Чтение 67–й страницы книги ~Сокровища Валькирии-3~

верил даже находясь под воздействием препарата. Еще будучи в здравом
рассудке и памяти, он определил "истинное учение" как прикрытие некой
главной цели, с которой охотники Дальнего Востока пришли на Урал. Впрочем, и
Тойё, убедившись, что ключа к Афанасьеву таким способом не найти, скоро
отказался от проповедей и приблизил его, открыв истинный замысел - создание
Союза между Севером и Дальним Востоком.

На фоне действия препарата эти идеи показались ему вполне осуществимыми.
Подкупало то, что Дальний Восток не стремился к материальным ценностям
сокровищницы Урала, а искал путь к Знаниям, о которых твердил Мамонт.

Но кроме того - ив этом Иван Сергеевич долго не мог признаться себе,-
Тойё повязал его роскошью, поймал на слабости к женщинам, окружив молодыми
таиландками, которые выполняли всякое его желание. Ничего не скажешь:
несколько месяцев жизни в "империи" казались сказочными и длились как один
нескончаемый сон. И теперь ему грезились руки гейш - сразу восемь!-
ласкающие тело. Можно было избавиться от навязчивого страха перед Хамарой -
переливанием крови, сменой образа жизни, или, наконец, каким-то еще
препаратом, который снимет запрограммированность сознания,- однако забыть
потрясающее состояние самонаслаждения, когда от легчайших прикосновений рук
все существо наливается энергией невесомости и парит в воздухе, когда ты
превращаешься в сгусток летучего вещества,- избавиться от этого казалось
невозможно вообще, поскольку отравлено было не сознание, а чувства.

Поэтому он ждал Мамонта, тешась надеждой на покаяние, и одновременно
боялся его: свалить все на препарат Тойё не получалось...

Выставленные в леваду пчелы, облетавшись, теперь гудели ровно и
размеренно в теплом вечернем воздухе. Иван Сергеевич никогда не занимался
пасекой, хотя после ухода на пенсию подобные мысли его посещали. Делать все
пришлось по инструкции, заблаговременно составленной бывшим хозяином Петром
Григорьевичем. Выполнив все пункты, новоиспеченный пчеловод расположился
между ульев на траве, чтобы испытать благость, обещанную стариком. Пчелы
действительно убаюкивали, наполняя небо тихим звоном, однако вместо радости
жизни он испытал внезапный толчок тревоги: над перевалом заклубилась темная,
похожая на дым от пожара, туча, и скоро с востока отчетливо донеслись звуки
боя.

Иван Сергеевич вскочил, вглядываясь в седловину гор, потом побежал, чуть
не опрокинув улей,- зарево огня вырвалось из-за хребта и осветило дымы,
поднимаясь выше и разливаясь по небу. Казалось, та сторона гор постепенно
заполняется раскаленной лавой и еще миг - огненный поток хлынет с востока на
западные склоны. Ослепленный, он не сразу заметил рой самолетов, беззвучно
кружащихся в пурпурном небе, время от времени падающих к земле: скорее
всего, это было ковровое бомбометание...

Хамара! Это был он, Охотник за Будущим! Это его последователи - "дети
Татхагата" шли с востока!

Он побежал в избу, достал коробку с пультом управления и радиостанцией,
натянул наушники и услышал сплошной треск. А война между тем достигла
седловины и, перевалившись, потекла на запад. Зловещие стрелы самолетов
выныривали из-за хребта и вонзались в голубое небо, выискивая цели.
Приковавшись к ним взором, Иван Сергеевич забыл о страхе и почти наощупь
нажимал кнопки - приводил зенитно-ракетный комплекс в боевое положение.
Когда платформа выехала из горы и на пульте загорелся сигнал готовности, он
надавил красную кнопку пуска и в тот же момент увидел стартующие поочередно
все четыре ракеты. Столбы пыли и дыма затянули весь противоположный берег!

Приступ страха накатил мгновением позже, когда белые хвосты ракет уже
резали пространство навстречу самолетам Хамары. Вернуть назад их было уже
невозможно!

Он стиснул голову руками, чувствуя, как раскалывается череп, сжался в
комок на дне укрытия-окопа. Грохот разрывов встряхивал небо, как огромный
жестяной лист, на землю дождем сыпались огненные обломки, вычерчивая дымные
следы...

Потом в области темени что-то щелкнуло, словно гранатный запал, в
сознании сверкнула яркая вспышка, и мозг начал медленно оплавляться, словно
кусок воска.

Когда он снова поднял голову и разлепил глаза - увидел, что по-прежнему
лежит на траве между ульев, а над восточным склоном и горами громыхает
далекая майская гроза.

Самая обыкновенная, первая в этом году гроза. И пчелы, почувствовав ее
приближение, попрятались в ульи и теперь слышен лишь тихий, замирающий гул.

Иван Сергеевич вскочил, обрадованный, что все это - лава огня, самолеты и
наступление Хамары,- только приснилось, и что он не переступил черту, не
нарушил табу и не поднял руку ни на Охотника за Будущим, ни на его "детей".
Тут поднялся ветер, обычный перед ливнем, и пришлось спасаться бегством,
чтобы не попасть под дождь. И едва успел заскочить в сенцы, как стена воды
обрушилась на крышу дома. Гром уже долбил над самой головой, но был не
страшен. Иван Сергеевич допоздна просидел у окна, не включая света.

Всю ночь лил дождь и бушевала гроза над Уралом. А утром, когда он вышел
на улицу, чтобы посмотреть пасеку, случайно заметил в прошлогодней траве
какой-то серый, поблескивающий на солнце предмет. Без всяких мыслей, из
инстинктивного любопытства, он свернул с тропинки и увидел перед собой кусок
рваного дюраля. Неподалеку валялся еще один, с закопченным концом и
лохмотьями обгоревшей пластмассовой обшивки.

Не веря своим глазам, он побрел вдоль изгороди, натыкаясь на обломки
самолета чуть ли не на каждом шагу: склон горы вместе с пасекой и
взлетно-посадочной полосой у леса - все было усеяно искореженным и
обожженным металлом!

- Я победил тебя, Хамара!- закричал он, грозя Востоку кулаками.- Я сжег
твои самолеты!

Он бегал по берегу и пинал обломки, словно добивал своего противника. И в
радости не заметил, как из-за перевала вновь потянуло дымом и из-под него,
как из адова пекла, покатились волнами "дети" Хамары. Иван Сергеевич
бросился на свою позицию, изготовился, приведя в боевое положение весь
арсенал, и стал ждать команды. А ее почему-то не было!

Между тем Охотники за Будущим, словно туча саранчи, неслись по склону и
уже были в опасной близости от пасеки. Они поливали огнем пространство, так
что вокруг Ивана Сергеевича земля кипела от взрывов. И тогда он включил
систему залпового огня. Снаряды ложились так плотно, что стена поднятой в
небо земли не успевала оседать, а он, двигая эту стену впереди себя, начал
медленно выдавливать противника назад, за перевал. А сам уже поглядывал в
небо, ожидая, когда придет подмога, поскольку бой длился уже больше двадцати
минут.

И только выдавил "детей" Хамары за хребет, как оттуда появились стрелы
черных самолетов. Иван Сергеевич хладнокровно выждал, когда они пойдут в
пике, и дал ракетный залп. В небе расцвели дымные цветы разрывов и первая
тройка истребителей превратилась в обломки. Он уже было крикнул "Ура!", но
из-за гор, на низкой высоте потянулись гусиным косяком тяжелые
бомбардировщики.

Он сделал еще один залп, но на той стороне реки взлетела всего одна
ракета.

Последняя...

Иван Сергеевич обернулся и теперь смотрел уже не на восток, в сторону
противника, а на запад, откуда должны были появиться наши самолеты...

Он вынырнул из пучины и чуть не ослеп от яркого весеннего солнца. И чуть
не оглох - от птичьего пения, заглушающего шум вспененной, бурной воды.

Несколько минут, распластавшись, он плыл по течению, наконец-то ощутив
себя Счастливым Безумцем. Мимо проносились берега, покрытые лесом и зеленой
травой, забрызганной пестрым ликующим разноцветьем. Кипела и пузырилась
голубая вода на камнях, в глубине скользили стаи рыб, спешащих на икромет,-
живая и замершая материя двигалась, переливалась красками, звуками, и только
высокое небо стояло над землей неподвижно и вечно.

Мамонт выбрался на сушу, сделал несколько шагов и рухнул в траву. Он еще
не мог, широко открыв глаза, таращиться на мир, и, как новорожденный,
познавал его, щурясь от света, вдыхая запахи и ощупывая землю руками.

Никогда еще он не воспринимал и не чувствовал так ярко то, что обычно
попирал ногами - цветущую весеннюю землю.

Наконец глаза привыкли к свету солнца, и он рассмотрел перед собой
копошащуюся на цветке пчелу. И она, как золотое звено, связующее два разных
мира, вернула его в реальность и поставила на ноги. Счастливый Безумец
ощутил земное притяжение и, тяжело передвигая ноги, побрел вслед за
улетающей пчелой.

Он с трудом узнал пасеку Петра Григорьевича. Нет, все было на месте: дом,
широкая левада с аккуратными ульями, баня на берегу, но все это как бы
уменьшилось в размерах, приземлилось, потеряло прежний горделивый вид,
потому что на месте взлетно-посадочной полосы до самого леса чернело хорошо
возделанное поле, на котором всходили какие-то посевы, а за домом, на уступе
горы, где когда-то стояла палатка Мамонта, поднимались недостроенные стены
огромного дома, сложенные из дикого камня и напоминающие средневековый
замок.

Мамонт пошел краем поля, отмечая, какой титанический труд был вложен,
чтобы облагородить эту насыщенную камнем землю - убрать с нее тысячелетиями
враставшие глыбы, перетрясти, перебрать руками, освободив от валунов и
щебня. Но когда приблизился к строительным лесам, ощутил себя маленьким,
словно стоял возле египетской пирамиды. В основание фундамента были заложены
камни высотой в человеческий рост, выше они уменьшались в размерах, однако
все равно без крана их вряд ли поднимешь, а строительной техники нигде не
видно. Мамонт поднялся по лесам и со стены заметил человека, который с
помощью деревянной ваги вкатывал в гору камень. Этот "сизиф" работал без
устали и через четверть часа полутонная глыба оказалась у строения. Он даже
не перевел дух, не смахнул пот со лба и сразу же принялся втаскивать камень
на леса по деревянному трапу, используя веревку, переброшенную через блок, и
простой лом.