Чтение 67–й страницы книги ~Пепел надежды~

Маврикий. Он слышал, что где-то продают гражданство.

Кажется, на Арубах или еще где-то в Карибском море. Он купит себе
гражданство той далекой страны, найдет себе молодую девочку по вкусу,
бросит этот постылый и опасный город. Колесов даже зажмурился от
удовольствия. И первый шаг к реализации этого плана будет сделан
сегодня. Сегодня ему наконец сообщат о смерти Фили Кривого.

Одеваясь, он вспомнил, что сегодня воскресенье. В офис ехать не
нужно, никаких особенных дел у него не было. Можно отправиться
куда-нибудь в казино, где он появлялся обычно инкогнито и проигрывал
небольшие суммы, никогда особенно не рискуя. Но сегодня нельзя. Сегодня
нужно быть на виду, чтобы его потом не обвинили в убийстве этой
одноглазой сволочи.

Колосов подумал, что Большой театр как раз то место, где он может
побывать. Ему не нравились ни балет, ни опера. Он засыпал уже через
минуту после того, как попадал туда. Но престиж требовал его появления в
ложах Большого, чтобы бывшие товарищи, знакомые ему еще по прежним
временам, иногда видели его в таком приличном месте. Ему было приятно,
когда его считали крупным бизнесменом, сумевшим перестроиться в сложное
для всех время. Это укрепляло в нем уважение к самому себе.

Он позвал Родиона и приказал отправить одного из водителей в Большой,
чтобы ему оставили ложу. После чего пошел в ванную бриться, решив, что
по окончании спектакля он поедет в ресторан, чтобы отпраздновать смерть
зарвавшегося выскочки, каким он считал Филю.

Колесов боялся признаться самому себе, что он всегда опасался Фили.

Очень опасался, даже боялся. Ведь он оказался на заповедной
территории таких, как Филя Кривой, тех, кто провел здесь детство и
юность. Лагеря и тюрьмы были их школами и университетами. Такого опыта у
самого Колесова не было. Его никогда не арестовывали, никто никогда его
не допрашивал, если не считать позорного изгнания в августе девяносто
первого. Никогда не ел он тюремной баланды, не спал на нарах, не попадал
в общие камеры, переполненные заключенными, когда спать ложились по
очереди на одни и те же нары.

Именно поэтому у Колесова был своего рода комплекс неполноценности.

Именно поэтому он всегда побаивался таких типов, как Филя Кривой,
считая, что не сможет сравниться с матерым рецидивистом ни по
жестокости, ни по изворотливости. Но постепенно, с годами, работая
всегда на грани срыва, Колесов вдруг осознал, что давно стал "своим" и
отсутствие тюремного опыта совсем его не подводит. К тому времени среди
бандитов можно было встретить не только бывших комсомольских работников,
но и бывших офицеров КГБ, МВД, Министерства обороны. Хотя, допустим,
такое явление, как бывший партийный работник, ставший одним из крупных
наркодельцов города, было еще довольно редким. Подобное было обычной
нормой в южных республиках, где партийные работники, а особенно первые
секретари, назначаемые в сельские районы, были там главными рэкетирами.

Соответственно в их "банды" обычно входили председатели исполкомов,
прокуроры, начальники местных райотделов милиции. Сами руководители
районов собирали дань и обкладывали особыми поборами все предприятия и
организации района. Назначаемый первый секретарь обычно рассматривал
район как свою вотчину, выделенную его семье в пользование. При
соблюдении общей социалистической риторики и обязательных портретах
классиков марксизма-ленинизма в кабинетах все остальное делалось по
веками устоявшимся законам, методично и целенаправленно.

Первые секретари были хозяевами районов.

Они имели право обирать свои районы, разумеется, отдавая при этом
часть денег своему руководству. Подобная система поборов, доходившая до
самого верха, до московских "небожителей", была обычным явлением, и
никто не рассматривал ее как порочную.

За годы после своей отставки Колесов заматерел, превратился в одного
из самых авторитетных людей в Москве. Помешал досадный срыв, что
случился два года назад с переправкой груза Хозяина из Средней Азии в
Европу, когда весь груз пропал. Колесову со своим компаньоном пришлось
выплачивать колоссальные штрафы за убытки, понесенные наркодельцами,
доверившими им свой товар. Если бы не этот срыв, сейчас Андрей Потапович
мог бы считаться одним из самых состоятельных людей города. Он всегда
помнил об этой ужасной неудаче. Тем более что деньги, которые ему были
должны, возвращали не всегда и не в назначенный срок, как было и с
Серебряковым. Колесов отслеживал своих должников и беспощадно с ними
расправлялся, требуя от них немедленных выплат.

Глядя на свое отражение в зеркале, Колесов с удовольствием отметил,
что некоторое ограничение в пище пошло на пользу его фигуре. Он выглядел
совсем неплохо для своих лет, и это его радовало.

Выйдя из ванной, он опять позвал Родиона. И пока кухарка готовила ему
горячий завтрак, он устроил самый настоящий допрос своему начальнику
охраны.

- Кого ты послал к Филе? - спрашивал Колесов, сидя в своем кабинете.
Он никогда не вел серьезных разговоров в машине, считая, что, во-первых,
нужно опасаться шоферов, всегда знавших гораздо больше о своих хозяевах,
чем они о собственных водителях, а во-вторых, он понимал, как легко
записать разговор в машине. Надо просто установить в автомобиле
подслушивающее устройство. Насчет собственного кабинета он был спокоен,
считая, что здесь невозможно поставить "жучки". Он, правда, не знал, что
современные технические средства позволяют считывать информацию лазерным
лучом с вибрирующих оконных стекол.

- Надежный человек, - кивнул Родион, - все сделает как нужно.

- А с Колей как получилось?

- На берегу озера, - ухмыльнулся Родион. - Он меня сам туда привез.
Ну, я его и отправил купаться. Пусть поплавает, если по земле не умел
ходить.

- Пистолет выбросил? - хмуро спросил Андрей Потапович.

- Обязательно. Прямо в озеро, рядом с покойником. Зачем мне такая
улика? И машину его утопил, не пожадничал.

- Молодец, - кивнул Колосов, - это ты хорошо придумал. Когда найдут -
решат, что он в аварию попал. Если, конечно, на экспертизу не потащат.

- Поздно уже, - засмеялся Родион, - его там уже рыбы едят.

- За билетами в Большой послали? - вспомнил Андрей Потапович.

- Конечно, послали. Я водителю объяснил, чтобы сначала к директору
зашел. Вам ведь всегда две ложи оставляют. Даже если мы не ходим, .ни
все равно наши ложи никому не отдают. Такой у нас с ними уговор.

- Поезжай в Москву и узнай, как все с Филей случилось, - приказал
Колосов. - Вечером придешь, расскажешь. И получишь пятьдесят тысяч.
Можешь заплатить свои, за мной не пропадет.

- Ясно, - ухмыльнулся Родион. - А за Колю? - нагло спросил он.

- Нет, - твердо сказал Колосов. - Это твой личный должок был. Ты и
должен был его кончить.

- Ладно, - примирительно сказал Родион, - раз должен был, то ладно...

Он вышел из кабинета Колесова в полной уверенности, что вечером еще
увидится с ним. В Москву он ехал на собственном "Пежо" последней модели.
Родион был в хорошем настроении. На убийстве предателя он заработал
больше денег, чем за год работы. И поэтому он радостно вел машину, спеша
на встречу и предвкушая новый заработок.

Его арестовали прямо у дома, где он остановил свой "Пежо", собираясь
пойти к нанятому им киллеру. В его аресте принимало участие такое
количество людей, что он даже испугался, приняв их за хорошо
организованную банду. В тот момент, когда Родиону надевали наручники, к
даче Андрея Потаповича подъехали оперативники.

Колесов, уже получивший билеты в Большой, отправил свой смокинг в
срочную химчистку, чтобы вечером надеть его. Но вместо смокинга его
ожидала совсем другая одежда. Когда вошедшие оперативники объявили
Колесову, что он арестован, Колесов впал в тяжелый транс, из которого
его не вывел даже приезд в прокуратуру куда его доставили. Он испытал
подлинный шок от ареста.

Колосов молчал до самого вечера. Потом к нему привели Родиона, и тот
дал показания о готовившемся убийстве Фили Кривого и уже совершенном
убийстве Коли. Колесов не стал говорить и тогда, когда появился киллер,
нанятый Родионом, и заявил, что ему обещали двадцать пять тысяч вместо
пятидесяти, о которых Колесову говорил его помощник.

Но, когда в комнате прокурора появился Константин Цапов, который
начал рассказывать историю "подвигов" Колесова, начиная от злосчастного
груза Али Аббаса Зардани, так и не дошедшего до получателя в Европе, и
кончая смертью Жеребякина и поисками исчезнувшего самолета, Колосов не
выдержал.

- Врешь! - закричал он изо всех сил. - Все вы врете, "шестерки"
вонючие, подлецы, козлы!..

Он еще кричал что-то по инерции, ругался, чуть не плакал, когда вдруг
услышал очень тихие и спокойные слова Цапова.

- Я тебе не "шестерка", - говорил Цапов. - Я подполковник милиции и
был внедрен в вашу организацию. Ты знаешь, что нас троих наняли убить
твоего полковника, за которым ты тоже охотился...

И тогда Колесов страшно и отчаянно зарыдал. Он вдруг в какой-то
момент понял, что навсегда рухнула его мечта об островах в Карибском
море, никогда у него не будет красивой молодой девушки, не будет веселых
людей на пляже, виллы где-нибудь на побережье. Впереди долгие
мучительные годы лагерей, унижений, издевательств. Он все еще не мог
поверить в подобный конец. Он был слишком бесславен и слишком глуп для
такого человека, как Андрей Потапович Колесов.

На следующее утро, когда Алексей Кириллович Башмачников приехал на
работу, его арестовали прямо в собственном кабинете, взяв со всеми
бумагами, расписками и найденными досье на уволенных офицеров.

Алексей Кириллович точно так же, как и его бывший друг Колесов, все
отрицал, возмущаясь "наглой клеветой и ложью". И только когда ему дали