понимаешь скрытые механизмы намеков. И терпеливо ждешь, пока намеки не
превратятся в реальность. Примерно как дожидаешься, когда просохнет
выкрашенная стена.
В тени кокосовых пальм мимо прошли две девчонки, рука об руку, в
одинаковых черных бикини. Ступая, как кошки, разгуливающие по забору.
Шагали они босиком, а их бикини напоминали какие-то хитрые конструкции из
крошечных носовых платков. Казалось, подуй посильнее ветер - и вс"
разлетится в разные стороны. Распространяя вокруг себя странную, почти
осязаемую ирреальность - словно в заторможенном сне - они медленно прошли
перед нами справа налево и исчезли.
Брюс Спрингстин запел "Hungry Heart"""Голодное сердце" (англ.)". Отличная
песня. Этот мир еще не совсем сошел на дерьмо. Вот и ди-джей сказал -
"классная вещь"... Покусывая ногти, я глядел в пространство перед собой.
Там по-прежнему висело в небе судьбоносное облако в форме черепа.
"Гавайи", - подумал я. Все равно что край света. Мамаша хочет подружиться
с собственной дочкой. А дочка не хочет никакой дружбы, ей нужна просто
мать. Нестыковка. Некуда деться. У мамаши бойфренд. Бездомный однорукий
поэт. И у папаши тоже бойфренд. Голубой секретарь по кличке Пятница.
Совершенно некуда деться.
Прошло минут десять - и Юки расплакалась у меня на плече. Сначала совсем
тихонько, а потом в голос. Она плакала, сложив на коленях руки, уткнувшись
носом в мое плечо. Ну еще бы, подумал я. Я бы тоже плакал на твоем месте.
Еще бы. Отлично тебя понимаю.
Я обнял ее за плечи и дал наплакаться вволю. Постепенно рукав моей рубашки
вымок насквозь. Она плакала очень долго. Ее рыдания сотрясали мое плечо. Я
молчал и лишь обнимал ее покрепче.
Два полисмена в черных очках пересекли стоянку, поблескивая кольтами на
боках. Немецкая овчарка с высунутым от жары языком повертелась перед
глазами, изучая окрестности, и куда-то исчезла. Пальмы все качали на ветру
широкими листьями. Рядом остановился небольшой пикап, из него вылезли
широкоплечие самоанцы со смуглыми красавицами и побрели на пляж. "Джей
Гайл'з Бэнд" затянули по радио старую добрую "Dance Paradise".
Наконец она выплакала все слезы и, похоже, чуть-чуть успокоилась.
- Эй. Не зови меня больше принцессой. Ладно? - проговорила Юки, не
отнрывая носа от моего плеча.
- А разве я звал?
- Звал.
- Не помню такого.
- Когда мы из Цудзидо вернулись. Тогда, вечером, - сказала она. - В общем,
больше не называй меня так, о'кей?
- Не буду, - сказал я. - Клянусь. Именем Боя Джорджа и честью "Дюран
Дюрана". Больше никогда.
- Меня так мама всегда называла. Принцессой.
- Больше не буду, - повторил я.
- Она всегда, всегда меня обижает. Только не понимает этого. Совсем. И все
равно меня любит. Правда же?
- Сто процентов.
- Что же мне делать?
- Остается только вырасти.
- Но я не хочу!
- Придется, - сказал я. - Все когда-нибудь вырастают - даже те, кто не
хочет. И потом - со всеми своими обидами и проблемами - когда-нибудь
умирают. Так было с давних времен, и так будет всегда. Не ты одна
страдаешь от непонимания.
Она подняла заплаканное лицо и посмотрела на меня в упор.
- Эй. Ты совсем не умеешь пожалеть человека?
- Я пытаюсь, - ответил я.
- Но у тебя отвратительно получается...
Она скинула мою руку с плеча, достала из сумки бумажную салфетку и
высморкалась.
- Ну, что!.. - сказал я громким, реалистичным голосом. И тронул машину с
места. - Давай-ка поедем домой, искупаемся. А потом я приготовлю
что-нибудь вкусненькое - и мы с тобой поужинаем. Уютно и вкусно. Как
старые добрые друзья...
* * *
Мы проторчали в воде целый час. Плавала Юки отлично. Заплывала подальше в
море, ныряла вниз головой и болтала ногами в воздухе. Накупавшись, мы
приняли душ, сходили в супермаркет, купили мяса для стейков и овощей. Я
пожарил нежнейшее мясо с луком и соевым соуом, приготовил овощной салат.
Соорудил суп мисо, зарядил его зеленым луком и соевым творогом. Ужин вышел
очень душевным. Я открыл калифонийское вино, и Юки тоже выпила полбокала.
- А ты классно готовишь! - с интересом заметила Юки.
- Да нет, не классно. Просто выполняю то, что нужно, старательно и с
любовью. Уже этого достаточно, чтобы получалось что-нибудь необычное.
Смотря какую позицию сразу занять. Если делаешь что-нибудь старательно и с
любовью - до какой-то степени заставляешь и других это полюбить. Если
стараешься жить легко и уютно - до какой-то степени так и живешь. Легко и
уютно.
- А с какой-то степени уже бесполезно?
- А с какой-то степени - уже как повезет, - сказал я.
- Здорово ты умеешь вгонять людей в депрессию, - покачала она головой. - А
еще взрослый!
Мы убрали со стола в четыре руки, вышли из отеля и отправились шататься по
авеню Калакауа. Вся улица галдела и только начинала зажигать ночные огни.
Мы заглядывали в лавчонки и магазинчики, сменявшие друг друга в
хаотическом беспорядке, что-то примеряли, к чему-то приценивались,
слонялись по улице и разглядывали прохожих. И наконец устроили привал в
особо людном месте - пляжном баре отеля "Ройял Гавайан". Я заказал себе
"пинья-коладу", попросил для Юки фруктовый сок. И подумал: вот, наверно,
именно такую "ночную жизнь больших городов" и не переносит наш приятель
Дик Норт. Я же - переношу, и довольно неплохо.
- Ну, и как тебе мама? - спросила Юки.
- Если честно - я плохо понимаю людей при первой встрече, - ответил я,
хорошенько подумав. - Обычно мне нужно время, чтобы все обдумать и сделать
о человеке какие-то выводы. Такой уж я тугодум...
- Но ведь ты разозлился, так?
- Да ну?
- Ну да. У тебя же на лице все написано.
- Ну, может быть... - сдался я. И, посмотрев на море, отхлебнул
"пинья-колады". - Раз на лице написано - может, и правда разозлился
немного.
- На что?
- На то, что ни один из людей, которые должны за тебя отвечать, делать
этого, похоже, не собирается... Хотя злился я, конечно, зря. Никаких
полномочий на злость мне никто не давал, да и тут уже злись не злись - все
равно никакого толку.
Юки взяла с тарелки соленый крендель, откусила от него и захрумкала.
- Ну вот. Никто не знает, что делать. Все говорят: "нужно что-то делать",
но что именно - не понимает никто. Так, что ли?
- Выходит, что так... Никто не понимает.
- А ты понимаешь?
- Я думаю, нужно подождать, пока намеки не примут реальную форму, а потом
уже что-то предпринимать. Ну, то есть...
Несколько секунд Юки задумчиво теребила рукава футболки, пытаясь понять,
что же я сказал. Но, похоже, не получилось.
- Это что значит?
- Это значит: надо ждать, вот и все, - пояснил я. - Терпеливо ждать, пока
не наступит нужный момент. Не пытаться менять ничего силой, а смотреть,
куда все течет само. Глядя на все беспристрастно. И тогда можно будет
естественно понять, что делать... Но для этого все слишком заняты. Все
слишком талантливы, слишком заняты своими делами. И слишком мало
интересуются кем-то, кроме себя, чтобы думать о беспристрастности.
Юки подперла щеку ладонью и свободной рукой стала смахивать крошки от
кренделя с розовой скатерти. За соседним столиком пожилая американская
пара - он в пестрой гавайке "алоха", она в платье "муму" ему в тон"Мужские
рубашки "алоха" и их женская версия, платья "муму" - наиболее заезженные
стандарты гавайской туристической экзотики" - потягивала из огромных
бокалов разноцветные тропические коктейли. Оба выглядели совершенно
счастливыми. В глубине садика девица в точно таком же "муму" исполняла на
электрооргане "Song for You". Пела неважно - но хотя бы в том, что это
"Song for You", сомневаться не приходилось. По всему садику меж деревьев
мерцали газовые светильники в форме факелов. Песня закончилась, два-три
человека из сидевших за столиками вокруг лениво похлопали. Юки схватила
мой бокал и отхлебнула "пинья-колады".
- Вкусно, - сказала она.
- Предложение принято! - объявил я. - Два голоса за "вкусно".
Она уставилась на меня и какое-то время разглядывала с очень серьезным
видом.
- Что ты за человек? Никак не пойму, - сказала она наконец. - С одной
стороны - абсолютно нормальный. С другой стороны - явно какие-то
отклонения в психике.
- Абсолютная нормальность - уже само по себе отклонение в психике. Так что
живи спокойно и не забивай себе этим голову, - парировал я. И, подозвав
устрашающе приветливую на вид официантку, заказал еще "пинья-колады".
Покачивая бедрами при ходьбе, та принесла заказ практически сразу, вписала
в счет и растворилась, оставив после себя улыбку прямо-таки чеширских
масштабов.
- Ну, и все-таки - что же мне делать? - спросила Юки.