ядовитого дыма, из водопроводных кранов, становящихся причиной смертельных
схваток между женщинами за право очереди (например, индуски против евреек из
общины Бене-Израиль), из керосиновых самосожжений, из непосильной
квартплаты, собираемой с неслыханной жестокостью бандами "братков" и
патанов********; и жизни людей под давлением, которое чувствуешь сполна
только в самом низу кучи, становятся такими же композитными и лоскутными,
как их жилища: вот осколок мелкого воровства, вот черепок проституции, вот
обрывок нищенства; а у сохранивших остатки самоуважения -чистка ботинок,
бумажные гирлянды, дешевые серьги, плетеные корзинки, рубашки пайса-за-шов,
кокосовое молоко, присмотр за автомобилями и брикеты карболового мыла. Но
Аурора, никогда не ограничивавшаяся простым репортажем, продвинула свое
видение на несколько шагов дальше: в ее работах сами люди были составлены из
отбросов, были коллажами из всего, в чем город уже не нуждался - из
оторванных пуговиц, сломанных автомобильных дворников, обрывков ткани,
обгоревших книг, засвеченной фотопленки. Они бродили, выискивая себе, что
подвернется; роясь в огромных кучах частей человеческого тела, подбирали
себе недостающие конечности, и тут было не до разборчивости, что есть, то
есть, и многие довольствовались, скажем, двумя левыми ступнями или,
отчаявшись найти ягодицы, ставили себе на их место пухлые отрезанные женские
груди. Мавр стал обитателем невидимого мира, мира духов, мира несуществующих
людей, и Аурора последовала за ним туда, сделав невидимое видимым силой
своей художнической воли. И сама фигура Мавра: одинокий, лишенный матери, он
окунулся в порок и был изображен существом теневого мира, погрязшим в
преступлениях и бесчинствах. В этих поздних картинах он совершенно утратил
свою прежнюю метафорическую роль объединителя противоположностей, знаменосца
плюрализма, он перестал быть символом - пусть даже весьма условным - новой
нации и превратился вместо этого в олицетворение распада. Аурора явно пришла
к выводу, что идея смешения, гибридизации, скрещивания культур, которая на
протяжении большей части ее творческой жизни была для нее ближе к понятию
Бога, чем что бы то ни было, на деле оказалась подверженной порче и чреватой
тьмой не меньше, чем светом. В этом "черном Мавре" идея гибридности была
переосмыслена, и он стал - не побоюсь сказать - бодлеровским цветком зла:
преследуемого, его стали осаждать и мучить призраки прошлого, и тщетно он
прятался от них и гнал их прочь. Мало-помалу он сам обрел потусторонние
черты, стал ходячим призраком и начал погружаться в абстракцию, отдал
грабителям свои ромбы и алмазы, утратил последние остатки былого
великолепия; принужденный нести военную службу в дружине какого-то мелкого
князька (здесь, что любопытно, Аурора верна реальной биографии султана
Боабдила), низринутый с высот царской власти к положению простого наемника,
он быстро сделался составным существом, столь же жалким и безымянным, как
те, среди которых он обретался. Гора мусора росла, росла и наконец погребла
его.
представила нам серию страдальческих, безжалостных, пугающе обнаженных
поздних автопортретов, где есть влияние Гойи и Рембрандта, но гораздо больше
дикого эротического отчаяния, которое трудно сравнить с чем-либо в мировом
искусстве. Аурора-Айша сидела одна подле адской хроники сыновних падений и
ни разу не пролила слезинки. Ее лицо отвердело, стало каменным, но глаза
засветились невыразимым ужасом - словно ее до глубины души поразило то, на
что она глядела, что стояло перед ней, то есть там, где стоит обычно зритель
картины, - словно сам человеческий род открыл ей свое тайное и
отвратительное лицо, обратив тем самым в камень ее старческую плоть.
"Портреты Айши" производили тяжкое, угнетающее впечатление.
призраков-двойников. Призрак-Айша преследовала мусорного Мавра; а позади
Айши-Ауроры порой виднелись нечеткие прозрачные фигуры - одна женская и одна
мужская, с пустотой вместо лиц. Была ли эта женщина Умой-Хименой, или это
была сама Аурора? А призрак-мужчина - это был я? То есть Мавр? А если не я,
то кто? В этих "призрачных" или "двойных" портретах Айша-Аурора выглядит -
или мне чудится? - затравленной, как Ума, когда я пришел к ней после гибели
Джимми Кэша. Нет, не чудится. Я знаю этот взгляд. Она выглядит так, словно
сейчас развалится на части. Так, словно ее преследуют.
x x x
скалистом утесе, высматривающая меня внутри своего хрустального шарика и
поглаживающая крылатую обезьянку. Потому что воистину я перемещался по
темным местам - с той стороны луны, позади солнца, - которые она сотворила в
своих работах. Я жил в ее фантасмагориях, и очами воображения она видела
меня отчетливо. Хотя и не абсолютно четко: было такое, чего она не могла
вообразить, чего даже ее проникающий всюду взгляд не в силах был увидеть.
презрительном гневе, проглядела страх перед невидимым городом, проглядела
свою малабар-хиллскую спесь. С какой ненавистью обрушилась бы на себя
теперешнюю та прежняя, радикальная Аурора, королева националистов! Дать
повод сказать, что на склоне лет она стала еще одной grande dame
Малабар-хилла, прихлебывающей чай и с неудовольствием оглядывающей бедняка у
своих ворот...
человека-железяки, зубастого чудища и трусливой лягушки (ибо Мандук
определенно был трусом - он никогда сам не участвовал в жестоких делах, на
которые нас посылал) я впервые за мою длинно-краткую жизнь обрел ощущение
собственной нормальности, радость от того, что во мне нет ничего особенного,
чувство общности с людьми вокруг - а ведь это определяющие свойства родного
дома.
зиждилась его власть: люди жаждут вовсе не гражданской и социальной нормы -
нет, они жаждут возмутительного, невероятного, буйного, того, что способно
выпустить на волю нашу дикую мощь. Мы ищем возможности открыто проявить наше
тайное.
всяких волшебных башмаков нашел дорогу домой.
x x x
доставлял насилие ко многим дверям, как почтальон доставляет почту. Я делал,
что требовалось и когда требовалось, - делал грязную работу и находил в ней
удовольствие. Рассказывал ли я, с каким трудом, преодолевая собственную
природу, я учился делать все левой рукой? Что ж: теперь я наконец могу быть
правшой, могу в моем новом, полнокровном бытии извлечь из кармана доблестную
руку-кувалду, и пусть она свободно пишет историю моей жизни. Моя дубинка
неплохо мне послужила. Очень быстро я стал одним из первых боевиков ОМ,
наряду с Железякой Хазаре и Чхагганом Одним Кусом Пять (который, как и
следовало ожидать, тоже был универсалом, чьи таланты не ограничивались
кухней). Команда Хазаре, его одиннадцать - мы трое и еще восемь громил,
таких же отчаянных и свирепых, - десять лет не знала себе равных и считалась
командой команд в иерархии ОМ. Так что помимо чистого наслаждения игрой
распоясавшихся сил были еще поощрения за отличные результаты и мужская
радость сплоченного товарищества.
жизни? Ибо так оно и было; я упивался ею. Наконец-то, говорил я себе,
немного непосредственности; наконец именно то, для чего ты рожден. С каким
облегчением прекратил я многолетние бесплодные попытки достичь нормальности,
с какой радостью явил миру свое сверхъестество! Можете ли вы вообразить,
сколько злости накопилось во мне из-за всех ограничений и эмоциональных
сложностей прежнего существования - сколько отвращения к высокомерию мира, к
подслушанным женским смешкам, к издевкам учителей, сколько невысказанного
гнева из-за тесноты одинокой, по необходимости замкнутой, лишенной друзей и
в конце концов разбитой матерью вдребезги жизни? Теперь вся накопившаяся
ярость взрывалась в моем кулаке, как порох. Шаррраххх! О, не сомневайтесь,
джентльмены и бегумы: я знал, кого надлежит отдубасить и отметелить, знал
как и знал почему. И спрячьте-ка ваше неодобрение! Б самый темный угол, куда
солнце и не заглядывает! Пойдите в кино и убедитесь, что больше всего криков
восторга ныне достается не любовнику и не положительному герою - нет, не им,
а молодчику в черной шляпе, который стреляет, рубит, колет, который
изничтожает любого, кто встает у него на пути! О, бэби. От насилия сейчас
млеют. Оно желанно.
текстильщиков. Меня включили в летучий отряд мстителей в масках под
командованием Сэмми Хазаре. После того, как власти вмешивались и разгоняли
очередную демонстрацию дубинками и слезоточивым газом, - а в те годы по
всему городу шли митинги, организованные партией Камгар Агхади и профсоюзом
текстильных рабочих Гирни Камгар, руководимыми доктором Даттой Самантом,
-боевые группы ОМ брали на заметку отдельных демонстрантов, неотступно
преследовали их, загоняли в угол и избивали до полусмерти. Мы придавали
первостепенное значение виду наших масок и в конце концов отказались от
обликов тогдашних звезд Болливуда, предпочтя старинную традицию бродячих
актеров "бахурупи" ("хамелеонов"), в подражание которым мы обзавелись лицами
львов, тигров и медведей. Выбор оказался удачным: представая мифическими
мстителями, мы пробуждали в забастовщиках древние страхи. Стоило нам только
появиться, как рабочие с воплями разбегались по темным переулкам, где мы
настигали их и давали им урок на всю жизнь. Интересным для меня побочным
результатом этих дел стало знакомство с новыми крупными районами города: в
1982-83 годах я изучил, наверно, все улочки в Уорли, Пареле и Бхиванди,
Шилова Юлия
Мурич Виктор
Свержин Владимир
Акунин Борис
Никитин Юрий
Контровский Владимир