отнеслись к убийству нерожденного ребенка. Вы думаете, у него еще не
было души? Он еще не стал человеком?
может Галина Дмитриевна жить в Венеции, если близость воды вызывает у
нее удушье?
Глава 29
принесли солидную порцию зернистой икры с лимоном и маслом. Обычным
гостям приносили паштет из утиной печени. Рязанцев был почетным гостем.
Вокруг него бесшумно суетились официанты, едва он успевал осушить бокал
с минеральной водой, тут же появлялся новый, полный. Стоило поднести ко
рту незажженную сигарету, мгновенно вспыхивала зажигалка.
морковного сока. Когда-то он его терпеть не мог, но Вика приучила
выпивать стакан в день, причем обязательно с несколькими каплями
оливкового масла. Так лучше усваивается все полезное, что есть в
морковке. В ресторане ?Оноре? ему без всяких напоминаний приносили
вначале стакан морковного, а после еды, вместе с десертом, стакан
вишневого сока.
себя прочувствовать вкус каждой отдельной икринки. Но ничего приятного в
этом не было. Черная зернистая икра вдруг напомнила ему толпу армянских
беженцев во время трагических событий в Нагорном Карабахе.
крошечных голов. Черные платки женщин, черные шапки мужчин, мокрые от
мелкого дождя, слегка отливали темным серебром.
оператор.
всем ветрам. Поле напоминало ломоть влажного ржаного хлеба.
платками и шапками. Но не сумел, поскольку испугался. Люди кинулись к
нему, как к спасителю. Цепь вооруженных омоновцев еле сдерживала толпу.
была красивая убедительная речь. Невозможно вспомнить, что именно он
говорил. Слова не имели значения.
не заметил этого. Именно тогда впервые посетило его пьяное
фантастическое чувство, слаще которого ничего нет. Они маленькие, он
большой. Они толпа, он Лидер. Масса и Он. Он и масса.
ломка. Тоска, апатия, дурные сны. Ему снилось, что он один из них, что
он голодный золотушный младенец на руках беженки. Он видел ее грубое
лицо, чувствовал зловоние ее щербатого рта, холод, голод, свою
беспомощность и ненужность. Грязь Востока, умноженная на грязь войны.
Вши, чесотка. Женщины в теплых штанах под фланелевыми халатами. Голодные
дети в обносках. Больные старики. Все злые. Все большие, он маленький.
Самый маленький, самый ничтожный из них.
заводе, где несколько месяцев не выплачивали зарплату, оказалось
отличным лекарством, Он язвительно разоблачал власть: руководство
завода, руководство страны. Он говорил то, что они хотели услышать.
Опять он стал большим, а люди в толпе маленькими. Но главное, он полюбил
их, маленьких, слабых, доверчивых, и себя, большого, сильного, важного.
желал им помочь, вытянуть их из заколдованного круга социальной
несправедливости, научить думать и чувствовать, как он, глобально и
возвышенно. Они это понимали и отвечали ему восторженной взаимностью.
Тогда, в конце восьмидесятых - начале девяностых, у них, как и у него,
оставались еще значительные ресурсы неизрасходованных иллюзий, и это
рождало сладкое чувство единения.
Он сам сочинял свои речи и наговаривал их на диктофон.
- Они тебя не поймут и рассердятся. Не надо логики, только эмоции, не
надо никаких нюансов и оттенков, только черные и белые краски, это им
близко и доступно.
Удивительно, как Галина Дмитриевна умела чувствовать, кому какой нужен
пафос, что хотят услышать закавказские беженцы, тюменские нефтяники,
московские студенты, питерские безработные с высшим образованием.
отредактированный текст. - Это же глупость!
закон толпы. Скушают, как миленькие, и добавки попросят. Не забывай, кто
ты и кто они.
реального смысла, и в широких слоях населения возникала ассоциация со
старым русским словом ?харя?, бабки в деревнях так и говорили: за этого
не будем голосовать, у него харизма толстая и противная.
понимаю, - говорил он, продолжая кокетничать.
с современного русского - обаяние политического лидера, его лицо, его
имидж. Получается не совсем адекватно, зато красиво.
популярным политиком, создать свою партию-, получить голоса на выборах.
Евгений Николаевич Рязанцев принадлежал к когорте демократических
мальчиков, выросших на магнитофонных записях Галича и Высоцкого, на
бледных самиздатовских ксерокопиях книг Солженицина и Авторханова.
Всякая идеология ему претила, в том числе идеология денег. Какие деньги?
Зачем, если есть народная любовь, когда есть харизма, единственная его
идеология?
интеллигентное, благородное лицо, на свою бесценную харизму. Ее
следовало холить и беречь. Он боялся поцарапать ее во время бритья. Он
запрещал себе есть что-либо после шести вечера, чтобы утром харизма не
была отечной и одутловатой. Он удалял щипчиками волоски из ноздрей,
расчесывал щеточкой свои густые красивые брови, чтобы не торчали в
разные стороны, вбивал специальные гели в кожу вокруг глаз. С помощью
жены он научился ухаживать за своей харизмой вполне грамотно и
справлялся с проблемами не хуже профессионального косметолога.
Единственное, что портило его, это легкая желтизна кожи и белков глаз,
последствия тяжелой желтухи. Он подцепил ее еще до брака, в
университете, во время поездки в подмосковный колхоз, от одной
молоденькой колхозницы, вульгарной, но сладкой и сочной, как одноименная
дынька.
проступала сквозь холеную кожу. На это обращали внимание, пускали
неприятные слухи, и в нескольких своих интервью Евгений Николаевич
пожаловался, что в студенческие годы его за антисоветские взгляды
преследовало КГБ. Во время одной из диспансеризаций по приказу Пятого
управления его специально заразили гепатитом ?В?.
получать проценты со всего, даже с такой неприятной и неприбыльной вещи,
как гепатит ?В?, Евгений Николаевич овладел в совершенстве именно тогда,
когда пришло время переводить его в капитал реальный, в твердую валюту.
Партия ?Свобода выбора? нуждалась в деньгах.
предприниматели, которые в результате фантастических безумств
приватизации успели к девяносто второму году хапнуть столько, что не
знали, куда девать, и западные фонды, заинтересованные в парламентском
лобби и инвестициях в российскую экономику и политику.
дано. Надо было срочно кому-то продаваться, но ужасно не хотелось.
Евгений Николаевич метался, мучался. Он с детства панически боялся
ответственности и не умел принимать твердых решений. Доверить выбор
спонсоров кому-то другому он тоже не мог, мешали амбиции, становилось
страшно: вдруг соратники, почуяв слабину, сметут его с пьедестала
лидера, он упадет и разобьет вдребезги свою бесценную харизму?
одного жениха за другим и в итоге отдалась первому встречному, поскольку
тянуть дальше было нельзя. Надвигалась очередная предвыборная кампания.
концерна ?Парадиз? мистер Хоган. За благообразной улыбчивой физиономией
миллионера Джозефа Хогана скрывалась хитрая мордашка потомственного
одесского биндюжника Жорки Когана, эмигранта в третьем поколении. Дед
его был портовым вором в Одессе, в восемнадцатом году благоразумно
слинял в Америку и стал мелким торговцем. Отец закончил Колумбийский
университет и стал адвокатом. Внук закончил Гарвард и стал миллионером
Джозефом Хоганом.
завязалась в Гарварде, куда он наведывался довольно часто, сначала
слушал лекции, потом сам выступал с лекциями. Они с Хоганом были добрыми
приятелями, не более.