Чтение 67–й страницы книги ~Сорок пять~

глазами, хотя и неизвестно, был ли он по-прежнему в обмороке.

Оставалось пять трупов.

- Сударь, - спросил крестьянин, - эти пятеро католики или гугеноты?

Эрнотон, видевший, как крестьянин в страшную минуту перекрестился,
ответил:

- Гугеноты.

- В таком случае, - сказал крестьянин, - не будет ничего дурного в том,
что я обыщу этих безбожников, не правда ли?

- Ничего дурного, - ответил Эрнотон, который предпочитал, чтобы их
наследником явился нужный ему крестьянин, чем первый случайный прохожий.

Крестьянин не заставил Эрнотона повторять дважды и обшарил карманы
трупов.

Мертвые, видимо, получали порядочное жалованье, когда были живы, так как
после окончания операции морщины на лбу крестьянина разгладились. Приятное
чувство, охватившее его тело и душу, заставило его сильнее подхлестывать
быков, чтобы побыстрее приехать в хижину.

В конюшне этого доброго католика, на удобной соломенной подстилке, г-н де
Майен очнулся. Боль при тряске во время переезда не могла привести его в
себя, но от свежей воды, омывшей рану, выступило несколько капель
ярко-красной крови, герцог открыл глаза и посмотрел на все окружающее с
вполне понятным изумлением.

Как только г-н де Майен открыл глаза, Эрнотон отпустил крестьянина.

- Кто вы, сударь? - спросил Майен.

Эрнотон улыбнулся и спросил:

- Вы меня не узнаете, сударь?

- Узнаю, - ответил герцог, нахмурившись, - вы тот, кто пришел на помощь
моему врагу.

- Да, - ответил Эрнотон, - но я также и тот, кто помешал вашему врагу
убить вас.

- Должно быть, это так, раз я живу, - сказал Майен, - конечно, если
только он не счел меня мертвым.

- Он уехал, зная, что вы живы, сударь.

- Но он, по крайней мере, считал мою рану смертельной?

- Не знаю, но, во всяком случае, если бы я не воспротивился, он нанес бы
вам рану, уже наверняка смертельную.

- Но тогда, сударь, почему же вы помогли убить моих людей, а затем
помешали этому человеку убить меня?

- Очень просто, сударь, и я удивляюсь, что дворянин, а вы мне кажетесь
дворянином, не понимает моего поведения. Случай привел меня на дорогу, по
которой вы ехали, я увидал, что несколько человек напали на одного, я
защищал того, кто был один; потом, когда этот храбрец, на помощь к которому
я пришел, - так как, кто бы он ни был, сударь, но этот человек храбрец, -
когда этот храбрец, оставшись один на один с вами, нанес вам решающий удар,
тогда, увидев, что он может злоупотребить победой и прикончить вас, я
помешал этому своей шпагой.

- Значит, вы меня знаете? - спросил Майен, испытующе глядя на него.

- Мне нет надобности знать вас, сударь, я знаю, что вы ранены, и этого
мне достаточно.

- Будьте искренни, сударь, - настаивал Майен, - вы меня знаете?

- Странно, сударь, что вы не хотите меня понять. Я не нахожу, что
благородней убить одного беззащитного, чем напасть на одного проезжего
всемером.

- Но вы же понимаете, что на все могут быть причины.

Эрнотон поклонился, но не ответил.

- Разве вы не видели, что я скрестил свою шпагу один на один с этим
человеком?

- Да, это правда, я видел.

- Этот человек - мой смертельный враг.

- Я верю этому, так как он сказал мне то же самое про вас.

- А если я выздоровлю?

- Это меня не касается, вы будете делать все, что вам заблагорассудится,
сударь.

- Вы считаете меня тяжело раненным?

- Я смотрел вашу рану, сударь, и хотя она серьезна, но не смертельна.
Лезвие соскользнуло по ребрам, как мне кажется, и не проникло в грудь.
Вздохните, и, я думаю, вы не почувствуете никакой боли в легких.

Майен с трудом вздохнул, но не почувствовал боли внутри.

- Это правда, - сказал он, - а люди, которые были со мной?

- Мертвы, за исключением одного.

- Их оставили на дороге? - спросил Майен.

- Да.

- Их обыскивали?

- Крестьянин, которого вы, вероятно, видели, когда открыли глаза, ваш
хозяин, позаботился об этом.

- Что он на них нашел?

- Немного денег.

- А бумаги?

- Ничего об этом не знаю.

- А, - сказал Майен с видимым удовлетворением.

- В конце концов, вы можете спросить об этом у того, кто жив.

- Но где же живой?

- В сарае, в двух шагах отсюда.

- Перенесите меня к нему или лучше перенесите его ко мне и, если вы
честный человек, как мне кажется, поклянитесь, что вы не будете задавать ему
никаких вопросов.

- Я не любопытен, сударь, и знаю об этой истории все, что мне важно
знать.

Герцог все еще с беспокойством посмотрел на молодого человека.

- Сударь, - сказал Эрнотон, - я был бы рад, если бы ваше поручение вы
дали кому-нибудь другому, а не мне.

- Я не прав, сударь, я признаю это, - сказал Майен, - будьте столь
любезны, окажите мне услугу, о которой я вас прошу.

Через пять минут солдат входил в конюшню.

Он вскрикнул, увидев герцога де Майена, но у того хватило сил приложить
палец к губам. Солдат тотчас же замолчал.

- Сударь, - сказал Майен Эрнотону, - я вам навеки благодарен, и, конечно,
когда-нибудь мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах; могу я
спросить вас, с кем имею честь говорить?

- Я виконт Эрнотон де Карменж, сударь.

Майен ждал более подробного объяснения, но теперь уже молодой человек
оказался весьма сдержанным.

- Вы следуете по дороге в Божанси, сударь? - продолжал Майен.

- Да, сударь.

- Значит, я вам помешал, и вам не удастся, быть может, сегодня же ехать
дальше.

- Напротив, сударь, я надеюсь тотчас же отправиться в путь.

- В Божанси?

Эрнотон посмотрел на Майена, как человек, которого весьма раздражала эта
настойчивость.

- В Париж, - ответил он.

Герцог удивился.

- Простите, - продолжал Майен, - но это странно, что, направляясь в
Божанси и остановленный неожиданными обстоятельствами, вы без всяких
серьезных причин отказываетесь от цели своего путешествия.

- Ничего нет проще, сударь, - ответил Эрнотон, - я ехал на свидание. Наше
приключение заставило меня остановиться, и я опоздал: мне остается только
вернуться.

Майен тщетно пытался прочесть на бесстрастном лице Эрнотона что-нибудь,
кроме того, о чем говорили его слова.

- О сударь, - сказал он наконец, - почему бы вам не остаться со мной
несколько дней! Я пошлю в Париж моего солдата, чтобы он привез мне врача,
потому что, вы же понимаете, я не могу остаться здесь один с незнакомыми мне
крестьянами.

- А почему, сударь, - ответил Эрнотон, - с вами не может остаться ваш
солдат? Врача пришлю к вам я.

Майен колебался.

- Знаете вы имя моего врага? - спросил он.

- Нет, сударь!

- Как, вы спасли ему жизнь, а он не сказал вам своего имени?

- Я его не спрашивал.

- Вы его не спрашивали?

- Вам я тоже спас жизнь, сударь, а разве я пытался узнать ваше имя?
Вместо этого вы оба знаете мое. Зачем спасителю знать имя спасенного? Пусть
спасенный знает имя спасителя.

- Я вижу, сударь, - сказал Майен, - что от вас ничего не узнаешь и что вы
столь же скрытны, сколь доблестны.

- А я, сударь, вижу, что вы произносите эти слова с упреком, и очень
жалею об этом, потому что, по правде сказать, то, что вас огорчает, должно
было бы, напротив, вас успокаивать. Если я скрытен с одним, то и с другим
тоже не слишком разговорчив.

- Вы правы, вашу руку, господин де Карменж.

Эрнотон протянул руку, но по его манере нельзя было судить, знает ли он,
что подает руку герцогу.

- Вы осудили мое поведение, - продолжал Майен, - не могу оправдаться, не
открыв важных тайн, поэтому, я думаю, будет лучше, если мы не станем делать
друг другу дальнейших признаний.

- Заметьте, сударь, - ответил Эрнотон, - что вы оправдываетесь, хотя я
вас не обвиняю. Поверьте мне, в вашей воле говорить или молчать.

- Благодарю вас, сударь, я молчу. Знайте только, что я дворянин из
хорошей семьи и могу доставить вам все, что захочу.