него завалялась, свой и есть свой! С вытащил красную купюрку и сует в
ладонь Краснушкину. Слетай! Купи! Да он пьян, говорю. А ничего, ничего!
Он зато местный, все знает: он еще и лучше разыщет на улице чуткой
пьяной ноздрей! Да раздобудь еще черного хлеба!.. С крикнул вслед.
банку с солеными огурцами. Надо же, сколько нес, какой путь огурцы про-
делали!..
с пустыми же руками!.. Да их, недопивших художников, разве теперь дого-
нишь? С говорю. Догоним! С и њуб резонно замечает: что ж, их закутки, их
любимые гостевые места мы разве не знаем?! как, мол, нам не знать, где
могут дать (а могут и не дать) выпить. њуб прав. Так что давай, брат, по
огурчику, слюна бежит!..
том такого свежего, аж запах бьет в нос от самых дверей.
ного приноса: летом снег выпал!
есть, сожрали вприкус с ломтями черного хлеба. Хлеба оказалось даже ма-
ло, знай огурцы похрустывали. Но тут Краснушкина, такого осторожного в
старости и велеречивого, подводит жадность. Он пьет рассол. Мы тоже не
прочь (огурцов уже нет), но Краснушкин припал к банке первый. Спешит,
вкусно глотает, всасывает (Я еще подумал, так ли алчно в молодости он
воровал?) С и... вдруг давится. Попало в дыхательное. Сразу. Сильно.
Возможно, залепило горло кусочком листа. (Смородинный лист, покрошенный
в рассол.) Мы хлопали его по спине, били по щекам. Заставляли ходить на
четвереньках и мычать. И опять, опять по спине!
синеть. Конец фильма. Дыши носом! Носом! С кричали мы, трясли его, дер-
гали тудаРсюда за руки. ЕлеРеле пришел в себя. Миновало. Лежит, стонет.
четвертом. С хорошей мебелью. С добром. Свежие обои. (Уже приготовившие-
сЯ к женщине сытые холостяцкие кв метры.) Нам всЯ эта благость сейчас ни
к чему С хмель взыграл, как ударил! и гонит, гонит по телу силу,
чувственность, даже молодость, изумительный самообман! И, конечно, на
улицу потянуло: багрянаЯ осень...
лебнулсЯ рассолом!) В своей сыто пахнущей квартире, с непротертой пылью,
он был бы сейчас рад кому угодно. Он даже малознакомому њубу говорил,
останься, чай пить будем.
ненужного, говорливого стареющего вора С и пошли. Пить значит пить. Уже
смеркалось.
цы? может, и наши художники там?! С волнуетсЯ њубисов. ПочемуРто и Я
волнуюсь тоже. (Осень, читаю из Тютчева.) А њуб уверяет, что после текс-
тильщиц мы так или иначе отыщем и нагоним художников, загулявших в ка-
койРнибудь расшикарной квартире в центре города, а вот увидишь! С у њуба
друзей полРМосквы, уж сегодняРто он длЯ менЯ расстараетсЯ и выпить най-
дет. А Я подумал С пусть.
подумал, что нехорошо, но жажда и на улицах осень победили. ПьянЯщий
(вдогон спирту) сладкий осенний дух уверил меня, что Краснушкин сам нас
нагонит, не может он не нагнать и не поспешить за нами в такой вечер
(Краснушкин не нагнал, уснул и всю ночь мучилсЯ чаем после рассола) С
да, да, нагонит, куда он на хер денется, говорим мы с њубиком друг дру-
гу, идем, смеемся. Текстильщицы дали нам выпить кисленькой бурды, нев-
кусно, да и мало С притом уже полураздетые, одна в бигудях, одна в спор-
тивных штанах, ложились байРбай, делать там нечего. Так что мы опять
оказались двое на улице, с пьяной легкостью в сердце. Небо уже темнело.
На менЯ нашло С в возбуждении Я заговорил о нас, об агэшниках, оставших-
сЯ верными себе и своему честному, Я нажимал на слово, подполью...
неплохо, а?!. С Это Я так восторгался. Но восторгаюсь ли Я или гневлюсь,
никому и никаких прощенческих скидок. Хмельной мой Язык, знай, стенал:
скольких нас сгноили! Зачем, зачем России столько талантов, если разбра-
сывает их по своим и чужим дорогам, как россыпи козьего дерьма?!
Да уж! свирепаЯ ночнаЯ похвальба: слышать слышу (со
стороны), что хорош, что уже лишнее, но все равно
говорю, изрыгаю, тащит меня. (Как чистенький луг,
лужайка с цветиками. Как не потоптать.) СужающийсЯ круг
ныне известных литераторов, ну, держись! С Я (злой Язык,
моЯ пьянаЯ беда) не хотел им беды или кары свыше С ни их
красивым книгам, ни их семьям, ни им самим лично Я не
хотел ничего плохого, но Я хотел топтать и пинать их
имена. Я хотел метить и выявлять житейской грязью тех,
кто состоялся: кто ушел из подпольЯ ради имени, славы,
сытной жизни. Желчь взыграла С Я говорил об отступниках.
в компании њубика. Я знал, понимал. (Как все мы в общем знали, понима-
ли.) Но было до фени, что особого в пьяной моей болтовне? С ну, пусть
гдеРто и комуРто перескажет, да хрен с ним. (Пусть себе подрабатывает, С
смеялсЯ в свое времЯ Вик Викыч.)
вспыхнувшей алкогольной жаждой, возможно, уже просилось войти пред-
чувствие. (Набежавшее будущее уже постукивало в дверь.)
ников, С а за квартиры, а как за свои дачи литфондовские дрожат! Эти
бывшие секретари, мать их, кто левый, кто правый, купаютсЯ в зелени
(рублевоРдолларовой), издательства завели! А этот Н. и эта НН. выпендри-
ваютсЯ в посольствах, даже спят в иных, когда перепьют С там, в прихо-
жей, длЯ пьяных русских писателей диванчик бывалый, заблеванный диванчик
длЯ будущего музея! С Я исходил злостью, но ведь не злобой. Скорее
желчью и болью, не за себЯ С за них! за захарканную Словесность, IХd
like to love It, что мне их диванчики и их валюта! ПродаютсЯ и покупают-
сЯ С не там, так здесь. Валяйте и дальше, мужики! Вы на виду. Ваше говно
уже всплыло. ВсЯ ваша немощь и сучьЯ запроданность прежде всего вылезает
в ваших строчках, господа, в ваших непородистых текстах!..
накат). Ступил ногой мимо. Но устоял. Стою...
после длинной и Яростной фразы. Пауза. И Я поднимаю глаза, спохватив-
шись, словно бы к главному авторитету С к небу. Ищу там, в темном прост-
ранстве, не вечного судью, конечно, а знакомый вечный рисунок, созвез-
дие, и хорошо бы крупное, Медведицу или Кассиопею. (ОтметитьсЯ в небесах
среди такой тишины. Отвести душу. Может, и заодно простить.) И вот, в
эту уже незлую звездную паузу и тишину (так получилось) негромкий дело-
вой голос њубика: это, мол, хорошо, что вы позвонили. Это хорошо, что вы
позвонили. Я хохотнул. Я решил, что њуб пьян еще круче менЯ С совсем
заплелсЯ Языком, чушь мелет, как вдруг менЯ словно ужалило. Ах, ты...
Шломо Вульф
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Распопов Дмитрий