Чтение 67–й страницы книги ~Донские казаки в борьбе с большевиками~

работал и погиб ген. Назаров. Я отчетливо помню какой огромный духовный подъем в
казачестве вызвал выстрел Каледина. Помню хорошо, с каким воодушевлением и
порывом поднялись казаки, чтобы искупить свой грех и казачьей громадой стать на
защиту родного Края. А результат -- сдача Новочеркасска красным бандам и гибель
ген. Назарова и лучших сынов Дона, ибо, повторяю, не было, или не нашлось
личности, которая использовала бы этот подъем, сумела бы его одухотворить,
разжечь, дать ему необходимую длительность и претворить его в реальные
достижения.
Казаки в массе, быть может, способны скорее воодушевляться, чем крестьяне, они с
большим энтузиазмом могут отозваться на тот или иной призыв, но они скорее
склонны падать духом и распыляться.
Нельзя обходить молчанием то весьма важное обстоятельство, что весной 1918 года,
т. е. в самом начале казачьего освободительного движения, нашлись люди, трезво
смотревшие на вещи и сумевшие убедить "серых" членов Круга Спасения Дона не
повторять ошибок Каледина и Назарова и привить им мысль, что спасти Дон и
сбросить красное иго может власть не в виде коллектива, а лицо, ставшее во главе
движения, лицо наделенное Кругом всей полнотой власти и главное -- в своей
работе не стесняемое Кругом. Круг с этим согласился. Он без колебаний, охотно,
сразу стал на этот путь, что следует объяснить почти полным отсутствием в его
составе интеллигенции и, значит, политических партий, зачастую ставящих
партийные и личные интересы выше дела. Отчасти такому решению способствовала и
ежедневная артиллерийская канонада вокруг Новочеркасска, крас-
229

норечиво подсказывавшая делегатам Круга следовать совету тех людей, которые на
их глазах в чрезвычайно трудных условиях организовали казачьи дружины, одержали
уже с ними несколько побед над красными и освободили столицу Дона. Простые
казаки видели, что эти люди 148) без лишних слов, на деле, ведут казачество к
цели -- прямой, кратчайшей линией, а не причудливыми зигзагами. Наконец, сами
факты доказывают противное утверждениям К. Каклюгина. Ведь северную половину
области пришлось с боем очищать от большевиков и от казаков, причем "порыв"
последних выразился разве в том, что они пополнили собой казачьи красные дивизии
и с необыкновенным ожесточением защищали от нас свои станицы и хутора. Только
направлением в этот район отборных казачьих полков (с большим количеством
артиллерии) преимущественно из тех станиц, которые особенно сильно пострадали от
грабежей красных, боем были достигнуты желательные результаты. Мало того, нужно
было еще и убеждать казаков, что они посылаются помочь своим сбросить
большевиков, которые силой мобилизуют своих же братьев. А сколько было отказов
от повиновения, нежеланий исполнять боевые приказы, нежеланий удаляться от своих
станиц, дезертирств и распылении целых частей. Обычно станичники рассуждали так:
свою станицу освободили, противника близко нет, ну, значит, нет и опасности моей
хате, а потому можно идти по домам.
Освещая донские события так, как они фактически были в начале освободительного
движения, я далек от мысли уменьшать неисчислимые заслуги казачества, в
частности Донского, в Белом движении, ибо каждому участнику гражданской борьбы
хорошо известно, что именно казаки составили основу и наиболее надежный остов
Белых Армий и жертвы казачества были огромны. Кроме того, постепенно втягиваясь
в борьбу, казачество, в конечном результате, поголовно, боролось с красными,
тогда как из многомиллионной массы русского народа, только тысячи восстали на
защиту попранных большевиками законности, прав и порядка. Заслуги Донцов отнюдь
не умаляются тем обстоятельством, что в начале восстания в казачестве
преобладала психология самосохранения, выливавшаяся в форму вспышек народного
гнева и горячего порыва изгнать непрошенных гостей из своей станицы. Для
направления казачества в целом к общерусским, национальным целям, требовалось
время изжить революционные настроения, возбудить в массе нужные чувства и
видоизменить казачье сознание. И то, что не удалось сделать Каледину и Назарову,
то выполнил Атаман Краснов.
Весьма интересны психологические этапы переживаний казачества того времени.
В первых восстаниях, я бы сказал, побудительный мотив -- задетое чувство
казака-собственника, накопление у него ненависти к красным и, как результат, --
его желание освободиться от пришлого, чуждого элемента, хозяйничающего в
станице. Дальнейшие цели были еще туманны. При встрече с красными казаками
Голубова, восставшие станичники не считали их в полном смысле слова неприятелем,
хотя и знали, что они -- большевики, но это были свои -- донские.
148) С. Денисов, Г. Янов, И. Поляков, К. Греков, А. Фицхелауров и др.
230

Второй этап -- стремление сбросить опеку той советской власти, которая, засев в
главных пунктах области, своими декретами продолжала натравливать на казаков
иногородних и всякий пришлый сброд.
Третья фаза казачьего настроения характеризовалась постепенным ростом сознания,
конечно, под непосредственным давлением руководящего центра -- Донской власти,
что освободить свою станицу от большевиков еще мало, надо помочь то же сделать
соседнему хутору и станице.
Постепенно, это сознание властью углубляется в казачестве, приводя его к
убеждению, что пока красные где-либо в области, невозможно перейти к мирному
труду.
В пятой стадии, казачьей массе прививается мысль, что пока казаки не будут
владеть большими пограничными центрами, лежащими вне области и крупными
железнодорожными узлами, до тех пор нельзя ждать полного успокоения в Крае --
иначе говоря подготовляется вывод казаков за пределы области.
Наконец, последний этап -- внедрение в казачью массу целей общерусских,
национальных и осторожная подготовка общественного мнения, что казачество
обязано участвовать в освобождении России, если не целиком, то хотя бы строевым
элементом, т. е. молодой армией (около 40 тыс.) и корпусом донских добровольцев.
Для поддержания же порядка в области намечалась вторая очередь казаков.
Вот те стадии, которые пережило и должно было пережить Донское казачества",
чтобы быть в состоянии подойти к главным, общерусским целям. Только при
последовательном переходе казачьего самосознания из одной фазы в другую, можно
было надеяться, что процесс произойдет безболезненно. Приходилось чрезвычайно
внимательно следить за оттенками настроений казачества, дабы своевременными
мерами парировать неожиданности и сглаживать шероховатости. Малейший промах
грозил тяжелыми и непоправимыми последствиями. С целью, например, прекратить
дезертирство, было установлено, что за всякого дезертира соответствующая станица
немедленно выставляет другого казака старшего возраста, а в полку не
производится увольнение от службы и в отпуск до тех пор, пока не будут заполнены
места бежавших. Такая мера дала отличные результаты. Казаки из-за шкурного
вопроса, сами следили один за другим и спешили выдать начальству каждого
пойманного или намеревавшего дезертировать.
Что касается неказачьего населения области, то право смешно серьезно говорить о
каком-то среди него воодушевлении. Наглядной иллюстрацией высказанного служат
хотя бы слободы Орловка и Мартыновка, превращенные иногородними в своеобразные
цитадели, о которые в течение долгого времени разбивались все казачьи атаки.
Отношение иногороднего элемента к казачеству, как нельзя лучше, характеризует и
то, что 5 мая 1918 года, т. е. тогда, когда у казаков был очевидный успех и они
уже освободили от большевиков гор. Новочеркасск, а гор. Ростов около двух недель
прочно занимала казачья конница и немецкая пехота, наводя там нужный порядок, --
иногороднее население Ростовского округа нелегально созывает съезд с целью
"создания ударной армии против контрреволюции, поднятой казака-
231

ми и добровольцами". И результат таков: из 27 наказов, данных делегатам, в 15
требовалась немедленная мобилизация против казаков, в 3-х указывалось
присоединиться к большинству и только 9 было против мобилизации 149).
Не менее ярко показывает настроение иногородних и следующий факт. Иногородние
новобранцы, в количестве нескольких тысяч человек, предназначенные для
укомплектования молодой армии, под охраной казаков были размещены в бараках
Хотунка (предместье Новочеркасска). В первый день их прибытия случайно погасло
электричество. Воспользовавшись наступившей темнотой, они начали неистово петь
"интернационал" и дикими криками "ура" приветствовать Советскую власть в лице
Ленина, Троцкого и КЁ. Извещенный об этом комендантом, я приказал не применять к
ним пока никаких репрессивных мер, а одновременно отдал распоряжение, ввести в
их состав, под видом отставших новобранцев, несколько надежных казаков
контрразведывательного отделения. Мера оказалась удачной. Наши разведчики вскоре
обнаружили будирующий элемент, который постепенно был изъят (между ними
оказалась часть матросов, не подлежавших призыву, но вступивших под вымышленными
фамилиями добровольно, исключительно с агитационной целью), а методическое затем
обучение, строгое воинское воспитание, пунктуальность казарменной жизни и
настойчивая работа офицерского состава -- в конечном результате, переродили
психологию этих новобранцев и из них вышли отличные солдаты.
В общем могу утверждать, что только самый незначительный процент иногородних был
на стороне казаков. Если же в тылу области было относительное спокойствие и
порядок и при генерале Краснове не имели места большевистские восстания, что
часто происходило в тылу Добровольческой армии, то это объясняется отнюдь не
горячими симпатиями неказачьего населения к Донской власти или к
антибольшевистскому движению, а исключительно разумными мерами, своевременно
принятыми военным командованием. Естественно, что поверхностный наблюдатель,
легко мог впасть в ошибку, объясняя спокойствие в тылу чувством
благожелательного отношения неказачъего населения к существующей власти 150).
Такому наблюдателю не было, конечно, известно, что начальник штаба Войска уделял
добрую половину своего времени и во всяком случае не менее, чем фронту, на под-
149) Полагаю, что этот факт известен К. Каклюгину, как члену Круга. Кстати
сказать, К. Каклюгин часто впадает в противоречие. Так, например, сначала он
утверждает, что казачий порыв увлек за собой и все иногороднее население