равно я вижу ее; она так и стоит у меня перед глазами со вчерашнего вечера.
Знаете, что? Если бы мне принесли ее сейчас, я бы стала тихонечко
разговаривать с ней, и все. Разве не понятно, что я хочу видеть своего
ребенка, за которым ради меня ездили в Монфермейль? Я не сержусь. Я уверена,
что скоро буду счастлива. Всю ночь я видела что-то белое и какие-то фигуры,
которые мне улыбались. Когда господин доктор захочет, тогда он и принесет
мне Козетту. У меня уже нет жара, я выздоровела. Я чувствую, что у меня все
прошло, но я буду вести себя так, как будто еще больна, и не стану
двигаться, чтобы сделать приятное сестрицам. Когда все увидят, что я
спокойна, то скажут: надо дать ей ребенка.
было, что она изо всех сил старается казаться спокойной и "быть умницей",
как она выражалась в своем болезненном бессилии, похожем на детскую
слабость, - старается для того, чтобы все увидели ее спокойствие и позволили
привести к ней Козетту. Однако, как она ни сдерживалась, она все же не могла
не забросать г-на Мадлена вопросами:
за ней! Скажите мне только одно: как ее здоровье? Хорошо ли она перенесла
дорогу? Она и не узнает меня. Как это грустно! Она забыла меня за столько
времени, бедная крошка! Дети ведь такие беспамятные! Все равно что птички.
Сегодня видят одно, завтра другое и сразу все забывают. По крайней мере
чистое ли было на ней белье? В чистоте ли держали ее эти Тенардье? Как они
ее кормили? О, если бы вы знали, как я мучилась, когда задавала себе все эти
вопросы в пору нужды! Теперь все прошло. Я так рада! Ах, как бы мне хотелось
увидеть ее! Скажите, господин мэр, понравилась вам моя дочурка? Ведь,
правда, она красавица? Вы, наверно, очень озябли в дилижансе? Скажите,
неужели нельзя принести ее сюда хоть на минуточку? А потом сейчас же унести
обратно? Вы ведь здесь хозяин, и если бы вы захотели...
ее, только успокойтесь. Вы говорите слишком быстро и к тому же высовываете
руку из-под одеяла, а от этого у вас кашель.
каждом слове.
пылкими мольбами то доверие, которое ей хотелось внушить окружающим, и
принялась болтать о посторонних вещах.