Вообразите, что вы вошли в темную комнату и остановились на ее пороге или
даже прошли до середины. Не слышно ничего, вокруг мрак. И все же вы уверены,
что здесь еще кто-то. Быстро щелкаете выключателем. Так и есть! По углам
сидят люди и молча смотрят на вас...
ожидание. Она перешагнула порог комнаты, даже прошла до середины, но внутри
по-прежнему было тихо. А выключатель на стене никак не могла найти, как ни
старалась.
нервов...
загорался через короткие промежутки времени, и тогда делались видны грани
его могучей линзы, отбрасывавшей свет далеко в море.
входных бонов начинали жаловаться на туман ревуны, над маяком вытягивались
длинные тени, будто крылья ветряной мельницы.
что начинал службу в Кроншлоте, - там перед войной стояли торпедные катера.
А фонарь на Кроншлотском маяке очень уютный, в форме бочоночка,
разноцветный, похожий на елочное украшение.
ветры всей Южной Балтики слетаются в этот город на свой бесовский шабаш. Они
катаются по крышам, визжа, как дерущиеся коты, громыхают, лязгают, кувырком
проносятся по улицам, срывают с деревьев последнюю листву.
тучами, освещая готически-острый силуэт города и просторную гавань с
военными кораблями.
зажатое волноломом и пирсами.
волноломом более темна, чем у пирса. Но солнце как-то не идет к этим местам.
Наоборот, сизые, синие, серые тучи хороши. Окраска военных кораблей,
покачивающихся на воде, гармонирует с ними.
таясь, посещали Пиллау. Субботнюю ночь они кутили в ресторане "Цум гольдене
Анкер37" - на месте его сейчас строится гостиница, - а в воскресенье
отправлялись в кирку замаливать грехи. На скамьях сидели, тесно сгрудившись,
исподлобья поглядывая по сторонам.
был дьявольски предусмотрителен и осторожен. Ну, а другие члены команды:
офицеры, матросы?..
поймала луч солнца на крыло.
крылом, и вс"!
быстро. Не успела опомниться от первых головокружительных поцелуев, как все
кончилось.
того, чтобы она бесконечно причитала над собой. Он верил в нее. Он сказал:
"Кто же лучше вас понимал Шубина? Сильная взаимная любовь подразумевает и
безусловное взаимное понимание".
души их находятся, на противоположных концах солнечной системы".
беспечностью говорила:
угадывают мысли друг друга.
комнаты". Твердо знает, что здесь есть кто-то, но никак не может нашарить
выключатель на стене.
стендов. Шубин поощрительно и загадочно улыбался ей со стены. В фуражке,
сдвинутой на правый глаз, выглядел так, будто, спроси его, тотчас же с
готовностью ответит, где искать "недостающую деталь" разгадки.
хотел помочь ей, подсказать. Но она не могла понять выражение его лица.
то же время что-то как будто отталкивало от них.
ревность была сильнее страха смерти. Он писал: "Я измучен ревностью. Я вижу
тебя во сне. Ты стоишь и смотришь на меня холодно, отчужденно. Я просыпаюсь
в ужасе и долго не могу заснуть. Но ведь мы не чужие друг другу. Я твой муж,
и я жив!"
околдовывала.
моряке. Где? Когда? Как ни напрягала ум, не могла вспомнить. После смерти
Шубина она стала такой беспамятной...
Калининграде.
ноги, словно брели по дну океана.
цветочной клумбой.
году выглядел центр бывшего Кенигсберга: руины, пышные заросли сирени и
бурьяна, почти джунгли, а в скверах - яркие цветы, заботливо высаженные
новыми жителями.
в августе и сентябре 1944 года. Летчики молотили с воздуха преимущественно
по жилым кварталам. Центр представлял из себя сплошное пепелище.
отстраиваться на окраинах бывшего Кенигсберга.
гробница Канта, имевшая форму призмы, острой гранью вверх? В этом был
насмешливый и зловещий смысл, гримаса смерти: мертвый уцелел, тогда как
десятки тысяч живых обитателей Кенигсберга погибли и погребены под
развалинами.
беззаботно-мирных цветов и встала.
под ногами дощечку с надписью: "Lindenallee, ј17".
адресовано письмо ревнивца? И номер дома как будто тот же?
щебня были здесь, скорбные остовы домов, почерневшие от дыма, да пирамиды из
бетонных плит и перепутанных прутьев каркаса, полускрытые зарослями бурьяна.
Лип, от которых, вероятно, возникло название улицы, тоже не было. Над
бурьяном и щебнем до сих пор висел специфический, непередаваемо печальный
запах разрушения.
прятались потом в пещерах под развалинами, зарывшись в землю, как кроты.
Кенигсберга.
которая медленно поднималась над городом. Она была темно-синяя, с
фиолетовыми подтеками и, приближаясь, все больше наливалась мраком. С минуты
на минуту можно было ждать дождя.
горизонтом расселась надвое. Небо прочертил быстрый зигзаг. Потом хлынул
дождь.
вглядывалась в темноту. Невидимые молоты ударяли по туче, как по наковальне,
с ожесточением высекая из нее брызги искр.
небе правил громовержец Перкус (Перун). Надо думать, что грозы и тогда были
часты.
люди.
литовского поселения Твангете, сожженного рыцарями-тевтонами. Первые дома
Кенигсберга были воздвигнуты на пепле, среди развалин.
неслыханные грозы.
Гросс-Егерсдорфе, в двадцатом - при Танненберге и, наконец, самое
ожесточенное и кровопролитное из всех - под Кенигсбергом-Пиллау.