Чтение 67–й страницы книги ~Закон подлости~

Когда замок со звоном упал на пол, Иван рванул на себя дверь и бросился
вниз. В подвале было темно и сыро. Из вентиляционных отверстий лился дневной
свет.

Несколько секунд Док стоял, привыкая к полумраку. Потом он двинулся в
глубь помещения, стараясь не удариться головой о нависающие трубы и
уворачиваясь от струй горячего пара. У дальней стены он наткнулся на то,
ради чего погибло столько людей.

Серебряного цвета чемодан стоял под трубой.

Сбоку к нему была прилеплена лепешка пластиковой взрывчатки с
взрывателем. От взрывателя с жидкокристаллическим циферблатом к черной
коробочке пейджера тянулись два проводка.

В последние минуты своей жизни Леха Шах не врал. Док нагнулся к
взрывателю и осторожно отлепил от него капсюль детонатора.

На циферблате истекали последние секунды. Вот исчезла последняя единица,
вот замерли на нем, как страшное напоминание о смерти, четыре грозных нуля.
Раздался легкий щелчок, и между двумя проводками проскочила искра...

Обессиленный от напряжения Док сел прямо на сырой пол. По его лицу
стекали капельки пота. Взгляд Дока скользнул по стене и наткнулся на
выцарапанную на закопченном кирпиче надпись:

"Здесь прогуливали свои уроки Шах и Вано".

...И внизу дата из давно забытого, но замечательного школьного года...

Что еще?

Дело было закрыто, проблемы закончились, головная боль прошла. Они теперь
опять могли отдохнуть, опять раствориться в обычной жизни, все меньше и
меньше привычной для них. Усталость была колоссальной, ни с чем не
сравнимой. Усталость валила с ног. И еще страшнее она была оттого, что такой
недолгой оказалась радость от возвращения Трубача, сменившись горем новой
потери.

Найтись, чтобы вновь исчезнуть из жизни, теперь уже навсегда, - какая
жестокая ирония судьбы!

Голубков распорядился выплатить им их обычный гонорар - пятьдесят тысяч
баксов на человека - за отлично выполненную работу. Они не то чтобы
отказывались - какой же дурак будет отказываться от денег? - но просто
восприняли этот факт с равнодушием. Уход Трубача, который нельзя было
назвать гибелью в бою, был словно тревожный звонок для каждого из них: ведь
Трубача постигла смерть не от руки убийцы - от старых ран, от накопившейся
за все эти неспокойные годы усталости, на которую им не приходило в голову
сетовать.

И все-таки это была смерть бойца, которой не было бы стыдно никому из
них.

Во всяком случае, эта история закончилась. И в целом - закончилась
удачей. Может быть, потому, что кроме умения вовремя выстрелить они
научились еще одной важной вещи - вовремя не выстрелить. А может быть,
просто оттого, что в маленькой церквушке в местечке Спас-Заулок под
Зарайском время от времени появлялся молодой еще человек по имени Сергей
Пастухов, чтобы без слов, в сердце своем, отблагодарить Всевышнего за жизнь
живых и попросить покоя умершим.

* * *

...И снова горело в маленьком храме в Спас-Заулке семь свечей - пять за
здравие и две за упокой душ погибших товарищей - Тимофея Варпаховского и
Николая Ухова, обретшего наконец свой покой под тяжелой плитой, которая уже
лежала здесь целый год и целый год была памятной, а теперь стала могильной.

...Тяжелая плита на далеком деревенском кладбище под родными небесами...

Склонясь перед образом покровителя воинов Георгия Победоносца, Сергей
Пастухов все думал о том, сколько смертей уже на счету его маленькой
команды. Смертей, для кого-то явившихся заслуженной карой; смертей ради
добра для множества других людей, оставшихся благодаря команде Сергея живыми
и невредимыми; смертей, вызванных необходимостью самому остаться в живых...

И, осеняя себя крестным знамением, он все пытался понять:

Чей я солдат, Господи?

И если Твой - не допусти, Господи,

стать мне слугою Князя Тьмы.

Господи. Господи. Господи.