на цепочке?..
наверное, очень утомилась.
ночи, Кэрри.
- тронуло Каролину до глубины души. Но она не умела проявлять нежность.
спальню, а Бертрам, выпрямившись, продолжал с озабоченным лицом дожидаться
сына. Словно желая обмануть самого себя и делая вид, будто чем-то занят,
он время от времени переворачивал страницы книги, но мысли его были
далеко. Он то и дело поглядывал на часы, чутко прислушиваясь, не
раздадутся ли шаги за окном.
стольких недель был образцом благопристойности, мог предаться беспутству,
стремясь утопить свое горе в вине. Однако все так считали. Да и чем еще
можно объяснить такое длительное отсутствие? Конечно, оправданием ему
могло служить то, что удар был нанесен действительно жестокий. Да и сам
настоятель возлагал на успех сына столько надежд, что ему больно было
видеть сейчас, как они рухнули и рассыпались в прах. Он глубоко вздохнул и
приложил руку ко лбу.
- половина двенадцатого. В двенадцать часов последний уголек в камине
вспыхнул и погас. Бессмысленно ждать дольше. Настоятель встал, выключил
свет и медленно прошел наверх.
вынуждали рано вставать - да к тому же она всю прошлую ночь почти не
сомкнула глаз, - сняла платье и прилегла отдохнуть у себя в комнате.
Бертрама вызвали к кому-то из прихожан. Внезапно Каролина услышала
знакомый звук торопливых шагов и поспешно бросилась к окну. Сердце у нее
отчаянно колотилось. Это был Стефен; он шел с таким задорным видом, что
Каролина помертвела. Она быстро накинула старенький розовый халатик и
встретила брата внизу.
(что немало разозлило ее) сказал он. - И как можно скорее. Я умираю с
голоду.
дрожал от еле сдерживаемой злости.
напряженным.
Я был очень занят.
полных доспехах. А теперь я сбегаю наверх, вымоюсь и переоденусь.
опасаясь услышать что-нибудь такое, что может ее огорчить. Тем не менее
она самолично приготовила ему яичницу с ветчиной - Софи настолько
эмансипировалась, что теперь не появлялась на кухне между тремя и шестью
часами, - и заварила крепкого чаю. Усевшись напротив него, по-прежнему в
халате, она подперла подбородок руками и, еще не зная толком, как себя
вести, смотрела на брата, жадно уплетавшего еду. Пока он пил и ел, он не
мог отвечать на ее вопросы; но вот он откинулся на спинку стула и
посмотрел на сестру.
доступ к ним мне закрыли, пришлось сорвать замок.
Тогда я взял отвертку и отвинтил засов.
голосе его послышались жесткие нотки. - Я хотел закончить работу...
Теперь... картины покрыты лаком и готовы.
могла не заметить, чего стоило ему это последнее усилие после долгого и
упорного труда. К тому же в глазах его появился блеск, который пугал ее.
Его лучшие качества - чистосердечие и мягкость - исчезли: теперь в нем
чувствовалось какое-то вызывающее упрямство.
хочется тебя видеть.
тебе.
от ее понимания. Через минуту он уже вышел из дому - так же внезапно, как
и появился.
стал ждать. Наконец показался местный автобус, ходивший через каждый час,
и Стефен поднял руку. Допотопная колымага была почти пуста, он вошел, и
автобус тронулся по шоссе в направлении Чарминстера.
сейчас, не позволяя примириться с таким отношением к себе. Шесть лет назад
он бы усомнился в качестве своей работы. Теперь же он был уверен, что
панно отвечают самым высоким требованиям - не только по глубине трактовки
общечеловеческой темы, но и как произведения искусства. То, что они были
отклонены произвольно, безосновательно, без всякой консультации с
экспертами, возмущало Стефена до глубины души. Но еще больше возмущало его
то, что комиссия поторопилась замять дело, прервала его работу над
картинами, на которые она не имела никаких прав, так как ему не было за
них заплачено, и, преградив ему доступ к ним, лишила возможности
отстаивать свое детище. И сейчас, в тряском автобусе, вспомнив, с каким
рвением, как добросовестно он выполнял этот заказ, Стефен прикусил губу и
сжал кулаки. Нет, не может он подчиниться, да и не хочет, и, несмотря ни
на что, вытащит всю эту историю на свет божий. И он стал тщательно
перебирать в уме те меры, которые он для этого принял, - пусть они далеко
не идеальны, но это лучшее, что можно придумать, и, как ему казалось,
самое действенное. Какое счастье, что у него сейчас есть деньги. Никогда
еще они не были ему так нужны.
напряглись его нервы. Часы на Рыночной площади светились в темноте, и
стрелки показывали без четверти шесть. Стефен вышел из автобуса, не
доезжая до площади, и прошел кратчайшим путем к железнодорожному вокзалу.
Он остановился у выхода на главную платформу в ту самую минуту, когда к
станции подходил поезд, прибывавший в шесть двадцать пять из Лондона.
увидел стройную фигуру Торпа Мэддокса, направлявшегося к нему с чемоданом
в руке.
рукопожатием.
кланяться.
здесь удобно, - сказал Стефен, идя вместе с Мэддоксом к выходу. - Но
сначала нам придется проделать кое-какую работу.
туда мы сейчас и пойдем.
котором раньше была передвижная библиотека Ленгланда и продавались
писчебумажные принадлежности; дела предприятия шли очень скверно, и в
результате помещение стали сдавать на небольшой срок для самых разных
надобностей - например, под слет бойскаутов, под избирательный участок,
под распродажи, которые устраивались всевозможными благотворительными
организациями, процветавшими здесь. У этого помещения и остановился сейчас
Стефен.
Подходящие стены, а также есть стол и стул для вас. Пройдемте во двор. Там
стоит ручная тележка.
тележку, они направились пустынным кружным путем к Мемориальному залу.
Чарминстер, именовавшийся городом только потому, что там имелся собор, на
самом деле был большим селом, жители которого рано укладывались спать. В
этот час улицы были почти пусты, и Стефен порадовался тому, что их
экспедиция осталась незамеченной. Не прошло и двадцати минут, как они
вынесли панно из зала, погрузили их на тележку, и Стефен, убедившись, что
лак просох, набросил на холсты кусок мешковины. Затем он закрыл дверь,