другим проблемам или в других изданиях публикуются под псевдонимами, но
в принципе из этого никто секрета не делает и все обычно знают, чей это
псевдоним. А в случае с Хайкиной никто ничего не знает. Или знают, но не
говорят. И это означает, что дело тут нечисто.
посмели поднять руку на когото, и никогда не скрывают авторства скан-
дальных материалов, напротив, всячески его подчеркивают: вот какой я
смелый, бесстрашный и принципиальный, смотрите на меня! Если же человек
пишет такой материал, но при этом скрывает свое имя, это уже попахивает
"заказухой", к тому же хорошо оплаченной.
присела на краешек дивана рядом со мной, обхватила руками колени и тяже-
ло вздохнула. Через прозрачную ткань блузки мне было видно, что бре-
телька бюстгальтера у нее съехала с плеча, и от этого Вика, изменявшая
мне с провинциальным красавчиком, казалась еще более противной. Я уже с
трудом выносил ее присутствие, особенно такое близкое, и отодвинулся по-
дальше.
со статьей. Пойми это раз и навсегда и оставь меня в покое.
когда-то давно, когда мы ссорились и виноватым был я. Она в таких случа-
ях глядела на меня с немым укором и выражением безграничной нежности и
сочувствия, потому что знала, что я сознаю свою неправоту, но никогда не
наберусь мужества в ней признаться. Я раньше всегда бывал благодарен ей
за это сочувствие, потому что Вика принимала меня таким, каким я был, и
не добивалась от меня покаянных речей. Она просто знала, что я все пони-
маю, но ни за что не скажу нужных слов и не попрошу прощения. Однако
сейчас мне ее сочувствие не было нужно. Она нашла себе другого, она хо-
тела убить меня, чтобы не делить деньги, и я отрезал Вику от своего
сердца, как отрезают от куска сыра заплесневелый край. Мне было больно,
но я это сделал.
ничего не имел против того, что где-то в сейфе у нее завалялся не приоб-
щенный к делу протокол. Протокол допроса свидетеля и изъятия ключей был
оформлен задним числом, когда Татьяна еще числилась "при исполнении".
Конечно, это был подлог, но вполне невинный.
тому что в этот момент ему позвонили по телефону.
конец будет готово заключение экспертов по фальшивым стодолларовым купю-
рам. Разговаривать с этим следователем ей было легко, потому что был он
мужиком незатейливым, со всеми сразу переходил на "ты", а его круглое
чернобровое лицо излучало такое простодушие и дружелюбие, что как-то не
хотелось обижаться на панибратство.
осторожно спросила Татьяна.
ла бы. У дела не должно быть двух хозяев, иначе потом концов не собе-
решь. Но Иван придерживался, судя по всему, иного мнения, потому что ве-
село улыбнулся и подмигнул.
сидится, Образцова? Скучаешь?
как зуд, покоя не дает. И идеи кое-какие появились.
рожила кому-то что-нибудь не то, вот с ней и посчитались. Ищи теперь
этого народного мстителя.
но?
основательно забыть все, что она ему говорила при передаче дел.
болезни на каждого.
разбиралась. Мне жена всю плешь проела, что ей читать нечего. Спроси,
говорит, у Томилиной, когда что-нибудь новенькое появится.
боку, муж и сын голодные, пол не метен. Когда узнал, что ты приходишь к
нам работать, все собирался тебе нарекание высказать, дескать, подрыва-
ешь супружескую жизнь.
корячишься, хотел бы я знать? Сидела бы дома и книжки писала. И тебе
удовольствие, и людям радость.
разом взять и снять. Страшно.
бает.
на переезд и на ремонт.
но передумала и пошла в метро. Нечего деньги почем зря тратить, новая
книга еще не дописана и неизвестно, когда она сможет ее закончить, а се-
мейный бюджет - штука не безразмерная. В конце концов, не очень-то она и
устала.
она в очередной раз отметила огромное количество нищих и калек, просящих
милостыню. Татьяна никогда не подавала милостыню, и вовсе не из жаднос-
ти, а из инстинктивной боязни быть обманутой. Она слишком хорошо знала,
в какие группы и бригады на самом деле организованы такие вот "нищие". И
женщина, стоящая в позе молчаливой скорби с картонной табличкой в руках,
извещающей прохожих, что ей не на что похоронить дочь, не вызывала у
Татьяны сочувствия уже по одному тому, что женщину эту она видела по
крайней мере на четырех разных станциях в течение двух месяцев. Что же
она, два месяца тело из морга не забирала? Что-то слабо верится.
шек, протянула ей руку. Татьяна молча прошла мимо, но в этот момент от-
куда-то из-за спины раздался визгливый голос:
ла! Смотрите, люди добрые, на эту писательницу! Во отъелась на своих го-
норарах, глаза жиром заплыли, а на прокорм детишек малолетних денег не
дает! Стыдоба!
с испитым морщинистым лицом и бешено сверкающими глазами. Тетка тыкала в
Татьяну трясущимся пальцем, привлекая внимание спешащих мимо людей. На-
род стал оглядываться на них.
Доставай кошелек и плати, если в тебе совесть есть. Небось по пятьдесят
тысяч долларов-то получать - кошелек охотно открываешь, а как на детишек
маленьких да голодных - так тебе жалко? У, бесстыжая корова!
чей-то шепот:
но, точно она, у нас на работе все ее читают, а там на всех книжках фо-
тография. Надо же, неужели правда, что она такие деньги получает.
произнесла Татьяна. - У женщины острое психическое расстройство, у нее
галлюцинации. И не пускайте ее на платформу, а то под поезд попадет.
тилось, дыхание останавливалось, ей хотелось присесть, но она шла по
длинному переходу, изо всех сил стараясь справиться с собой. Сначала бы-
ло просто противно. Ну, подумаешь, узнала ее какая-то сумасшедшая и ра-
зоралась в общественном месте. Всякое бывает. Но что за бред насчет пя-
тидесяти тысяч долларов? Таких денег Татьяна сроду в руках не держала,
только, может быть, когда продавала питерскую квартиру.
такого страшного произошло? Ничего. Ровным счетом ничего. Конечно, неп-
риятно, когда тебя публично оскорбляют, громко называя жирной бесстыжей
коровой на глазах у десятков людей, но это можно пережить.
дома Татьяне пришлось взять машину, чтобы не рисковать. Войдя в кварти-
ру, она в первый момент удивилась тому, что не слышит Ирочкиного весело-
го голоса и не чувствует привычного запаха вкусной стряпни, но уже в
следующую секунду вспомнила, что Ира на целый день убыла развлекаться со
своим кавалером. Накапав себе валокордина, она прилегла на диван в гос-
тиной в надежде немного вздремнуть, но сна не было. Минут через двадцать
Татьяна встала, завернулась в теплый клетчатый плед и разложила на столе
принесенные с собой записи колдуньи Инессы. У нее не было какой-то опре-
деленной цели, просто где-то в глубинах сознания шевелилась мысль: мате-