парусина.
пройдет. Чудовищным усилием воли она разлепила глаза и увидела, что явь даже
страшнее сна. За окном что-то сверкало, гремело, свистело, трещало. Пылала
нефтебаза, горела, падая, большая сосна, горел и падал электрический столб.
Бенгальским огнем рассыпались сомкнувшиеся провода, светился экран
телевизора, и горел сам телевизор. Стекла изо всех окон летели внутрь и
сверкали рассыпавшимся по полу калейдоскопом, а Сталин, но не живой, а
железный, стоял посреди стихии и, раскачиваясь из стороны в сторону, пел
"Сердце красавицы". Весь он при этом дрожал и качался, видно было, что
рвется, но не может сдвинуться, какая-то сила держит его на месте. Он не
может справиться с силой и надеется одолеть ее песней "Сердце красавицы".
"Сердце красавицы", - пропел он в очередной раз, и как бы в ответ на его
усилия что-то вдруг ухнуло, громыхнуло, свет ярче прежнего брызнул в глаза,
и дом закачался. Сталин сдвинулся к места и пошел прямо к Аглае вместе с
плитой, к которой он был приварен. Пошел вперевалку, подминая под себя
стекла, которые под ним хрустели, звенели, разлетались белыми брызгами. А он
все шел и шел, упорно, грозно, неумолимо. Аглая вдруг поняла, что он идет к
ней, чтобы взять ее как женщину, и сама воспылала безумной ответной
страстью. Она приподнялась на подушке, она растопырила худые руки и ноги в
разные стороны, всю себя растопырила и сказала тихо, но страстно: "Иди ко
мне! Ну, иди, иди, ну иди же!" И он шел к ней, качаясь и дрожа неутолимой
дрожью от какой-то бушевавшей внутри его бешеной силы. Он шел. Стекла летели
ему в лицо, свет слепил ему глаза, из глаз летели огненные струи, как будто
с помощью их он хотел увидеть Аглаю. "Ну иди же, миленький! Иди ко мне,
мальчик мой!" - заклинала она. Перед самой ее кроватью он, словно
засомневавшись, остановился. И даже качнулся назад так сильно, что чуть не
грохнулся навзничь. Уже чугунный затылок почти что коснулся пола, но
неведомая сила удержала его, подняла, выпрямила, подбросила к потолку,
опустила на место. Он опять задрожал-задрожал и с криком "Сердце красавицы!"
обрушился на Аглаю, и она приняла его всем своим растопыренным телом.
корежились балки потолочного перекрытия, внутри Аглаи что-то хрустело. Она
не поняла, что это хрустят ее же кости.
такое острое, какого никто никогда не изведывал.
Глава 19
грозы. Да и не в зимнее время тоже не видели. Ударами молний, порывами
ветра, смерчем все вокруг было разбито, сожжено, уничтожено, растоптано,
разорвано в клочья. Сгорели электростанция, нефтебаза и автобаза. Развалился
на куски мукомольный комбинат. Но свидетели того, как горел и взрывался дом,
где жила Аглая, не могли найти слов, чтобы описать это зрелище. Некоторые
начинали примерно так: "Ну это было, ну это, ну это..." и замолкали в
большом изумлении. Конечно, всем было ясно, что это был не просто пожар, и
не просто взрыв, и не просто несколько взрывов, а что-то гораздо большее.
собирали обломки и обрывки в полиэтиленовые мешочки и увозили с собой.
Версии выдвигались самые разные. И очень дикие. Начали даже с того, что
будто имело место землетрясение. Это в наших-то краях, сейсмически очень
устойчивых! Потом стали искать признаки чеченского следа. Только перебрав
все самые невероятные предположения, вспомнили про ТОО "Фейерверк" и в конце
концов сочли наиболее правдоподобной причиной начального взрыва грозовой
разряд. Удар молнии был воспринят одним из Ванькиных устройств как
радиосигнал дистанционного управления. Первое устройство рвануло, а дальше
пошла уже цепная реакция: бомбы, мины, гранаты, тротиловые шашки, мешки
селитры, ящики динамита, баллоны газового коллектора. Не зря этому подвалу
было присвоено звание "Малая Хиросима".
полагается, шланги. Но в последнюю секунду выяснилось, что вода в бочке
замерзла (в пожарных бочках вода имеет обыкновение замерзать при
температуре, не опустившейся еще до нуля), шланги были местами протертые до
дыр, да и помпа вышла из строя. Поэтому пожарные только бегали вокруг
пламени, отражавшегося на их касках, и оттаскивали баграми обгоревшие куски
того, что выкатывалось из огня. Бревна, балки, куски дверей, столов и
стульев. Со всеми этими предметами вылетел еще один, продолговатый и
обгорелый, что-то вроде бревна. Пожарные оттащили его баграми подальше от
огня и тут только обнаружили, что это не бревно, а еще живое тело с
остатками рук и ног. Тут, конечно, весь персонал скорой помощи кинулся к
этой живой головешке, которая пылала и клокотала и что-то такое как будто
еще произносила. Доктор Синельников приблизил ухо к дырке, бывшей когда-то
ртом, и сквозь клокотанье расслышал слова:
растопилось. Статуя превратилась в бесформенную со всех сторон оплавленную
чушку. От живых существ, включая Шурочку-дурочку и ее кошек, не говоря уже о
Ваньке Жукове и его гостях, ничего не осталось, только долго еще над данным
местом и в ближайшей округе стоял запах горелого мяса, а через два квартала
от места события был найден с двух сторон обгорелый остаток пластмассовой
ноги с кожаными застежками. Остаток был испещрен латинскими буквами,
химическими формулами, электронными адресами, цифрами и фразой, написанной
крупно по-русски: "Отомщу за Афган!"
изменилось здесь к лучшему и как много осталось в прежнем виде. Старухи на
перроне по-прежнему предлагали пассажирам свой товар, но теперь в
расширенном ассортименте. Уже не только вареная картошка и соленые огурцы,
но еще беляши, пиво, кока-кола, а вдобавок к съедобной продукции - печатная,
в основном одного направления: журналы "Плейбой", "Пентхауз" и брошюра
"Техника секса для пожилых". С разными рекомендациями, выкладками и
диаграммами.
мороженым, жвачками, гамбургерами, чизбургерами, "горячими собаками",
сникерсами (которые едят и которые надевают на ноги), матрешками,
изображающими видных политиков, армейскими форменными фуражками, ремнями,
значками и знаками военных отличий, домашними тапочками, очками, мохеровыми
нитками и вообще всякой всячиной. Город за время моего отсутствия явно
приобщился к мировой цивилизации, о чем свидетельствовало хотя бы объявление
для проезжающих иностранцев: "The paid toilet is behind a corner. The price
is upon an agreement"1. И на другой стороне, в скверике перед памятником
Ленину (Ильич, порядком заплесневелый, сидит там до сих пор), я тоже нашел
предупреждающую надпись: "Do not tear flowers out! Do not walk on the
grass!"2
последние лет пятнадцать в России, Долгов даже мне показался городом
странным. Какое-то противоестественное смешение примет старой и новой жизни.
Те же кривые улицы с теми же названиями: Ленинская, Советская, Марксистская,
имени Алексея Стаханова, имени ХХII съезда КПСС, а между ними Кривая,
Поперечно-Почтамтская, Монастырская, Соборная. Я легко нашел Комсомольский
тупик и то место, где стоял дом Аглаи. Там, очевидно, и соседние дома были
снесены, а на их месте возникли несколько зданий, слишком шикарных для
простого районного центра. Шестиэтажные корпуса, облицованные гранитом, с
большими окнами, с голубыми елями у центрального входа, очевидно, главного
корпуса с четырьмя колоннами. Весь этот участок был обнесен высоким забором
из металлических прутьев с золочеными наконечниками, с автоматически
закрывающимися воротами и охраной. На воротах вывеска: "Бальнеологический
комплекс "Долговские минеральные воды". На внутренней стоянке я увидел целую
коллекцию дорогих иномарок. Я спросил у сторожа, что собой представляет этот
комплекс. Он сказал мне, что это частная водолечебница для очень богатых
людей.
по своему химическому составу не уступают карловарским, а лечение стоит
дорого, но дешевле, чем там. А питьевую воду мы продаем по всей России. Даже
в Москве.
два ресторана открыл, два супермаркета. Богатый человек. Но добрый. Вон
видите детскую площадку? Это он городу подарил. Дом для престарелых на свои
собственные деньги содержит.
быть, плаката с изображением черной ведьмы "кавказской национальности",
запихивающей в мешок белокурого ребенка, и с письменным призывом внизу:
"Родители! Берегитесь киднэппинга!". Дальше начинался длинный и высокий
бетонный забор, а за ним я увидел архитектурное чудо - дворец из красного
кирпича с четырьмя башнями. Что-то похожее на Петровский замок в Москве.