двери. В туманном осеннем воздухе темнели крупы лошадей, за ними виднелся
одетый в золото лес вокруг хибарки. Марек громко бранил
работников-пруссов.
- Тамплиеры подговаривают меня идти на пруссов, - сказал Генрих, стоя в
дверях и потягиваясь. - Слишком много меду я выпил! - прибавил он вдруг.
- На пруссов? А зачем это им?
- Распространять веру христианскую.
- И пригнать еще невольников, чтоб землю им обрабатывали. Богатства им
захотелось.
- Может, и так, - сказал Генрих. - Но предлог хороший.
- Только предлог. Иначе они бы и шагу не сделали.
- Я тоже хотел бы окрестить пруссов.
- Ох, князь! Сперва надо бы окрестить самих тамплиеров!
Генрих испытующе взглянул на Виппо, но тот снова прикрыл глаза.
- Что-то нынче ты разговорился! - заметил Генрих, отворачиваясь к
дверям.
- Если старый еврей тебе это не скажет, так кто же скажет"?
- А разве обязательно надо об этом говорить?
- Иной раз надо, князь, особенно вот в такой глуши, когда вокруг одни
лошади.
- Благодарю тебя, Виппо, ты мой друг.
- Я - слуга.
- Но если я потерплю неудачу...
- Мне уже ничего не надо от жизни.
- Состарился ты.
- Да и ты, князь, тоже состарился. Только мир всегда молод.
- Состарится и он.
- Аминь.
30
Весной следующего года Генрих часто ходил на холм над Вислой,
расположенный среди поля, как раз за тем холмом, который он отдал монахам,
чтобы поставили там в честь святого Иакова костел в новом вкусе. Оба эти
холма пользовались дурной славой у сандомирских горожан и у духовенства,
особенно же холм, на котором был выложен круг из камней. То было место,
где когда-то побили камнями колдунью. Но с тех пор прошло много лет, о ней
уже складывали легенды, как о короле Попеле, и странно было Генриху
слышать эти россказни, представлявшие в невероятном, искаженном виде то, в
чем он сам принимал участие. Юдку изображали уродливой дьяволицей, а
Генрих, слушая это, все думал о той минуте, когда еврейка переступила
порог костела. Что погнало ее туда? Жажда познать истинного бога или
только желание стать равной ему, своему любовнику?
Летом Генрих ездил на лодке в ту сторону, где с реки был виден холм
смерти. Юдка, маленькая Юдка некогда стояла над такой же рекой -
рассказывал ему Тэли - и, воздев руки, восклицала: "И когда Тристан
покинул Изольду..."
Вода в Висле была лиловая, а конусообразный холмик, на котором погибла
Юдка, казался горой изумрудов. Изумрудное ожерелье, купленное ценой измены
и греха, видел Генрих у королевы иерусалимской. Ему хотелось поставить на
этом холме крест, хотя бы деревянный, но стыдно было кому-нибудь
признаться в этом, - да никто не понял бы его чувств. Преданного,
почтительного Герхо с его иронической усмешкой Генрих просто побаивался.
Лестко под башмаком жены, а больше никого нет. Не может же он приказать,
чтобы крест поставил Виппо!
Однажды, уже осенью, когда Генрих вышел из лодки на сандомирский берег,
его известили, что в замок примчался из Вислицы князь Казимир. Генриха это
не встревожило: Казимир всегда так, свалится как снег на голову - то по
хозяйственным делам, то по охотничьим. И Генрих только спросил:
- А что, князь уже виделся с Виппо?
- Пан Виппо сейчас в замке.
- Ну и прекрасно, - сказал Генрих. Привязав собственноручно свою
любимую лодку и пригладив волосы, он не спеша направился к замку.
Чувствовал он себя уставшим, на душе было тяжело. И как же он удивился,
когда увидел, что Казимир чрезвычайно возбужден: налитое кровью лицо пышет
огнем, даже уши и шея стали багровыми. Покусывая короткие усы, Казимир
бегал по горнице и стучал об пол мечом. Генрих догадался - что-то
случилось. Виппо, однако, сидел с равнодушным видом, расставив ноги и
упершись ладонями в колени.
Казимир был разъярен, Генрих никогда еще не видел его в таком
состоянии.
- Убей их! Забери их! - кричал он брату. - Вели сейчас же отрубить им
голову!
- Что стряслось? - спросил Генрих, остановившись на пороге.
- Как? Ты ничего не знаешь? Никто тебе не сказал? Да об этом, наверно,
уже по всей Польше слух пошел! Где Говорек? Где Готлоб? Гумбальд? Гереон?
И ты, Виппо, не сказал?
- Я ничего не знал.
- Ведь тебе грозила неминуемая смерть, если б они захватили Сандомир!
- Но что стряслось?
- Якса... Якса и Святополк! Созвали всех своих рыцарей, наняли тьму
пращников, Святополк половцев привел, лучников, целое войско у Яксы под
Меховом собрали. А вчера они оба ко мне нагрянули - иди, мол, с нами на
Сандомир. Хотели, чтобы я руку на тебя поднял, чтобы я сел на сандомирский
престол. Вот подлецы! Кто мог ожидать такого предательства! Теперь они оба
сидят у меня в темнице, Елена там за ними присматривает, чтобы к своим
половцам не улизнули. Отруби им руки, Генрих, вели побить их камнями,
повесить, обезглавить!
Герхо и Лестко тоже присутствовали при разговоре. Они стояли по обе
стороны открытого окна, не смея взглянуть на князя. Генрих слушал брата с
невозмутимым спокойствием, и это, видимо, еще больше бесило Казимира.
- Да, подлый замысел! - заметил Виппо. - Зачем это им понадобилось?
И, помолчав, спросил:
- А крестоносцы тоже идут за Яксой?
Но Казимир ему не ответил. Возмущенный изменой мятежных панов, он
кричал брату, что надо поскорей собрать войско и вести всех рыцарей на
Мехов, стереть в порошок эту банду, без главарей она не устоит, а потом
обоих клятвопреступников судить, приговорить к смерти. Генрих слушал все
так же спокойно и не двигался с места. Но когда Казимир упомянул о суде,
Генрих тихо произнес:
- А не хочешь ли заодно и меня судить, и к смерти приговорить?
Лестко и Герхо с недоумением уставились на князя - что-то странное было
в его тоне. Генрих почувствовал, что ему трудно говорить, и умолк. Казимир
тоже молчал, приоткрыв рот от удивления.
- Так не хочешь ли и меня судить? Я как раз собираюсь идти на Краков.
Все замерли. Казимир не пошевельнулся.
- Мне сообщили, что Болеслав теперь в Кракове и Мешко ему не поможет.
Давай, Казимир, двинемся на Болеслава! Надеюсь, ты не откажешься меня
поддержать?
- О, Генрих! - всего лишь сказал Казимир.
- Ничего страшного тут нет. В нашем роду младшие братья не раз
выступали против старших, и всегда это было на благо Польше. Надо только
сделать все с умом.
- Ладно, придет время, сделаем, - сказал Казимир. - Но сейчас о другом
надо думать.
- Всему когда-нибудь приходит время. Идешь со мной на Краков?
Казимир попытался что-то сказать, но Генрих его прервал:
- Так идешь ты со мной на Краков?
Казимир ничего не ответил, и Генрих холодно приказал:
- Герхо, Лестко! Взять князя Казимира!
Казимир оглянулся - с этими двумя ему не справиться: Лестко - богатырь,
Герхо тоже парень крепкий. И он мгновенно принял решение: надо уступить.
Однако он, видно, до конца не разгадал замыслы Генриха. Казимир стоял,
опустив голову.
- Ты будешь моим наследником, - внезапно сказал Генрих. - Сядешь на
трон... Королем будешь...
- Эх, зачем это! - простодушно махнул рукой Казимир. - Мне это не
нужно.
- Корона не нужна?
- Ей-богу, не нужна, - сказал Казимир. - Все это пустые мечты. Надо
сделать так, чтобы всем было хорошо.
- Не может быть хорошо всем, - возразил Генрих. - К тому же есть вещи
поважней, чем благо каждого отдельного человека, - надо стремиться ко
всеобщему благу и к той цели, которую ставит пред нами господь бог.
- Но все же, как мы поступим с Яксой и Святополком? - перешел Казимир к
более насущным делам, уже не пытаясь противоречить брату.
- Ты вернешься в Вислицу и скажешь им, что, если они отдадут свое
войско в мое распоряжение и двинутся со мной на Краков, ты их отпустишь на
свободу и ничего худого им не сделаешь.
- Я должен подбивать их на измену? Отпустить на свободу?
- Ты поедешь и сделаешь так, как я сказал. Где Говорек?
Виппо замахал руками.
- Бога ради, не связывайтесь с Говореком! Он не захочет идти на Краков.
- Почему?
- Не пойдет он, ему это невыгодно. Он знает, что в Кракове ему уже не
быть важной персоной.
- Добро, - сказал Генрих. - О походе на Краков знаем только мы пятеро,
а завтра узнают еще Якса и Святополк. Больше никому ни слова. Герхо поедет
Адамов Григорий
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Лукьяненко Сергей