известно о Жмакине. По слухам, в Москву он не вернулся, работает где-то на
Камчатке, на каком-то маленьком причале. Говорят, совсем не изменился,
остался таким же немногословным, неторопливым. Живет как будто с какой-то
женщиной из местных, у них родился сын. Но с женщиной этой они не
расписаны, кто-то даже говорил Панюшкину, что Жмакин так и не развелся со
своей первой женой. Кстати, о ней никому ничего не известно.
от Званцева, что он видел однажды Жмакина в Москве, на ВДНХ в павильоне
"Космос". Званцев не подошел к нему, то ли оробел, то ли торопился, то ли
каких-то своих гостей сопровождал, в общем, не подошел. Что его поразило
тогда-рассматривал Жмакин не ракеты, не межпланетные станции, не
космические кабины. Медленно, сосредоточенно ходил он вдоль длинного ряда
портретов космонавтов, останавливался перед каждым, и перед живыми ныне, и
перед погибшими, долго смотрел им в глаза, будто спрашивал о чем-то, будто
разговор между ними какой-то происходил.
локтях, и на коленях. Званцев еще сказал мне, что случайно услышал, как
Жмакин спрашивал у прохожего дорогу к какой-то окраинной гостинице. Судя
по этому, Званцев довольно долго ходил за Жмакиным, видно, хотелось ему
подойти, но так и не решился, что-то его остановило. А когда он,
решившись, на следующий день позвонил в эту гостиницу, ему ответили, что,
действительно, такой проживал, но утром вместе с семьей отбыл на юг.
подыгрывая себе на гитаре, дребезжащей и ободранной-видно, сопровождала
она его не один год...
шумной веселой забавой оглянуться на жизнь не успел! -последние слова у
Панюшкина както сдвинулись, получились невнятными-он отставил гитару и
засеменил на кухню. Вернувшись через минуту, подбежал к столу, что-то
поправил, что-то положил, стараясь не смотреть на гостей.
не пойдет... Смеялся он, видите ли, пел... Оглянуться не успел... - Ливнев
мощно откашлялся, подмигнул Опульскому, крупно подмигнул, половиной лица,
чем ввел того в смущение, потом всей лапищей ударил по струнам и низким,
чуть хрипловатым и все же довольно приятным голосом проговорил: нелюдимо
наше море, Николай Петрович... День и ночь шумит оно... В роковом его
просторе... много бед погребено! Ох, много!
-Чувствовалось, что гитару он держал в руках не первый раз. Закончив еще
одно четверостишие, он, казалось, забыл о присутствующих, видел только
Панюшкина, только к нему обращался. - Облака бегут над морем... Крепнет
ветер, зыбь черней... Будет буря - мы поспорим и помужествуем с ней! И еще
посмотрим, кто - кого!
зачастил Тюляфтин, будто хотел показать, что и он знает слова. - Не
темнеют неба своды, не проходит тишина! Вот бы туда, а, Николай Петрович!
Блаженная страна не там!
столицы, то можно сказать, что она там.
подтвердить, что да, там, за далью непогоды, есть блаженная страна. Есть.
Только не вздумайте сказать, что у нас не темнеют неба своды, что не
проходит тишина. Но, откровенно говоря, какая же это блаженная страна,
если в ней только тишь да гладь, да божья благодать? Это уж, скорее,
страна блаженных.
струнам. - Но сюда выносят волны только сильного душой! Смело, братья,
бурей полный, прям и крепок парус мой! - Ливнев бросил на кровать еще
звенящую гитару.
улыбнулся Мезенов.
что не сюда выносят волны, а туда выносят волны...
обиделся Николай Петрович... А, Николай Петрович?
всех нас вынесло на эти берега... - Панюшкин замолчал.
Чернухо.
смолк, поняв рискованность своей шутки.
строгий, он порядок любит!
проговорил Опульский и в смущении поправил свой нос, как поправляют
галстук. - Мы должны отдать должное гостеприимству Николая Петровича и
прежде всего выпить за его здоровье...
производственный фактор. Давайте лучше выпьем за мороз... Хотя это тоже
производство... Тогда за встречу! Да и встреча у нас... того...
Поэтому предлагаю тост за хозяина этого дома, за вас, Николай Петрович, за
вашу долгую и счастливую жизнь, за эту шумную и веселую забаву, как вы
сегодня выразились.
выпил.
почувствовав, как волна легкости и тепла прокатилась, пронеслась по телу,
наполнила его добротой и желанием сделать что-то хорошее. Все дружно
загалдели, задвигались, поудобней усаживаясь на стулья, надолго
усаживаясь. А потом выпили за сердце Панюшкина, которому не хочется покоя,
за второе сердце, которому тоже, конечно, не хочется покоя, за третье, за
все остальные сердца, которые бились в этой комнате, и та первая легкая
волна, прокатившаяся по телу, уже напоминала штормовой вал шести-семи
баллов, вал, захлестнувший всех добротой и участием. Потом вспомнили про
краба, у которого тоже должно быть сердце где-то под розовым панцирем, но,
поскольку краб успокоился навеки, пить за его сердце не стали, сочтя это
кощунством, и выпили, наконец-то выпили за скорую стыковку трубопровода,
за благополучное окончание работы Комиссии и следствия.
закончили следствие?
своего присутствия и дадим вам полную свободу.
заключением приходится заниматься. Забираю я у вас Горецкого, повезу ему
город показывать.
было! И человек с проломленной головой есть в наличии?
решил отнести на счет несчастного случая.
Белоконя, будто ожидая, что тот вот-вот даст промашку.
решил не замечать издевки.
придется держать ответ. Могу предсказать, закончите строительство вы без
него. Даже если будете строить еще три года. Что касается Большакова, то,
как установило следствие, Горецкий не мог покушаться на него, поскольку
нет в их действиях единства времени и пространства.
и обвел всех наивным взором, приглашая присоединиться к своему непониманию.
вы не запутались. Я выведу вас на дорогу, - следователь наслаждался
вниманием, которое все вдруг обратили на него, и в не меньшей степени
тайменем.
чертовой матери! Пока мы тут из него слово за словом вытягиваем, он всего
тайменя слопает!
- А сегодня рыбки захотелось.
подсказывает... Не то что некоторые... Которые все решили с самого начала,
и осталось им только правосудие убедить в своей правоте, - Белокопь
откровенно подмигнул Ливневу.