Чтение 67–й страницы книги ~Битва железных канцлеров~

- У вас две головы - азиатская и европейская, но вы по старости лет
путаете их: европейская уткнулась в Азию, азиатская же косит на Европу.
Определите свое значение точно - кто вы? В прошлый раз, когда я гостил в
Петербурге, я, как друг, убеждал вас, что для России важнее дела
восточные... Если вам так уж хочется драки, так забирайтесь на Балканы и
деритесь там с турками! Ради чего, Горчаков, вы приехали сюда, шокируя
берлинское общество старомодным галстуком?

В словах они не стеснялись. Разговоры велись на ножах. Английский посол
Одо Россель застал канцлеров на второй день спора; он рассказывал, что
Бисмарк был похож на раздавленную жабу, угодившую под колесо телеги, а
Горчаков приятельски (но сильно) хлопал его по спине ладонью, говоря:

- Вы мне противны с вашими нервами! Кого решили обмануть? Неужели меня?
Но для этого, дорогой друг, вам следует целый год просыпаться на часок
раньше моей светлости. А я привык вставать при первых лучах зари... Не
сваливайте, Бисмарк, свою личную вину на биржевую панику!

Бисмарк озлобленно огрызался:

- Вы не знаете этой публики! Наконец, еврей Ротшильд.., это, я вам скажу,
бесподобная скотина. Ради спекуляций на бирже он готов похоронить всю
Европу, а виноват.., я?

Бисмарк угрожал. Он отстреливался. Иногда сам бросался в штыки. Но было
видно, как из железного канцлер превращается в ватного... Горчаков напомнил,
что вчера император Германии уже дал русскому царю "определенные заверения в
том, что не имеется в виду никаких агрессивных действий по отношению к
Франции".

- Наконец, - добавил Горчаков, - ваш кронпринц Фридрих сознался, что вы
убедили его в неизбежности войны с Францией, а теперь он огорчен, что
послушался вас...

Горчаков, как тонкий психолог, с интересом наблюдал за поведением
Бисмарка. Газетчики, лейтенанты, банкиры были уже свалены Бисмарком в
выгребную яму - теперь он отправил на помойку и кронпринца Фридриха с его
женою, дочерью английской королевы Виктории, а потом, спасая остатки своего
престижа, канцлер задал жару и всем прусским генералам:

- Я не генерал, слава богу, а значит, не такой осел, как эти господа...
Зачем нам, немцам, превентивная война? Зачем и мне лишние лавры в суповой
тарелке? Назовите мне хоть один объект, который бы Германии необходимо было
завоевать?

Горчаков сказал, что иногда складывается впечатление, будто Германией
управляет уже не канцлер, а начальник прусского генштаба Мольтке... Бисмарк
пришел в бешенство.

- Мольтке, Мольтке, Мольтке! - закричал он. - Всюду, куда ни придешь,
везде заденешь этот скелет, бренчащий костями. А что он понимает в
политике?..

Бисмарк полностью дезавуировал Мольтке в политике, обозвав его
молокососом, а Горчаков с иронией заметил:

- Если Мольтке такой идиот, каким вы его изобразили, то мне кажется, для
Германии в высшей степени опасно держать его на посту начальника
генерального штаба...

После этого он завел речь о Лотарингии:

- Пока только о Лотарингии, не касаясь Эльзаса, где, ваша правда, среди
населения имеется тяга к Германии. Я слышал, вы посредством химии научились
избавляться от избытка фосфора, которым так богаты лотарингские руды. Но
из-за промышленного сырья для Круппа я не стал бы ссориться с Францией...

Намек был опасный. Бисмарк обмяк, словно шар, из которого выпустили
воздух. Железный канцлер проиграл отбой, сделав заявление, что "не
существует никакого намерения нападать на Францию и что в этом отношении у
него вполне определенные убеждения, которыми и диктуются его действия" (так
записал позже его речь Горчаков). Но, униженный своим поражением, Бисмарк
все же пожаловался царю на Горчакова.

- Если ему, - говорил он, - так уж хочется славы миротворца, так зачем же
клевать мне печенки? Чтобы не портить отношений с Россией, я согласен хоть
завтра начеканить пятифранковые монеты с надписью на ободочке:

Горчаков - защитник мира! Наконец, я не пожалею бенгальских огней, чтобы
осветить вашего канцлера в Париже, когда он выступит там в варьете с
крыльями херувима за плечами...

Царь понял, что за шутками стоит нечто большее - гнев! Он дал ответ, не
лишенный доли лукавства:

- Не принимайте всерьез старческое тщеславие... Горчаков был измучен
столкновением не меньше Бисмарка. Он сознавал, что Германия отошла на
исходные рубежи и на время Европа спасена! Россия уже давно не имела такого
политического веса, какой обрела в эти два майских дня, когда мокрая рубашка
прилипала к спине Горчакова... В борьбе за мир его поддержали все
европейские государства. Все, кроме Австро-Венгрии: граф Андраши не хотел
портить отношений с Берлином. Горчакова в день отъезда навестил английский
посол Одо Рессель и поздравил с плодотворным успехом его миссии. Но при этом
он чересчур горячо советовал продолжать (!) натиск на Бисмарка.

- Для этой цели, - сказал он, - вы получите в свое распоряжение всю силу
Англии, включая и флот королевы.

Горчаков был воробей стреляный, и на мякине его не проведешь. Он сразу
догадался: Англия желает усилить конфликт между Россией и Германией, но
канцлер слишком хорошо знал, где в политике следует остановиться.

- Благодарю, - ответил Горчаков с ядом, - вы, кажется, приложили руку к
тому месту, где находится эфес шпаги. Но вы забыли посмотреть - вложена ли
она в ваши ножны...

Дипломатическая интервенция в Берлине закончилась.

Можно ехать в Эмс и спокойно пить дурацкий шпрудель. Горчакову осталось
только оформить свою победу. 13 мая русский канцлер оповестил Европу
телеграммой по-французски: "Сохранение мира обеспечено". Но слово maintien
(сохранение) телеграфист переделал на созвучное maitenenant (теперь).

Александр II тоже послал телеграмму: "Я увожу из Берлина все желаемые
гарантии". В первом слове Jiemporte телеграфист изменил две буквы, и вместо
"я увожу" у него получилось - emporte (забияка). Таким образом, когда царь с
Горчаковым покидали Берлин, в газетах мира появились две телеграммы
странного содержания:

1. ТЕПЕРЬ мир обеспечен, и

2. ЗАБИЯКА в Берлине дал мне желаемые гарантии. По воле чужой
рассеянности вышло так, что русские визитеры закатили на прощание по звонкой
оплеухе - и кайзеру и Бисмарку! Кайзер индифферентно смолчал, а Бисмарк стал
бушевать, говоря, что подобного скандала он никогда не забудет. С этого
момента для Бисмарка начался кошмар - тот самый, который он назвал "кошмаром
коалиций"!

***

Я пишу эти строки в 1975 году, когда исполняется столетний юбилей со дня
"битвы железных канцлеров". Политические кризисы - не редкость в нашем мире.
Но кризис 1875 года вошел в историю человечества, как небывалый. О нем
написаны целые библиотеки. К изучению его обстоятельств историки
возвращались множество раз, ибо в финале кризиса хорошо просматривалось
будущее всей Европы.

Чего же достиг Горчаков за эти два дня в Берлине?

По сути дела, он избавил Европу от страшной бойни, тем более что Россия к
широкой войне на континенте еще не была подготовлена основательно. В этом
его великая заслуга не только перед своим народом, но и перед всем
человечеством...

Неофашисты на Западе ныне проводят мысль, что в 1875 году Бисмарк
совершил непростительную для него ошибку: Германия, по их мнению, не должна
была уступать русской дипломатии. Если бы Бисмарку удалось переломить волю
Горчакова и если бы Германия завершила тогда полный разгром Франции, то
немцев бы миновали поражения 1918 и 1945 годов, а "цели, которые ставил
перед собой Гитлер, были бы достигнуты давно... Немцы, - сетуют фашистские
историки, - были слишком мирными, слишком простодушными, слишком
порядочными. Еще и сегодня они несут наказание за эту вину".

Но в том-то и дело, что процесс истории необратим;

Горчаков выиграл схватку с германским милитаризмом, и последствия его
внушительной победы сказались в будущем мира.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

Когда Горчаков жил в Ницце, терпеливо ожидая смерти, один заезжий русский
записал его рассказ: "Однажды утром я получаю три депеши от консула в
Белграде, он извещал меня, что турки идут на Сербию кровавым следом, все
выжигают, все уничтожают... Я встал и с полной решимостью заявил: "Ваше
величество, теперь не время слов - наступил час дела.., посол наш в 24 часа
должен оставить Константинополь".

Итак, решение о войне было принято!

...Горчаков по-стариковски зябнул. Он сидел, отгородясь от сквозняков
тонкими бумажными ширмами, перед ним висели раскаленные проволочные спирали
старомодных курильниц, источавшие нежный аромат лаванды. Задремывая, канцлер
вдруг увидел себя маленьким на руках своей бабушки Анны Ивановны, урожденной
дворянки Пещуровой; они едут на бричке средь заливных лугов родимой
Псковщины (кажется, в захудалое Лямоново, что лежит по соседству с
пушкинским Михайловским), и ему, мальчику, так приятно доброе тепло,
исходящее от большого и рыхлого тела бабушки, так забавно видеть машущие
хвосты лошадей и порхание бабочек над ромашковыми полянами...

Молодой секретарь Бобриков прервал чтение:

- Не утомил ли я вашу светлость своим докладом?

- Да нет, вы не утомили меня. Это я утомил Европу своим долголетием, -
сказал Горчаков, словно оправдываясь. - Мне ведь уже восемьдесят.., пора и
под траву! Предчую, - заговорил он далее, - что уйду из политики,
провожаемый бранью недругов и завистников. Но патриоты отечества не могут