повесят. Дальнейшие переговоры излишни. Честь имею!..
Видно, и там не все спокойно. Есть ли в станице отряды Покровского? Или эта
полусотня - весь здешний гарнизон?
холодная. Можно и вплавь. Но не всем.
Вот жду. - И, помолчав, тихо добавил: - А того сейчас ребята хоронят,
скончался, бедняга, не доехал до дому.
осиливали течение. Хлопца вытащили, мигом раздели, дали сухое. Коня гоняли
вдоль берега, чтобы согрелся.
сменился - и в хату, а-ля-ля, ба-ля-ля, пятое-десятое. Там тоже пулемет. Мы
их повязали всех, уложили, а я сюда. Ночь темная. Как мы отседова ударим,
хода им через мост не будет.
приблизились шагов на сто и залегли. Охрана не спала. Послышалась команда.
На узком мосту удалось разглядеть трех караульных: шли на ту сторону моста.
Смена. Сейчас их тоже... Лишь бы без шума.
послышались шаги, с той стороны шли спокойно. Уже наши. Они остановились
посредине. Голос подъесаула произнес какое-то приветствие. Хлопнула дверь:
он ушел в помещение. Еще полминуты ожидания, потом короткий вскрик, два, еще
один выстрел, возня у пулемета. Казаки дружно бросились вперед.
Отвоевался. Остальные охранники сидели на корточках, раздетые, более
удивленные, чем испуганные. Бой вышел короткий, но и у нас было четверо
раненых.
зацокали по доскам. К пленным присоединили шестерых взятых на той стороне.
Вели их за собой почти всю ночь. А утром развязали всем руки и уже на виду
Темиргоевской приказали топать назад.
столкнулись с теми, кто назывался белыми, пролили их кровь.
воюет. Война уже придвинулась к нашим домам. Что же в Лабинске?..
берег. Проводник из Темиргоевской, в знак благодарности за помощь землякам,
повел нас по речкам Чохрак и Фарс через Боракаевский аул, и там мы
простились с ним. Отсюда дорогу знали.
Ночевали в леске. Ранним утром, как только рассеялся густой туман и пахнуло
горной свежестью, я глянул от костра на юг и замер. Скалистый хребет
рельефно, все более ярко выдвигался из белой мглы, черный от леса, величавый
и загадочный, как стена волшебного царства.
край, к тебе через тысячи верст, одолев все опасности и самою смерть...
гору, в гору! Тут мы обнялись и расстались с Алексеем Власовичем, с жителями
из Даховской и Хамышков. Еще семнадцать человек пошли на восток, в
Каладжинскую.
что дальней дороге приходит конец. Звякали стремена, постукивали ножны
шашек, бились у ноги зачехленные винтовки. Гривы развевались от быстрого
бега. Вот и огороды, подъем к церкви, вот и наша улица. Мы прощались на
ходу, отряд рассеивался, и, когда я увидел дом родителей, возле меня никого
не было.
Тепло одетый мальчуган стоял, держась одной рукой за рейку палисадной
ограды, палец другой - во рту, и весь внимание. У меня зачастило сердце.
Неужели он, мой сын?.. Куница, разбежавшись, вдруг словно бы села на задние
ноги и, задрав красивую голову, встала как вкопанная в пяти шагах от него.
наблюдал за шалостью незнакомого человека с лошадью, и эти сдвинутые бровки
под большим лбом так походили на дедушкины, что я вскрикнул от охватившего
меня счастья:
тяжелый и серьезный. Щетина плохо выбритого подбородка уколола его, он
тронул мои щеки, чуть отодвинулся и сказал недоверчиво и удивленно:
Куницу, которая беспризорно переступала у забора, просясь во двор, откуда
пахло стойлом и сеном.
в дверях, на ходу надевая теплый жакет, уже стоял отец, руки у него дрожали,
он никак не мог попасть в рукава, сердился, и это до боли знакомое выражение
его лица - осунувшегося, с обвислыми желтоватыми усами - едва не заставило
меня зарыдать. Белая-белая голова делала его не похожим на прежнего,
довоенного.
полузабытой чистой теплотой.
с беспокойными покрасневшими глазами. Она все еще не верила, что это я. Из
ада кромешного, жив-невредим...
кто-нибудь из всадников проехал мимо - и она, гонимая предчувствием,
помчалась домой. Розовощекая с холоду, полная, добрая, она бросилась ко мне,
зацеловала и, ослабев, опустилась на диванчик.
и прошептала имя своей матери.
реальности.
двор! Куда там! Она скалилась и злобно фыркала. Лишь увидев меня, как-то
смешно подпрыгнула одними передними ногами и затихла.
руку. И Куница доверчиво ткнулась теплыми губами в ладонь. Далась погладить!
Данута повела ее. Уже во дворе лошадь привычно наклонила голову, приглашая
снять уздечку, совсем смирно пошла за женой к сараю, возле которого я,
наконец, стащил с ее потной спины сумы и седло.
увидишь.
ногах, высокий, худошеий, похоже, орловских кровей. Куница прижала уши.
Кунак с достоинством посторонился и тихо заржал. Куница по-хозяйски сунула
голову в ясли и с хрустом принялась за сено.
склеенная чашка из моего детства, наговорившись обо всем, я рискнул спросить
у отца:
Безверхий. Выше его нету. Ну, а кто сегодня - не знаю.
действительно комиссар Безверхий. Только что почта принесла его приказ. Там
сказано, чтобы бумаги, подписанные атаманами и старшинами, считать
незаконными. Но прискакали двое псебайцев и сказали, что у станции Энем
Покровский разбил отряды новой власти и в Екатеринодаре все по-старому.
Ничего понять нельзя.
травами?
Армавира, просят лекарства для армии Сорокина. Понятия не имею, что за
армия. Отдала три мешка разных трав. Кто-то у них страдает, как не помочь?
Ведь люди. Люди!
Черную речку. Бежал через лес с верховьев Белой. Там, говорят, скрываются
казаки бывшего атамана Данилова, их выгнали из Майкопа части Красной Армии.
Кунак, по-видимому, отбился от бежавших казаков, а мы с девочками как раз
домой собрались, после сезона сбора трав. Он так доверчиво подошел ко мне!
Взяли, и с тех пор у меня.
Посняков Андрей
Куликов Роман
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Херберт Фрэнк