характеру, а другие (как, например, итальянский ваятель, предсказавший
участь Карла I по его лицу) считают предзнаменованием насильственной смерти
<Д'Эмберкур, или Имберкур, был казнен жителями Гента вместе с канцлером
Бургундии в 1477 году. Мария Бургундская, дочь Карла Смелого, появилась в
трауре на рыночной площади и со слезами умоляла своих мятежных подданных
пощадить жизнь ее верных слуг. Но мольбы ее были напрасны. (Примеч.
автора.)>, сказал, обращаясь к товарищу:
коммерческие уловки; мы останемся внакладе, если вступим с ним в сделку.
открытия торга, герцог должен первым получить мой товар... Но не поделитесь
ли вы со мной новостями? Какие они - грустные или веселые?
взглядом, живость которого смягчалась серьезным и вдумчивым выражением лица,
в особенности рта. Наружность его свидетельствовала о том, что это человек
острого, проницательного ума, но осмотрительный в своих решениях и в
выражении своих мнений. Это был знаменитый рыцарь Эно, сын Коллара, или
Никола де д'Элит, известный в истории и среди историков под именем Филиппа
де Комина <Филипп де Комин (1447 - 1511) - видный политический деятель,
придворный Карла Смелого, позднее перешедший на сторону Людовика XI. После
смерти Людовика написал "Мемуары", в которых очень живо и достоверно
изобразил события своего времени. Скотт использовал "Мемуары" Комина при
создании "Квентина Дорварда". (Подробнее о Комине см, в послесловии.)>, в то
время любимый советник герцога Карла Смелого и один из самых приближенных к
нему людей. На вопрос Кревкера о том, каковы их новости, он ответил:
цвета и оттенки, смотря по тому, ясно или облачно небо: все зависит от того,
с какой точки зрения на них взглянуть. Такой радуги ни Франция, ни Фландрия
не видели со времен ноева ковчега.
ужасны сами по себе, но предвещают в будущем еще более ужасные и грозные
события.
своему товарищу, - не то кто-нибудь перебьет у нас покупателя, потому что
ведь, в сущности, наши новости здесь всем известны... Слушайте же, Кревкер,
слушайте и удивляйтесь: король Людовик в Перонне!
каким образом разгуливаете вы здесь, господа, сняв доспехи, если город
осажден французами?.. Потому что я не могу поверить, чтоб он был взят...
отступили ни на шаг; и тем не менее король Людовик здесь.
подобно своим предкам, одержал новую победу при Пуатье? <Битва при Пуатье
произошла в 1356 году. Английские лучники и рыцари наголову разбили войско
французского короля Иоанна II (1350 - 1364). Наряду с битвами при Креси в
1346 году и Азенкуре в 1415 году это было одно из самых тяжелых поражений
французских феодалов в Столетней войне.> - воскликнул Кревкер.
было взято, ни одно судно не выходило из Англии, а Эдуарду так нравится
волочиться за женами своих лондонских граждан, что он и не думает
разыгрывать Черного принца <Черный принц - Эдуард, принц Уэльский,
командовал англичанами в битве при Пуатье.>. Но, так и быть, слушайте, что у
нас происходит. Вы знаете, что, когда вы уезжали, переговоры между
французскими и бургундскими уполномоченными были прерваны без малейшей
надежды на соглашение.
право, мне все кажется, будто я вот-вот проснусь и увижу, что грезил. Не
дальше как вчера в совете герцог с таким бешенством восставал против
дальнейшего промедления, что было решено объявить королю войну и немедленно
отдать войскам приказ о выступлении. Бургундский герольд, рыцарь Золотого
Руна, который должен был отвезти вызов, уже облачился в свой официальный
костюм и готовился сесть на коня, как вдруг - что же мы видим! - к нам в
лагерь въезжает французский герольд Монжуа. Мы все, конечно, подумали, что
Людовик успел нас опередить и, со своей стороны, шлет вызов Бургундии, и
стали обсуждать между собой, как разгневается герцог на тех, кто своими
уговорами помешал ему объявить войну первому. Но тут же был созван совет, и
каково было наше удивление, когда герольд объявил, что французский король
Людовик сейчас находится не далее как на расстоянии часа пути от Перонны и
едет с небольшой свитой к герцогу Карлу, чтобы в личном свидании уладить
возникшие между ними недоразумения.
удивляет меня, как вы, может быть, думали, ибо во время моей последней
поездки в Плесси-ле-Тур всеведущий и всемогущий кардинал де Балю,
оскорбленный своим государем, почти перешел на нашу сторону и намекнул мне,
что постарается воспользоваться некоторыми известными ему слабостями
Людовика и поставить его в такое положение перед Бургундией, что герцог
получит полную возможность предписывать королю те или другие условия мира.
Но я никак не думал, что эта старая лиса Людовик добровольно полезет в такую
ловушку. Что же решили на совете?
- очень много говорилось о чести, об оправдании доверия короля и ни слова о
тех выгодах, которые можно было бы извлечь, из этого посещения, хотя, само
собой разумеется, все думали именно о выгодах и ухищрялись только, как бы
примирить их с соблюдением внешних приличий.
"Кто из вас, - спросил он, - был свидетелем моего свидания с нашим любезным
кузеном Людовиком после битвы при Монлери, когда я был так безрассуден, что
с самой маленькой свитой, человек в десять, последовал с ним за парижские
укрепления и, таким образом, отдал себя в полную его власть?" Я ответил, что
мы почти все при этом присутствовали и что вряд ли кто из нас когда-либо
забудет волнение и тревогу, которые он заставил нас тогда пережить. "Ну да,
- продолжал герцог, - вы осуждали меня за мое безрассудство, да я и сам
потом сознался, что поступил как ветреный мальчишка. А ведь в то время был
еще жив мой покойный отец, и, значит, Людовику не было так выгодно захватить
меня в плен, как теперь мне завладеть им. Но тем не менее, если мой
царственный родич едет к нам с честными и благими намерениями, если он
действует сейчас с той же искренностью, с какой действовал некогда я, мы
примем его как нашего государя... Если же с его стороны это новый обман,
если этим показным доверием он думает отвести мне глаза для выполнения
какого-нибудь из своих тайных замыслов, клянусь святым Георгием Бургундским,
горе ему!" И, топнув ногой, он закрутил усы и приказал нам садиться на коней
и ехать навстречу нежданному гостю.
свете еще не перевелись чудеса! Кто же его сопровождал? И действительно ли
его свита была так мала?
каких-нибудь десятка три шотландских стрелков да несколько рыцарей и
придворных, из которых самым блестящим был его астролог Галеотти.
и меня не удивит, если и он, в свою очередь, приложил руку, чтобы толкнуть
короля на этот сомнительный политический шаг. А есть при нем кто-нибудь из
высшей знати?
Кревкер. - Но ведь носились слухи, что они с герцогом впали в немилость и
заключены в тюрьму.
уединения для французского дворянства, - сказал д'Эмберкур, - но Людовик
освободил их, чтобы взять с собой, быть может боясь выпустить Орлеанского
из-под своего надзора. Из прочей же свиты самыми замечательными можно
считать кума Тристана Вешателя с несколькими его подручными да брадобрея
Оливье - пожалуй, самого опасного из всех... И все это сборище было так
бедно одето, что, клянусь честью, короля можно было принять за старого
ростовщика, разъезжающего в сопровождении полицейского отряда, чтобы
собирать долги со своих должников.
герцог предложил стрелкам королевской гвардии занять посты у одних из
городских ворот и у плавучего моста через Сомму, а королю приказал отвести
поблизости дом одного из богатых горожан, Жиля Ортена; но по пути король
заметил знамена де Ло и Пенсиль де Ривьера, изгнанных им из Франции, и,
вероятно опасаясь столь близкого соседства со своими старыми врагами,
попросил, чтобы его поместили в герцогском замке, где он теперь и живет.
львиное логовище, - он еще кладет голову прямо в пасть льву... Этому хитрому
старому политику непременно нужно залезть на самое дно крысоловки!
Д'Эмберкур вам не передавал остроты ле Глорье? <Шут Карла Бургундского, о
котором будет еще упоминаться в нашем рассказе. (Примеч. автора.)> По-моему,
это самое остроумное из всего, что только было сказано по этому поводу.
подарков королю и его свите, чтобы преподнести им в виде приветствия, -
ответил де Комин, - ле Глорье сказал ему: "Друг Карл, не ломай ты понапрасну
свою бедную голову; предоставь мне поднести подарок твоему кузену Людовику,
и могу тебя уверить - он будет для него как нельзя более кстати. Я подарю
ему мой дурацкий колпак с колокольчиками и мою погремушку в придачу, ибо,
клянусь обедней, если он добровольно отдает себя в твои руки, значит, он еще