Чтение 67–й страницы книги ~Долгий путь в лабиринте~

- Так он знаком тебе?

- Немного... Еще недавно был командиром береговой охраны в
Свннемюнде. Недавно вот перебрался сюда. Говорят, получил какую-то
должность в одном из тыловых управлений ОКВ1. Что ж, будет тянуть
лямку, пока не выслужит пенсию.

1 Главное командование германских вооруженных сил.

- Как его имя?

- Кажется, Канарис. - Оберст наморщил лоб, припоминая. - Ну да,
капитан цур зее2 Вильгельм Канарис.

2 Чин в гитлеровских ВМС, соответствовал званию капитана первого
ранга

Между тем всадник продолжал прогулку. За поворотом аллеи он
пустил коня шагом.

Верховой ездой Канарис занимался по утрам, через день, как
советовал врач, и всегда в этом парке. Ведь Тиргартен находился совсем
рядом с большим четырехэтажным зданием, где он теперь служил. Но
оберст ошибался, утверждая, что это было некое тыловое управление
вермахта. Обширный особняк на Тирпитцуфер, 74 являлся главной
резиденцией абвера, одного из самых таинственных учреждений
гитлеровской Германии, а Канарис - главой абвера. Он был назначен на
эту должность два года назад, когда отпраздновал свое 48-летие.
Назначение было секретным, и поначалу о нем знали только заправилы
рейха, верхушка генералитета и РСХА1. Кстати, сейчас, два года спустя
после своего назначения, руководитель абвера был уже контр-адмиралом.
За это время многое изменилось. Абвер, в котором числилось менее
сорока сотрудников, когда его принял Канарис, теперь насчитывал более
четырех тысяч офицеров и агентов и продолжал расширяться. Но все равно
о нем и о его руководителе публике мало что было известно.

1 Главное имперское управление безопасности.

Время приближалось к десяти утра. У выезда из парка адмирал
соскочил с седла. Ординарец подхватил поводья и увел коня. Канарис же
сел в поджидавший его автомобиль.

Три минуты спустя он был уже в своей резиденции. Еще через
несколько минут переоделся в пиджачную пару и занял место за
письменным столом просторного кабинета.

По всем признакам предстоял напряженный день. Уже месяц, как по
заданию Гитлера военный министр и главнокомандующий вермахтом фон
Бломберг готовил некий ответственный документ. Вчера Бломберг был
вызван в имперскую канцелярию, пробыл там весь день. Таким образом,
сегодня ожидались новости.

Канарис не ошибся. Прогудел зуммер прямой связи абвера с
Банделерштрассе2. Канарис снял трубку и услышал глуховатый баритон
военного министра. Фон Бломберг вызывал к себе главу военной разведки
и контрразведки вермахта.

2 Улица в Берлине, на которой помещалось военное министерство
Германии.

Когда Вильгельм Канарис снова появился в своем кабинете, рабочий
день был на исходе.

Некоторое время он сидел неподвижно, собираясь с мыслями, потом
достал из сейфа толстую тетрадь. Это был его личный дневник, куда
записывалось все самое важное.

Сейчас предстояло сделать запись о совещании у Бломберга. Оно
было знаменательным. Министр огласил директиву, одобренную фюрером.
Вермахту предписывалось энергично готовиться к войне, хотя в директиве
и признавалось, что Германия не должна опасаться нападения с чьей-либо
стороны.

Предусматривались следующие вероятные варианты.

1. Война на два фронта с центром тяжести на западе (план "Рот").

2. Война на два фронта с центром тяжести на юго-востоке (план
"Грюн").

Далее шла детализация вариантов, анализ положений, в которых
могла бы оказаться Германия.

Подчеркивалось - при выполнении плана "Грюн" нужно исходить из
следующих условий: война может начаться на востоке молниеносным
нападением Германии на Чехословакию, для чего германская дипломатия и
секретная служба обязаны заблаговременно создать политические и
международно-правовые предпосылки.

Канарис отложил перо, так и не написав ни строчки, встал и
зашагал по кабинету. Смеркалось, но он не зажигал огня, медленно
передвигаясь от стола к окнам, затем вдоль них - к противоположной
стене, где висел большой портрет полковника Николаи3. Под портретом
была прикреплена полочка, на ней красовались две безделушки из фарфора
и бронзы. Первая изображала лежащую на боку таксу, к которой
приткнулись полдюжины щенят. Вторую, очень древнюю, вывезли из Китая.
Это была сложная композиция из трех обезьян-капуцинов. Одна обезьяна
напряженно всматривалась в даль. Другая слушала, приложив ладонь к
уху. Третья держала палец у рта и как бы предостерегала...

3 Руководитель немецкой разведки в годы первой мировой воины.

Канарис задержался возле безделушек, в который раз всматриваясь в
бронзовых капуцинов - это были его любимцы. Более того, он считал
статуэтку неким символом секретной службы, задача которой - все видеть
и слышать, самой же оставаться невидимой и неслышимой.

В отсветах угасавшего дня старинная статуэтка загадочно мерцала.
Это была зеленая бронза, великолепно отполированная, и столетия не
только не состарили ее, но, напротив, придали металлу какую-то
шелковистость, как бы завершив то, что задумал и создал скульптор.

Канарис долго стоял возле полки, снова и снова рассматривая
фигурки обезьян, их выразительные физиономии.

Вздохнув, он вернулся к столу. День выдался трудный. Сейчас он
мечтал о постели - лечь, расслабиться, провалиться в сон... Но он не
мог уйти, не сделав записи в дневнике. Он никогда не откладывал этого
на завтра: новый день приносит новые заботы, они вытесняют из памяти
то, что было накануне. Память человеческая столь несовершенна...

Он раскрыл тетрадь, поставил дату записи: 24 июня 1937 года. И
снова отложил перо. Откинувшись на спинку кресла, стал выстраивать в
сознании все самое значительное. Итак, война - дело решенное.
Установлена даже очередность: кто будет первым объектом внимания
вермахта, а кто вторым, третьим... Сейчас он отчетливо видел лицо фон
Бломберга, его глаза, когда тот всем корпусом повернулся к шефу своей
разведки: "Адмирал, ваши люди должны идти впереди вермахта. От того,
как умело они будут действовать, зависит, сколько солдатских жизней
сохраним мы для новых походов во славу фюрера и германской нации.
Готовьте таких людей, такие батальоны и полки, адмирал. И мой вам
совет: не теряйте ни единого дня!" И вторая реплика министра:
"Господин Канарис, я предвижу танковые сражения, в которых, быть
может, примут участие тысячи машин, предвижу длительную работу тысяч
бомбардировщиков, чтобы привести в покорность такие страны, как
Франция, Россия или Англия. И я не сказал еще ни слова о нашем морском
флоте... Надеюсь, вы поняли, куда я клоню. Речь идет о горючем,
господин адмирал, о той самой нефти, которой всегда недоставало
Германии, но имелось в избытке у наших противников... Вчера фюрер
сказал мне, что здесь он возлагает самые большие надежды на
руководимое вами управление. Нет, нет, абверу не поручат поиск новых
нефтяных полей, бурение скважин и добычу топлива для армии и флота
рейха. Но мы требуем от вас сделать так, чтобы в случае кризисной
ситуации нефтяной голод терзал не только Германию! Фюрер высоко
оценивает потенциальные возможности вашей службы, и я целиком с ним
согласен. На вашем месте я бы подумал о дальнейшем расширении
аппарата, чтобы усилить проникновение абвера в интересующие нас страны
и объекты. Таким образом, я напутствую вас в предприятии, имеющем
весьма важное значение для судеб рейха. Напутствую и повторяю: не
медлите, адмирал!"

Канарис снова вышел из-за стола. Но направился не к полке со
статуэтками, а к карте, занимавшей всю стену. Она была так велика, что
адмирал пользовался лесенкой, если требовалось взглянуть на некоторые
районы земного шара.

Нефть!.. В центральной части Европы ее добывалось совсем немного.
Рука адмирала коснулась карты в районе Югославии... Вот, где-то здесь.
Затем Румыния: промыслы в Плоешти. Далее - незначительные
месторождения в Австрии и на востоке Польши, в Драгобыче. Увы, все это
не идет в сравнение с нефтяными потоками, которые хлещут из скважин на
месторождениях, принадлежащих Советам.

Канарис передвинулся правее, следя глазами по карте. Вскоре он
нашел то, что искал. Майкоп, прочитал он, Грозный и, наконец. Баку.

Баку... Глава абвера положил на карту обе руки, так что кружочек
с названием города оказался между ладонями, долго всматривался в
выдающийся в море аппендикс - полуостров, на котором была расположена
нефтяная столица Советского Союза.

Минуту спустя он сидел за столом и писал, как всегда покрывая
тетрадный лист неторопливыми четкими строчками.

Вот он прервал работу, поднял голову и поглядел в противоположный
угол кабинета. Лампа освещала только письменный стол. Остальная часть
комнаты тонула в темноте. И все же бронзовая композиция из трех
обезьян мягко сияла, будто свет исходил откуда-то изнутри...

Зазвонил телефон. Это был особый аппарат, не значившийся ни в
каких справочниках или списках. Номер был известен лишь особо
доверенным людям, фактически - личным агентам главы абвера. Но и они
могли звонить по этому телефону только в чрезвычайных обстоятельствах.